Рецензии на произведения Марины Цветаевой - Марина Цветаева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мóлодец-человек невинен, неволен в этом. Человеческой волей он сопротивляется жестокому велению судьбы. Но власть судьбы неодолима, и мóлодец-упырь не может пощадить девушку.
Упырь опознанный, в глаза своим именем названный по народным повериям в прах рассыпается.
И Мóлодец-человек умоляет Марусю сказать ему правду о том, что видела она ночью, когда тайно, по наущенью матери, шла за ним.
Все мне до самойКапли и выложьИ разорветсяВесь наш союз —Ветром в воротцыВвек не вернусь.
Он угрожает ей смертью брата и гибелью матери. Она молчит, но
Раз — другойС колокольни бой —
Бой часов — бой рока — он слышится часто в поэме. Глагол времен — металла звон, он напоминает о судьбах, не здесь задуманных, о решениях, не здесь взвешенных. Колокольный бой и отказ с ее стороны — она
Глаза вскидывает— Была — видела? — Нет…
Нет, ибо она уже во власти судьбы.
И угроза осуществляется — последовательно гибнут — брат, мать и сама Маруся.
Пять встреч — три гроба. Лежит Маруся, «как в церкву убрана». Глаза незрячи, хотя уже видят вневременное, живым неведомое. Прошлое и будущее, для нас разъятое, там — в одном измерении. И чудится ей одновременно и прошлое, когда еще не жила, и будущее, когда снова будет жить, — в одном сне слитыми.
А над нею Мóлодец-упырь творит заклинания, чтобы из кровинки алым цветком зацвела, из цветка свежей прежнего встала, снова бы жизнь начала, прошлое забыла.
Силой заклятья ограждает он ее и себя от неизбывной власти любви. Велит «цвести скромно», «глядеть наземь», чтобы встретив, не сглазить невольно. И еще — в искупленье пяти встреч греховных — пять годов в новой жизни прожить без обедни.
Жизнь земная пройдена, но искус не кончен. Начинается жизнь вторая на земле — полуявь, полусон.
По заклятью — в чистом поле, в снегах — распускается Маруся алым цветком. Проезжает барин «буен-барин, бубен-барин» прельщается им и, вырвав с корнем, по совету слуги, увозит под шубой домой. У барина мраморный дом.
Сугроб — белая гора,Прадедовы мрамора.
Привозный, посаженный цветок алым огнем зажег белый мрамор. Зачарованный барин забыл прежние забавы. Он «цветиком не налюбуется». С ним «нежничает, жизнью небрежничает».
Вскоре он узнает, что по ночам цветок превращается в девушку и выслеживает ее — околдованный ее чарами.
Одна из лучших — сцена призрачного пляса: только месяц да мрамора (Как взыграет, раскалясь, лунный луч во хрусталях). Она пляшет и плачет, чьей-то воле покорная — плачет и пляшет.
И только под утренний звон возвращается к кусту, чтобы снова превратиться в цветок. Барин за нею «как припаян, как приклепан». Хватает за руки. Между ними борьба, но она —
Вьется из рук,Бьется из рук,Рвется из рук,Льется из рук.
И только, когда слуга пришел на помощь и произнес:
Крест тебе — ключ —
она превратилась в земную женщину и становится его женой.
Пятый год к концу идет. У барыни сын. Все по слову Мулодца. Что было раньше, забыто.
Живет как во сне — качает сына — песни поет. И вдруг в завороженное бытие врывается нежить. С гиком, шумом, завистью, злобой вторгается в образе гостей — пьяных, наглых, хитрых. Играя на барской спеси и дури, гости подговаривают барина показать сына и жену, которой до срока искупления, положенного Мулодцем, осталось пять дней.
Под пьяный зык, топот и крики разгулявшихся гостей у Маруси пробуждается смутное воспоминание о прежней жизни. К извечной тоске народных колыбельных песен — предчувствие тяжкой судьбинности жизни — примешивается тоска о несбывшемся, придающая песне изумительную музыкальность горьчайших народных причитаний.
По настоянию барина, она выходит с сыном. «Хороша да некрещена», — вопят гости и подстрекают барина дать клятву свезти ее в церковь к обедне.
Еще в окнах «рассветные седи, рассветные сквози». Спит барыня
И еле — как будто бы мысли сказались —Над барыней — шелест:— Проснись, моя зависть!
