Афоризмы. Русские мыслители. От Ломоносова до Герцена - В. Носков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потускнет под твоим завистливым пером.
(П. А. Вяземский, 16)
Какой неистребимый запас душевных сил должно иметь в себе, чтобы при несовершенстве образования не поддаться губительной силе обстоятельств, всегда стремящихся уравнивать преимущества природные и задерживать в рядах толпы благородных честолюбцев, порывающихся выступить из обыкновенной среды! (П. А. Вяземский, 31)
Ученый без дарования подобен тому бедному мулле, который изрезал и съел Коран, думая исполниться духа Магометова. (А. С. Пушкин, 9)
…Заглавие в книге не более значит, чем у вас титулы. (О. И. Сенковский, 2)
Согласитесь, что история и нравоучение две вещи слишком противоположные, чтоб одну из них можно было превращать в другую: если б люди действовали по нравоучению, истории не было б на свете – было бы только нравоучение; и, обратно, если б они вели себя по истории, нравоучение было бы наукою совершенно излишнею: довольно б было поступать по истории. (О. И. Сенковский, 3)
Удостоверьте меня, что люди будут мне удивляться, – я сейчас позволю вам посадить меня на кол и с кола буду писать мои повести; но вы должны находить их несравненными и приискать для меня историографа, который провозгласил бы меня первым писателем в мире. Даром не стану я делать великих подвигов: никто не делает их даром. (О. И. Сенковский, 6)
Тщеславие и самомнение любят учить и наставлять. Они не заботятся о достоинстве своего совета! Они не помышляют, что могут нанести ближнему неисцельную язву нелепым советом, который принимается неопытным новоначальным с безотчетливой доверенностью, с плотским и кровяным разгорячением! (Игнатий, 1, О жительстве по совету)
Вглядись: пред тобою пресмыкается тщеславие, лесть, подлость! Они, когда достигнут своей цели, над тобой же будут насмехаться, предадут тебя при первом случае. Щедрот своих никогда не изливай на тщеславного: тщеславный сколько низок пред высшими себя, столько нагл, дерзок, бесчеловечен с низшими себя. (Игнатий, 1, О истинном и ложном смиренномудрии)
Если имеешь нужду беседовать с самим собой, приноси себе не лесть, а самоукорение. Горькие врачевства полезны нам в нашем состоянии падения. Льстящие себе уже восприяли здесь на земле мзду свою – свое самообольщение, похвалу и любовь враждебного Богу мира: нечего им ожидать в вечности кроме осуждения. (Игнатий, 1, Зрение греха своего)
Притом надо веровать, что Бог не попускает искушения паче силы: почему пред посылаемым искушением надо смирять свою выю. (Игнатий, 7, 53)
…Слепые гонители всегда догадываются на другой день казни, что она вредна. (А. И. Герцен, 8, 3)
Революция развила свой пуританизм, узкий, лишенный всякой терпимости, свои обязательные обороты, и патриоты отвергают написанное не по форме точно так, как русские судьи… Люди веры – они ненавидят анализ и сомнения; люди заговоров – они все делают сообща и из всего делают интерес партии. Независимый ум им ненавистен, как мятежник, они даже в прошедшем не любят самобытных мыслей. (А. И. Герцен, 9, 5, 41)
Поклонники целесообразности, милые фаталисты рационализма все еще дивятся премудрому a propos, с которым являются таланты и деятели, как только на них есть потребность, забывая, сколько зародышей мрет, глохнет, не видавши света, сколько способностей, готовностей вянут, потому что их не нужно. (А. И Герцен, 9, Русские тени, 1)
…Секрет успеха дипломатов состоит в том, что они с нами поступают, как с дипломатами, а мы – с дипломатами , как с людьми. (А. И. Герцен, 9, 6, 10)
Как будто достаточно атеизма, чтоб не иметь религии, как будто достаточно убить Людовика XVI, чтоб не было монархии. (А. И. Герцен, 12, После грозы)
Я не жалею о двадцати поколениях немцев, потраченных на то, чтоб сделать возможным Гете, и радуюсь, что псковский оброк дал возможность воспитать Пушкина. Природа безжалостна: точно как известное дерево, она мать и мачеха вместе; она ничего не имеет против того, что две трети ее произведений идут на питание одной трети, лишь бы они развивались. (А. И. Герцен, 12, LVII год республики…)
Для того, чтоб мысль, ясная и разумная для вас, была мыслью другого, – недостаточно, чтоб она была истинна, – для этого нужно, чтоб его мозг был развит так же, как ваш, чтоб он был освобожден от предания. Как вы уговорите работника терпеть голод и нужду, пока исподволь переменится гражданское устройство? (А. И. Герцен, 12, LVII год республики…)
Мы часто за цель принимаем последовательные фазы одного и того же развития, к которому мы приучились; мы думаем, что цель ребенка совершеннолетие, потому что он делается совершеннолетним, а цель ребенка скорее играть, наслаждаться, быть ребенком, (А. И. Герцен, 12, Consolatio)
А если цели нет, все может быть целью… (А. И. Герцен, 15, 2)
ВЕЛИЧИЕ И НИЧТОЖЕСТВО
У сильного всегда бессильный виноват…
(И. А. Крылов, 9)
В породе и в чинах высокость хороша;
Но что в ней прибыли, когда низка душа!
