Поведение — двойка - Альфред Бётхер

— А это не карманные деньги. Это я сам заработал, — возразил Андреас и добавил: — А я знаю, почему у вас после каникул будет столько детей!

Учитель Ризе улыбнулся. Но он не хотел выдавать себя сразу и быстро сказал:

— И я о тебе кое-что знаю. Сказать?

Но Андреаса не так-то легко было сбить с толку.

— Вы учитель, — сказал он смеясь.

— Ясное дело, учитель! — бурно поддержал его Детлев Тан хриплым голосом. — А то откуда бы вы знали столько фокусов!

— Да что вы, ребята! — отмахивался учитель Ризе.

— Учитель, учитель! — кричала теперь вся пятерка.

— Послушайте-ка, горлопаны, что я вам скажу. А что такое учитель? Учитель физкультуры, учитель рукоделия, учитель по труду, учитель рисования, учитель музыки, учитель спецшколы, учитель младших классов, учитель физкультуры…

— Это вы уже говорили! — крикнул Андреас.

— Это все фокусы! — крикнул Детлев Тан. — Все равно вы учитель!

— Да, но какой? А ну-ка, угадайте!

— Учитель физкультуры! — крикнул Андреас.

— Ясное дело! А то откуда бы у вас секундомер? — прохрипел Детлев Тан под одобрительные возгласы остальных.

— Неплохо доказано, — сказал учитель Ризе. — И все же это не так. Когда в другой раз будете пить, как грудные младенцы, из бутылочки, не забудьте: после каждого глотка считать до семидесяти семи!

Он попрощался с ними и пошел. Но Андреас крикнул ему вдогонку:

— Мы все равно докопаемся, какой вы учитель!

Они допили до дна и, сдав бутылки, поехали домой.

…Уже почти две недели отец Андреаса возвращался с работы вовремя. Вот и сегодня. Он надел шорты и подсел в саду к своей жене — помогать ей чистить картошку. Они говорили сперва про путешествия, потом про то, какая погода будет в августе… А под конец про то, как лучше ехать — поездом или подождать, пока они смогут купить машину. Да и стоит ли вообще ее покупать?

— Я боюсь, — сказал отец Андреаса, — что совсем перестану ездить на велосипеде, если у нас будет машина. На машине, правда, передвигаешься быстрее, но насколько становишься ленивее! Да и кровь застаивается.

Мать теперь пришивала пуговицы к рубашке Андреаса.

— Неужели это правда, что, когда ездишь в машине, застаивается кровь? — спросила она.

— Мне кажется, что это так. Во всяком случае, известно, что тот, кто жмет на педали, живет дольше, чем тот, кто крутит баранку, нажимая одной ногой на газ.

— Тогда попробуй-ка жать на педали каждое воскресенье — до озера и обратно. Посмотрим, дольше ли ты проживешь, чем тот, кто проделывает тот же путь на машине.

Отец почесал щеку и сказал:

— Тут есть еще один вопрос… Ну, картошки довольно?

— Нам-то хватило бы, но Андреас, может, захочет еще. И где только он пропадает? Да, так ты сказал, что есть еще какой-то вопрос…

— Насчет Андреаса. Для него самые счастливые минуты в жизни — это когда мы с ним вдвоем мчим напрямик по лугам и лесам. Не по шоссе, а по каким-нибудь тропкам или просто по траве. Тут он как бы лицом к лицу сталкивается с красотой своей родины, с ее прошлым и будущим. Он так смотрит, когда я ему что-нибудь показываю, и так слушает, когда я объясняю… Ему будет чего-то не хватать, если в один прекрасный день все это кончится.

— А что, если он в один прекрасный день сговорится поехать вместе со своим новым другом и твое общество будет ему уже ни к чему, сколько бы ты ему ни объяснял про красоту его родины?

— Это будет еще не скоро…

— Ты думаешь? — спросила мать с сомнением.

— Три-четыре года у нас еще есть про запас. — Отец положил нож и высыпал очистки в корзину. Потом он сказал: — Мне будет очень грустно, если больше не придется колесить вместе с ним без путей и дорог. Он, конечно, и выскочка, и всезнайка, но все-таки мне будет очень грустно…

Мать рассмеялась:

— Может, ты купишь тогда машину и, чтобы не грустить, будешь колесить со своей женой?

Отец тоже рассмеялся и поцеловал ее.

Тут они услышали, что Андреас возвращается домой. О его приближении возвещали самые разнообразные устрашающие звуки: грохот, шум, шипение, лязг. И вдруг он появился. Он прыгнул, раскинув руки, на своих родителей и даже нечаянно повалил мать на траву. Его радость была так велика, что он и не заметил ее протеста. Он ликовал, как щенок, который треплет коврик.

Когда порядок был восстановлен, мать отметила, какая грязная у Андреаса рубашка. Но Андреас про это и слушать не хотел. Изо рта у него бил фонтан слов. Смысл их был непонятен. Только одно дошло до матери Андреаса: что он хочет надеть белую рубашку.

