Правосудие в Миранже - Элизабет Мотш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я еще раз написал об этом в орден Иисуса, — сказал иезуит. — Если понадобится, я сам поеду в Париж.
Подойдя к мольберту, он посмотрел на незавершенный рисунок крокуса, после чего перевел взгляд на живой цветок, лепестки которого постепенно увядали, хотя стебель по-прежнему стоял прямо.
— Никогда еще жизнь не представлялась мне столь эфемерной. Я смотрю на ваш крокус с таким чувством, будто завтра умру. Любое ощущение кажется мне обостренным до предела…
В дверь постучали. Жаспар Данвер вложил письмо иезуита в пакет, предназначенный для отправки в Париж.
Начальник тюрьмы закрыл за собой дверь, предварительно убедившись в отсутствии соглядатая. Он воспользовался традиционным «винным» перерывом, чтобы предупредить господина королевского инспектора, что на утреннем заседании председатель суда был вне себя от гнева. Он проклинал водуазцев[4], евреев, извращенцев, итальянцев, всех тех, говорил он, кто строит козни при королевском дворе. Позже от лейтенанта Шатэня офицер Мало узнал, что председатель Ла Барелль получил послание из Верховного суда, запрещавшее начинать процессы по делам о колдовстве до прибытия Королевских эдиктов со специальными указаниями для провинциальных судов.
— Наконец хоть одна хорошая новость! — воскликнул Караш д’Отан.
— Погодите радоваться, — сказал начальник тюрьмы. — Председатель суда пришел в такое бешенство — против вас тоже, господа, — что решил как можно скорее завершить текущий процесс. Вы сами понимаете, чем это грозит.
Офицер Мало извинился и надел шляпу. Он торопился: в тюрьме случилась какая-то неприятность и его отсутствие могло ему дорого обойтись. На румяном лице начальника тюрьмы отражалась внутренняя борьба с собственным страхом.
Когда за ним захлопнулась дверь, судья и иезуит переглянулись.
— Нужно предупредить вдову, чтобы она уходила из города, — сказал священник. — Наведайтесь к ней вечером, скажите, что оставаться здесь становится опасно…
— Лучше вы. Вас примут за ее исповедника. Но все же дождитесь вечера. Чем меньше нас будут видеть, тем лучше. Передайте ей, что я договорюсь о побеге с хозяевами постоялого двора: мы крепко повязаны друг с другом. У нее есть день-два на сборы.
Тайный посланец судьи Данвера появился сразу же после ухода Караш д’Отана.
— Пришлось дождаться ухода ваших посетителей, чтобы не представляться им, — тихо сказал он. Затем без лишних слов курьер спрятал пакет под просторным плащом и, прощаясь, взмахнул черной шляпой.
Стоя у окна, Жаспар взволнованно следил за всадником, который быстро удалялся в северном направлении…
Когда он обернулся, в комнате уже была хозяйка постоялого двора. Легкость ее походки при такой полноте всегда озадачивала Жаспара… Некоторое время женщина с лукавым видом разглядывала судью, после чего заявила: ей все известно о его сегодняшних посетителях. Данвер осадил ее ледяным взглядом. Хозяйка осеклась, потом сказала, что у нее есть новости о Коломбане.
— С этого утра он в Дижоне! — торжествующе сообщила она, и тут же ее голос приобрел ядовитый оттенок: — Надеюсь, теперь о нем позаботится этот ваш епископ-протестант. В противном случае все наши усилия пойдут насмарку.
В опущенных уголках ее поджатых губ явственно читались подозрительность и неприкрытая угроза… Тем не менее пока они были союзниками. Она даже пригласила Жаспара на праздничный ужин с кюре Миранжа, у которого сегодня был день рождения. Брови Жаспара вопросительно выгнулись, и женщина поторопилась заверить его, что кюре можно доверять. Ни ей, ни ее супругу он никогда и ни в чем не отказывал.
«Если мне удастся добиться его расположения, — подумал Данвер, — я, несомненно, смогу узнать много нового».
Вечером они собрались за столом перед ярко пылающим камином. Последних клиентов быстренько выставили за дверь: когда хозяйка в плохом настроении, с ней лучше не спорить. Кроме судьи и кюре Миранжа на ужин была приглашена чета виноделов, давних друзей хозяев. Трактирщик и его супруга были одеты с иголочки. Хозяйка встречала гостей в новом платье и накрахмаленном чепце, который лишь подчеркивал ее непривлекательность, а хозяин щеголял в новом поясе — широком красном кушаке с заткнутыми за него ножами.
За столом шло активное обсуждение последних городских сплетен.
— Говорят, бородатая ведьма сейчас сильна, как никогда, — заявил хозяин.
— Кое-кто слышал ее храп в доме священника, — сгущая краски, добавила хозяйка.
Кюре пришлось защищаться:
— Должно быть, это служанка дрыхла без задних ног вместо того, чтобы заниматься уборкой.
— Но люди утверждают, что узнали бородатую ведьму, — стояла на своем хозяйка.
Кюре поклялся рогами дьявола, что никогда в жизни не видел ее.
Хозяйка положила ему на тарелку пару ломтей сала толщиной с собственную ладонь и посоветовала не обращать внимания на эти россказни. За длинный язык придется расплачиваться. Вот взять хотя бы старуху Бург и этого идиота Абеля…
Она осеклась, увидев искаженное яростью лицо судьи. Она ни с кем не хотела спорить. Чтобы сменить тему, она сообщила, что на завтрашний день ей нужен кое-кто особенный.
— Помощник? — поинтересовался винодел.
— Нет, карлица.
Винодел покачал головой. Карлица… Легче сказать, чем найти. Хозяин был того же мнения, но что делать, если таково желание клиента. Каждые три дня он требовал новую девку. Винодел спросил у кюре, не считает ли он такие аппетиты чрезмерными. Служитель церкви поднял руки и, задумчиво соединив кончики пальцев, заявил, что не видит ничего плохого в тяге к новизне, более того, если постоянно пользовать одну и ту же девушку, то она в конце концов станет настоящей греховодницей.
Краем глаза хозяйка следила за судьей, который сразу же раскусил ее замысел. Она хотела втянуть его в свои махинации, превратить в сообщника. Приторно-сладким голосом она добавила:
— Вообще-то судья Бушар мог бы понять, что чистых и здоровых потаскушек в наших краях сыщется не так уж много.
Данвер наспех проглотил свой десерт и, поблагодарив хозяев, откланялся.
Оказавшись в своей комнате, он дал волю душившему его гневу. Обещание, которое он вынужден был дать Анне, показалось ему вдруг невыполнимым. Завтра через иезуита она сообщит ему о своем решении. Он присоединится к ней позже, подальше от города… Но к чему оставаться здесь, в этой комнате, со всеми этими проблемами, жуликоватыми горожанами внизу и нескончаемым ожиданием?.. Ожиданием чего? Теперь для него имело значение лишь одно имя — Анна. Он находил его красивым, но не хотел бы слышать за ним чужую фамилию…