(И. А. Крылов, 10)
Завистники, на что ни взглянут,
Подымут вечно лай;
А ты себе своей дорогою ступай:
Полают, да отстанут.
(И. А. Крылов, 14)
Над хвастунами хоть смеются,
А часто в дележе им доли достаются.
(И. А. Крылов, 15)
…Что сходит с рук ворам, за то воришек бьют.
(И. А. Крылов, 21)
Нередко мы, хотя того не примечаем,
Себя в других охотно величаем.
(И. А. Крылов, 30)
Прежде великие поддерживаемы были всеобщим благоговением, теперь убиваются они завистью. (А. И. Тургенев, 4)
Кротость состоит в том, чтобы мы, не чувствуя собственных своих достоинств, не только отдавали каждому должное, но и были бы снисходительны к благим намерениям; или поднять упадающего, или ободрить тех, которые открывают нам ревность и любовь свою к добру, но, будучи отягчены тяжкими оковами… не в силах сбросить их. Под кротостью разумеется и скромность. (А. И. Тургенев, 4)
Этот характер, это чувство в натуре человеческой или, лучше, в натуре раба. Несчастный, он желает, чтобы и другие не были его счастливее, и радуется товариществу в бедствии… (А. И. Тургенев, 5, 31 ноября 1826 г.)
Неблагодарность народов, несправедливость государей, зависть, клевета и происки сопровождают великих от колыбели до гроба. Жизнь их есть беспрестанное борение. Где ж награда? В потомстве, в истории!.. (Ф. Н. Глинка, 5, 1, Описание Отечественной войны…)
Могила знаменитого временщика, любимого сына счастия напоминает людям, что после всех исполинских затей в жизни для смертного ложа довольно трех шагов. Могила властителя пугает властолюбцев. Могила завоевателя, попираемая скотами тех самых народов, на которые возлагал он вериги рабства, есть разительный урок для честолюбцев, а смиренный гроб доброго есть статья, в книге природы поучительнейшая из всех написанных новыми философами о нравственности. (Ф. Н. Глинка, 5, 2, Георгий – добродетельный священник села П.)
Во все времена и у всех почти народов слава языка следовала за славою оружия, гремя и возрастая вместе с нею. (Ф. Н. Глинка, 6, 1, 2)
Спросите у человека, стоящего на самом верху превысокой горы, досадует ли он на собак, которые внизу, под горою, так зло на него лают, и боится ли змей, которые там же шипят? «Совсем нет! – скажет он. – Я не слышу ни лаю, ни шипения сих подножных врагов моих: они слишком ниже меня!» Такой же ответ дает и благородное дарование о тех, которые, пресмыкаясь во прахе, шипят злобою или лают порицанием, видя его стоящим на высоте. (Ф. Н. Глинка, 6, 3, Мысли)
Не ободрять дарований значит то же, что не поливать цветов или не снимать нагар со свечей: первые вянут, другие тускнут, и в комнате становится темнее. (Ф. Н. Глинка, 6, 3, Мысли)
Во время наших праотцев великие люди жили в малых хижинах, а в наше время малые люди живут в превеликих чертогах. (Ф. Н. Глинка, 6, 3, Мысли)
Гордость может быть только достоинством лошадей. Гордая лошадь – очень хороша; гордый человек – никуда не годится. (Ф. Н. Глинка, 6, 3, Мысли)
Только добродетель и мудрость возводят человека по стезе нравственного образования на ту вожделенную высоту, о которой вовсе не ведают души низкие, которая кажется недосягаемою душам обыкновенным и к которой с восторгом стремятся души великие. (Ф. Н. Глинка, 7)
Обстоятельства образуют великих людей, а потом великие люди образуют обстоятельства. (К. Н. Батюшков, 7)
Исполнять свой долг по совести есть обыкновение среднего сословия, которое в большом свете называют дурным обществом. (Ф. В. Булгарин, 1, 10)
Никто не считает доходов взяточника, но всякий удивляется, если писатель не ходит по миру. (Ф. В. Булгарин, 1, 33)