Отец вообще не обратил внимания на все эти слова. Он прижал Андреаса к себе и сказал:

— Прекрати трепыхание. Сейчас мы поедем с тобой на велосипеде — посмотрим строительство. Ромерберг, наверно, здорово изменился.

— Ура! — крикнул Андреас. — Я тебе там все покажу… Увидишь, где я складывал камни… Только сначала мне надо сходить к Клавдии.

— А это зачем? — спросил отец. Он был очень удивлен.

— Да ведь я только что тебе все рассказал!

— Это тебе так показалось, — рассмеялся отец.

— Все, все я рассказал, — повторял Андреас. — Что завтра пионеры идут собирать бутылки и что мне сейчас надо к Клавдии! А когда я вернусь, я покажу тебе строительство.

— Э, нет, тогда мы будем ужинать, — напомнила мать.

— Да сейчас же каникулы! — возмутился Андреас.

— Поехали, — решительно сказал отец. — Я уже вывел свой велосипед. К Клавдии ты и завтра успеешь.

Рот Андреаса растянулся, как у клоуна в цирке. Но он не рассмеялся… Он заплакал и быстро пошел в дом.

— Вот тебе, — улыбнулась мать, поглядев на отца. — А ты собирался с ним колесить! Теперь он ревет, да и у тебя вид не слишком веселый. Не купить ли нам все же машину?

Она вошла вслед за Андреасом в дом, чтобы заставить его умыться и найти ему чистую рубашку.

Через несколько минут Андреас уже шел по переулку Майских Жуков по направлению к домикам поселка, стоявшим ближе всего к магазину. У Андреаса были большие надежды и большие опасения. Надежды касались Клавдии, а опасения — ее матери.

Когда Андреас позвонил, дверь открыл брат Клавдии — Конрад. Тот самый, который тогда попался на яблоках. Конрад сегодня праздновал день рождения — ему исполнилось шестнадцать. Снизу он — из-за брюк — казался тонким и хлипким, а сверху — из-за куртки — мощным здоровяком. Вид у него был необычайно веселый.

Для Андреаса это была не слишком приятная встреча. Он не раз кричал Конраду вслед, проезжая на велосипеде: «Воришка, куда яблоки девал?» Теперь, встретившись с ним лицом к лицу, Андреас испугался, что тот ему это припомнит.

Но Конрад, хлопнув Андреаса по плечу, радостно крикнул:

— Входи, старик! Входи! Входи, цыпленок! Вот — цыпленок пришел меня поздравить! А где у тебя цветочки?

В своем хмельном веселье Конрад был каким-то смешным и каким-то чересчур уж взрослым. Андреас смущенно сказал:

— Я хотел поговорить с Клавдией.

— Ах, так ты не ко мне? Чего же ради твоя мамочка тебя так вырядила? Иди, вот тут по лестнице! Коза там, наверху. Играет со своими желтолицыми.

Этот неожиданный братский прием ободрил Андреаса. Его робость и нерешительность как рукой сняло. Он даже набрался храбрости и сказал:

— Я знаю, где ее комната, можешь не покалывать.

Хотя еще ни разу здесь не был.

Конрад вернулся в комнату, из которой слышались ликующие голоса гостей. А Андреас пошел наверх по лестнице — один в незнакомом доме. Он вошел в такую же каморку, в какой жил сам. Он был так рад, что добрался до Клавдии! Но в комнате у нее было все совсем по-другому.

Тут стояла клетка с волнистыми попугайчиками, на кровати лежало зеленое шелковое покрывало, в уголке были рассажены куклы. Здесь было как-то очень мило, то ли из-за попугайчиков, то ли из-за этого зеленого покрывала, то ли из-за зеркальца на стене.

Клавдия стояла перед зеркалом в спущенных гольфах и в домашних туфлях — бархатная отделка на них вроде как трубочки с кремом. Но еще больше, чем эти трубочки, Андреаса поразили волосы Клавдии. Она начесала их на глаза и смотрела сквозь них, словно сквозь штору. А те волосы, которые остались сзади, были завязаны лептой и торчали вверх кроличьим хвостиком.

— Чудной у тебя вид, — сказал Андреас, остановившись в дверях.

— Ах… это ты? — сказала она еле слышно. Она отложила гребень и откинула волосы назад. Лицо у нее было зареванное. — А я думала, это Антье…

Андреасу не хотелось замечать, что она заревана. Он сказал, глядя в сторону:

— А я думал, ты играешь со своими желтолицыми.

— А что тебе, собственно, тут надо? — с досадой спросила Клавдия. — Кто тебя впустил?

— Твой брат. Он всегда такой?

— Противный он. Я вниз не сойду. Там все девчонки из его класса, а мне говорят «коза»… Дурехи!