Это он — Мóлодец, весть подает и, чуя беду над нею, хочет переломить судьбу и спасти ее от окончательной гибели — на вечность.
И слезно — как будто бы женщина плачет —— Не езди! Не езди!Блаженством заплатишь!
Бой меди — бой рока — звонят к обедне. Барин велит коней запрягать.
Под санный бег, под вьюжный запев Маруся в видениях метели воочию видит всю свою прежнюю жизнь: мертвого брата, мертвую мать, подружек и, наконец, себя алым цветком, на перекрестке.
У церкви вход загораживает толпа нищих, тех же, на этот раз в рубищах, «гостей».
Идет обедня. Поет хор. Голос священника и голос его — Мулодца, оттуда ей весть подающий.
Ратоборство двух голосов — спор о душе.
— Гряди!Сердце мое — смятйся во мне!
Слова божественной службы и его слова:
Трезвенница! Девственница!Кладезь, лишь мне — ведомый!Дивен твой рай!Красен твой крин!Сына продай,Мужа отринь.
Он над нею — знает, близок час, неотвратимое свершится — ибо судьба неодолима. Но, как и тогда, невольно вовлекая ее в круг гибели, он все-таки пытается бороться с судьбой. И там не умерла в нем любовь человеческая.
И, жалея Марусю, еще пытается предостеречь:
Оком не вскинь!Взором не взглянь, —
в левую оконницу, куда приник он тайно и куда влечется она.
С первых строк, поднявшаяся, неоскудевающая волна напряжения, все нарастая, в последней главе достигает наивысшего, трагического пафоса.
Огла-шеннии,Изыдите!
Грозный возглас, и голос его —
— Свет очей моих!Недр владычица! —
и снова — Оглашеннии — Она прощается с сыном — никнет —
Голос мулодца-человека в последний раз молит:
Только глазка не вскинь:В левой оконнице!
Грянул торжествующий хор — херувимская:
И-же хе-рувимы!
Удар — окно настежь. Никакие силы, никакие законы.
— Гляди, беспамятна!(Ни зги — люд замертво)— Гряду сердь рдяная!Ма-руся!Глянула.
В окна потоком огонь: Маруся — при звуках своего имени вспомнившая, себя нашедшая — к нему —
Та — ввысь,Тот — вблизь:Свились,Взвились:Зной — в зной,Хлынь — в хлынь!До-мойВ огнь-синь.
Передать содержание Мулодца — хотя оно ясно и последовательно развертывается — трудность непреодолимая. Слишком музыкально связаны между собой строфы — все строчки нерасторжимые звенья — хлынувший ливень звуков, колокольный разлив — сыгравшийся оркестр — не разъять на отдельные части — не расчленить звуков. Чтобы полностью воспринять, надо прочесть целиком — никакой пересказ не передаст ритмически-музыкального богатства.
Излагая содержание, хотелось отметить одну из сторон творчества Цветаевой — переплетение, перекличка жизни «этой» — земной и «той».
Слова, которыми заканчивается «Мóлодец», для М.Цветаевой знаменательны.
Домой — в огнь-синь.
Д. Шаховской
Рец.: Ковчег: Сборник союза русских писателей в Чехословакии. Прага: Пламя, 1926
<Отрывок>{90}
<…> После холодных, мраморных стихотворений Сергея Маковского — «Поэма Конца» Марины Цветаевой. Автор — создатель «культурного» эпоса. Каким-то чудом (чудом рождения, вероятно!) похищено перо у сказочной Птицы русской народной песни — и пишутся, пером этим, «цивилизованные» — сюжетно и формально — стихотворения. Вместо того чтобы поздравить «цивилизацию» (или, по крайней мере, оскорбиться за эпос!), некоторые критики… разводят руками. Может быть, Марина Цветаева и повинна немного в этом жесте. Может быть, она, желая весь мир вещей собрать в свое поэтическое объятие, жертвует для этой великой цели некоторыми маленькими человеческими привычками мышления… возможно. Что следует удержать из «Поэмы Конца», это — все. <…>
В. Даватц
Тлетворный дух{91}
Недавно я написал в «Нов<ом> вр<емени>» небольшую рецензию о сборнике «Ковчег».[337] В этом сборнике есть произведение Марины Цветаевой «Поэма Конца». Эту поэму я назвал набором слов и издевательством над читателем.