Я — посланник - Маркус Зузак

— Ну что? — произносит он с сарказмом — чтобы больнее поддеть. — Как там поживает большая тетя?[14] Я смотрю, ты так и не сломал ей шею!

Мокрые светлые волосы свисают на глаза, взгляд решительный — герой, ни дать ни взять.

Я сурово отрицаю свою вину:

— Ты только посмотри на этого амбала, Марв! В нем мяса больше, чем в Маме Грейп![15]

— Что за, на хрен, мама такая?

— Ну как же! Из книжки! — М-да, молодец я, нашел с кем современную прозу обсуждать. — Фильм еще по ней сняли, с Джонни Деппом!

— Да плевать, Эд, на твоего Джонни Деппа с Мамой Грейп! Вставай! Вставай и дай им так, чтоб прорубило!

И я — встаю.

Кого-то еле держащегося на ногах уводят с поля, а я иду прямо к Мими.

И вот я подхожу, и мы смотрим друг другу в глаза.

— Получишь пас — беги ко мне, детка, — говорю я.

И гордо отхожу, внутри весь обсираясь со страха.

Потому что игра возобновляется и Мими в точности следует моему совету.

Вот он, с мячом, бежит прямо на меня. И я точно знаю — да, сейчас Эд Кеннеди сделает это. Удар по мячу, я рядом, обгоняю Мими — и бух! Удар как об стену! И все трясется! Стадион орет в диком восторге, и вдруг становится понятно: я-то стою. А Мими лежит на земле беспомощной объемной горкой.

Ребята тут же окружают меня, жмут руки и все такое, а мне разом становится очень хреново. Что я наделал? Цифра 12 на широкой спине Мими глядит на меня в упор и не шевелится.

— Он хоть жив? — спрашивает кто-то.

— Какая, на хрен, разница? — отвечают ему.

Тут-то меня и вывернуло.

Медленно-медленно я ухожу с поля, а все рассуждают, как бы побыстрее уволочь тушу Мими с поля — надо же играть дальше!

— Носилки! Надо принести носилки! — слышу я.

— А где их взять? И потом, кто его потащит? Он же тонну весит, не меньше! Тут кран нужен!

— Не, экскаватор!

Народ изощряется в остротах. Оскорбительно, не оскорбительно — им реально пофиг. Только попадись на язык — и все, пиши пропало. Вес, рост, запах — все твои характеристики обрисуют в подробностях, и плевать им, в гробу ты лежишь или на санитарных носилках.

Последним я слышу голос Мерва, который вещает:

— Ха, этот парень умеет поставить жирную точку в споре, ха-ха-ха!

Мерву весело, остальным тоже.

А мне — нет. Я чувствую себя ужасно. Меня гложет ощущение вины.

Не знаю, как для них, а для меня матч закончен.

И тут выясняется, что матч-то, может, и закончился, зато началось кое-что другое.

Я подхожу к дереву, под которым оставил Швейцара. И обнаруживаю, что собаки под ним нет.

Боже, как же мне становится страшно!

2

Двадцать долларов за собаку!

И вот я стою и тупо поворачиваюсь вокруг своей оси, пытаясь высмотреть пса и того мальчишку.

За стадионом тянется небольшой овраг, и спасательно-поисковая экспедиция в моем лице направляется туда. Я бегу как можно быстрее — а в моем состоянии это совсем небыстро, увы, — позабыв про матч и вообще про все. А пока бегу, краем глаза замечаю девушку с соломенного цвета волосами — Одри.

— Швейцар! — ору я на бегу. — Пропал!

И понимаю, что жить не могу без этой псины.

Некоторое время она бежит рядом, потом меняет направление поиска.

В овражке никого.

Вылезаю и осматриваю огромный травяной лоскут стадиона.

Игра продолжается, болельщики надрывают глотку — где-то далеко-далеко, за тысячу миль от меня.

— Ну? — это снова Одри.

Она сбегала до самого конца оврага.

— Никого.

Мы останавливаемся.

Спокойствие, только спокойствие.

А что еще мне остается делать?!

Тут я оборачиваюсь к дереву, под которым оставлял Швейцара, и вижу: вон они! Псинка моя и мальчишечка спокойненько шествуют обратно! У мальчика в руках стакан с газировкой и здоровенный леденец. А сзади идет кто-то третий.

Этот кто-то смотрит на меня.

Женщина, хотя какая женщина — девчонка.

Завидев мои налитые кровью глаза, она быстро наклоняется и хватает детку за руку. Выдает ему что-то, шепчет на ушко и исчезает, моментально растворяясь в толпе.

— Это следующая карта! — ору я и припускаю в их сторону.

Так быстро мне никогда бегать не приходилось!

