Крутые повороты: Из записок адмирала - Николай Кузнецов

О двух эпизодах нельзя не вспомнить. Г.К. Жуков, будучи весьма честолюбив и считая наркома ВМФ по рангу ниже его, маршала, однажды приказал через адъютанта «позвонить ему по телефону». Я счел этот приказной тон, да еще через адъютанта, невежливым, а формально неуставным и неправильным. Промолчал! На повторный звонок ответил, что если Жукову я нужен, то он знает мой номер кремлевской «вертушки». Он обиделся. Совсем не так давно об этом мне рассказал со слов Р.Я. Малиновского К.К. Рокоссовский, но уже в сильно искаженном виде. По его словам, Жуков будто бы приказал мне явиться к нему, а я на это ответил: «Если ему нужно, то пусть он приезжает ко мне». (Чего не было, того не было.) Жуков, якобы обиженный таким дерзким ответом министра ВМФ, пообещал когда-нибудь это припомнить. Хотя Жуков формально был заместителем министра обороны, но, опираясь на дружбу с Хрущевым, вел себя довольно независимо. Они оба, Хрущев и Жуков, открыто ругали И.В. Сталина и выдумывали всякие небылицы. Но это остается на их совести. В книге Жукова я уже прочитал другое.

Наши отношения с ним стали поистине драматическими, когда он в феврале 1955 года был назначен министром обороны и получил «карт-бланш» от Н.С. Хрущева. Вся накопившаяся к Сталину неприязнь, как распрямляющаяся пружина, чувствовалась в эти дни во всем поведении Жукова. Он как бы стремился наверстать потерянное время и славу.

С чего началось? За несколько дней до утверждения Г.К. Жукова министром обороны мы с маршалом А.М. Василевским сидели на расширенном Пленуме ЦК в Большом Кремлевском дворце. Из президиума одновременно получили записки тогдашнего министра обороны Н.А. Булганина одного содержания: «Прошу зайти ко мне в кабинет в 13 ч. 15 м.». Прочитали и спросили друг друга, пока не зная ничего: «По какому поводу нас приглашают в кабинет министра?» Принимал нас Н.А. Булганин по очереди: сначала А.М. Василевского, потом меня. От имени Президиума ЦК он информировал нас о принятом предварительном решении освободить Г.М. Маленкова с поста Предсовмина и вместо него назначить Н.А. Булганина. На пост же министра обороны уже был назначен Жуков, и теперь спрашивали мнение маршалов, одобряют ли они кандидатуру. Мне потом стало известно, что некоторые высказывались за Василевского (в частности, В.Д. Соколовский), некоторые — за Жукова. Когда я постфактум случайно коснулся этого вопроса в беседе с К.К. Рокоссовским, то он ответил просто: «Товарищ министр, мы, моряки, не претендуем на такой общевойсковой пост, и кого из Маршалов Советского Союза сочтут нужным назначить министром, — я не берусь даже высказывать свое мнение. Однако если будет назначен Жуков, то мне казалось бы правильным указать ему на необходимость впредь более объективно относиться к флоту». Такое опасение с моей стороны было не случайным. За последнее время я слышал ряд весьма нелестных отзывов со стороны Жукова в адрес флота, к тому же ни на чем не основанных и подчас просто неправильных с точки зрения государственных интересов обороны. Мне казалось, что если сочтут нужным, то ему сделают такое замечание без ссылки на мою фамилию. Этого требовали интересы дела. Ведь разговор был конфиденциальным, как заявил Булганин. Я ему откровенно и высказал свое мнение. Оказалось, что оно было передано Жукову так, что «Кузнецов возражает против его назначения». При самолюбии Жукова и той опоре, которую он чувствовал, будучи другом Н.С. Хрущева, можно было догадаться, к чему это приведет.

На деле получилось плохо. Заняв пост министра обороны, маршал Жуков закусил удила. Ему показалось, что теперь «сам черт ему не брат». Мне думается, никогда честолюбие Жукова не было удовлетворено в такой степени, как тогда. Не зная, что моя конфиденциальная беседа стала буквально в тот же день известна Жукову, я старался найти с ним общий язык.

Он не удержался и при первом же моем очередном докладе ему откровенно и с нескрываемым наслаждением выразил свое неудовольствие: «Так вы были против моего назначения?» Затем он прямо сказал, что «никогда не простит мне этого». Я повторил все слово в слово, что говорил ранее. Понимая, сколь дорого мне может это стоить, я все же считал своим долгом быть откровенным и прямым в вопросе отношения Жукова к флоту. Это не мой личный, а государственный вопрос… Но судьба моя была уже предрешена, стало очевидно — нужно уходить подобру-поздорову. И я действительно ушел, но «не подобру» — и «не поздорову». Уйти пришлось после ряда столкновений с Жуковым, будучи серьезно больным да еще и с неожиданными последствиями…

Я был выставлен перед Жуковым как его противник. Его желание расправиться со мной за «непочитание старших» вскоре почувствовалось буквально во всех отношениях. Он начал беспричинно грубить, явно вызывая меня на скандал. Видимо, разговоры с такими персонами, как Булганин, убедили его в том, что он будет поддержан в любом предложении относительно меня. Отношение же к флотским вопросам становилось подчеркнуто пренебрежительным. Я, несмотря на его отношение ко мне и флоту, считал своим долгом самым корректным образом ввести его в курс флотских вопросов и пытался возбудить в нем желание разобраться в наших нуждах. Таким же приблизительно образом я строил свои отношения с бывшим министром обороны Булганиным, который потом одним взмахом вычеркнул из своей памяти все, что я старался ему привить относительно флота.

Так, я несколько раз предлагал маршалу Жукову найти время и выслушать меня в течение нескольких часов о состоянии флота. Я серьезно подготовился к этому и с картами надеялся доложить и разъяснить все, что ему будет непонятно. Он долго оттягивал мой доклад, наконец согласился и назначил время; я подобрал все материалы в двух экземплярах, один специально для него, набрал с собой для наглядности карт, чтобы более популярно излагать все вопросы. Но каково же было мое огорчение и разочарование, когда через 15 минут после начала моего доклада он беззастенчиво начал зевать. Несмотря на это, я, сдерживая свое негодование, продолжал докладывать.

У него не хватило терпения, и через полчаса он прервал меня, попросив оставить весь материал в Генштабе с тем, чтобы потом «детально» познакомиться с ним. Что можно придумать еще более оскорбительного и грубого министру в отношении своего первого заместителя и Главнокомандующего Военно-Морским Флотом, чем такое, явно пренебрежительное, отношение к его докладу с зеванием во весь рот?

Не показывая вида, но, естественно, страшно расстроенный, я вернулся к себе в кабинет и задумался о причинах всего происходящего. Предположил, что, видимо, вопрос о моем нахождении на этой должности им уже предрешен, и он не считает целесообразным тратить время на разговоры со мной. Я готов был немедленно оставить пост, но мне не хотелось поступать так, чтобы это выглядело как мое личное нежелание служить с Жуковым.