Добежав, понимаю — ага, точно. У мальчишки в руке игральная карта, но я не могу разглядеть, какой масти. Тогда я решаю догнать молодую женщину. Она растворилась в толпе, но ее надо найти, — ибо она-то уж точно знает, кто за всем этим стоит. Сто процентов!

Но женщина исчезла.

Как сквозь землю провалилась.

А я стою у боковой линии футбольного поля, пытаясь отдышаться.

Можно, конечно, попытаться отыскать ее, — но смысл? Она исчезла, а мне нужно получить свою карту. Мальчишечка уже, наверное, порвал ее на мелкие кусочки — ребенок, что с него возьмешь…

Но, к счастью, когда я возвращаюсь к мальчику, карта еще цела. Детка держит ее — и очень цепко. И похоже, не собирается с ней расставаться.

Интуиция — в который раз — меня не подводит.

— Нет! — взвякивает ребеночек.

— Так. — Вот только этого не хватало! — Отдай мне карту, малыш!

— Ни за что! — Детка явно пытается зареветь, причем неостановимо.

— А что тебе сказала та тетя?

— Она сказала, — пищит дитя, вытирая крупные слезы, — что карта принадлежит хозяину этой собаки!

— Так это ж я!

— Не-е-е! — взвывает мальчишечка. — Это я! Это моя собачка!

«Господи! Я согласен на Дэрила, Кейта и ежедневные драки с малолетками! — воссылаю я тщетные мольбы. — Но избавь меня от этого чудесного дитяти!»

Мальчишечка и не думает сдаваться.

— Хорошо, — решаю я пойти в обход. — Я дам тебе десять долларов за пса и за карту.

Ребеночек оказывается не таким уж и глупым:

— Двадцать!

Сказать, что я расстроен, ничего не сказать. Приходится попросить у Одри взаймы. Я беру у нее двадцатку и говорю:

— Потом отдам.

— Не проблема.

Выдаю детке двадцать долларов и получаю Швейцара и карту.

— Очень приятно было с вами пообщаться. — Мальчик явно вне себя от счастья.

Я хочу его придушить, но приходится сдерживаться.

По правде говоря, я ожидал карту другой масти.

— Пики, — показываю туза Одри.

Она наклоняется. Волосы почти касаются моего лица. Швейцар смирно стоит рядом.

— А ты? — обвиняюще тычу я пальцем. — Куда тебя понесло?

«Ладно, ладно, больше не буду», — примирительно отвечает он и вдруг начинает отчаянно кашлять.

Ну конечно. Из пасти вылетает здоровенный кусок лакричной конфеты, а в глазах бегущей строкой отображается: «Прости меня, хозяин».

— Будешь знать, как жрать что попало, — зло отчитываю я Швейцара.

Он демонстративно отворачивается.

— Он подавился? С ним ничего не случится? — спрашивает Одри.

Мы идем рядом.

— Да нет, что с ним может случиться. Этот проглот еще меня переживет.

Я ворчу, конечно, но про себя облегченно улыбаюсь.

3

Пиковый интерес

Похоже, победа осталась за нами. Во всяком случае, Мерв устраивает большую вечеринку у себя дома. Марв звонит и требует немедленно прийти: мол, парни сказали, что Эд Кеннеди — лучший игрок, такого бегемота с ног сбил. Это они про Мими, конечно.

— Эд, ты должен прийти. Должен, и все.

Ну что ж, я иду.

И снова я захожу к Одри — и опять ее нет дома. Видимо, пошла куда-то с бойфрендом. К Мерву идти мне расхотелось, но я собрался с силами и все-таки пошел.

Естественно, никто даже не смотрит в мою сторону.

Никто со мной не заговаривает.

Я и Марва не смог найти, он меня сам потом нашел — на крыльце.

— Ты молодчина! Как чувствуешь себя?

Я смотрю на него и отвечаю:

— Лучше всех.

За спиной шумят и горланят пьяные гости, а в спальне за окном кто-то занимается тем, чем обычно занимаются в спальнях.

А мы все сидим на крылечке. Марв рассказывает, что случилось после того, как я ушел с поля. Спрашивает, куда подевался. А я говорю, что мне плохо стало и ноги не держали, — пришлось выйти из игры. Потом мы долго говорим о моем героическом столкновении с бегемотным Мими.

— Ну это было прям ваще! — доверительно сообщает Марв.

— Да ладно тебе, ничего особенного, — говорю я, пытаясь проглотить острое чувство вины, упрямо застревающее в горле.

На самом деле мне жалко Мими — кем бы он ни был. Или ни была. Короче, все равно жалко.

Побеседовав таким образом минут десять, я соображаю, что Марву, наверное, хочется пойти к остальным.

Пальцы нащупывают в кармане новую карту.

Пиковый туз.

Я всматриваюсь в темнеющую пустоту вечерней улицы — там может таиться все, что угодно. Будущее восхитительно неизвестно, и я счастлив.