Финики - Володя Злобин

- Если каждый будет думать только о себе, мы станем окончательными эгоистами и нас, те же самые новые жители вашего района, додавят по одному. Почему вы не можете увидеть очевидного? Да вы, такое ощущение, даже и не живёте... вы мёртвые.

      Не давая родителям понять, что это было оскорбление, я быстро спрашиваю у матери:

      - Мама, когда в твоей жизни последний раз происходило что-то значимое?

      Мать не понимает:

      - Уже давно. И я очень этим довольна. Многие ругают власть, а я считаю, что они делают всё правильно. Нам нужен покой и стабильность, и я рада, что в моей жизни всё хорошо.

      Это бесполезно. Они не понимают. Не понимают причины той болезни, от которой они когда-нибудь и умрут. Вирус безразличия - вот самая главная человеческая болезнь. Он разит, не различая возраста и гендера. К тому же, Россия - это страна обиженных, не желающих понимать, что причина плохой жизни заключается исключительно в них самих. Обиженное безразличие страшная смесь. Когда мы уходим, в интимной темноте коридора я говорю Алисе:

      - Прости их. Они овощи. Молодость за нами: нам решать, как жить.

      Она спокойно гладит меня по лицу:

      - Главное что ты пошёл не в них. Главное, что ты мой.

      Поцелуй соединяет нас лучше всяких убеждений.

      Наш поредевший состав шакальей стайкой слонялся по улицам. Ни одного слова не пролегало между мной и Алисой, что поддерживал сумрачный Слава, и только раскрасневшийся Шут, сыпал искрами шуток. Для всех, а на самом деле скрываясь от Гоши, мы с Алисой находились по разную сторону баррикад, и только наша любовь соединяла враждебные стороны. Теперь Шуту, оказавшемуся вне интернета, было решительно не над кем смеяться, и он переключал внимание на окружающих:

      - Мне одному кажется, что русаки так уродливы? Ну, кроме баб.

      - Чем тебе не угодили бабы? - спрашивает Алиса.

      - Бабы-то, как раз угодили. Потому что в них есть хоть немножко нормальной крови.

      - Это почему?

      - Ну, когда-то русские мужики проёбывали войны, то с французами, то с монголами, то с германцами, то с хачами, освободители здорово облагораживали генофонд нации. Вот погляди на того воена.

      Справа от нас шёл мужик, одновременно куривший и сосавший пиво из бутылки. Он был ничем не знаменит, только был наглядным примером деградации нации. Такие тысячами бродят по улицам.

      Я вставляю:

      - А потом их на хер выпинывали из страны.

      Шут соглашается:

      - Да, с пеной на устах отстаивали своё рабство, к сожалению.

      Но Алиса не хочет униматься:

      - Горшок, ты всерьёз думаешь, что монгольская или кавказская кровь может облагородить что-то, кроме навозной кучи?

      Гоше только это и надо. Он обожает провокации и когда подрастёт, обязательно замутит несколько революций цвета радуги. Это настоящий Шигорат, воплотившийся в человеке, который всегда ищет тот предмет для поклонения, который вызывает самую большую антипатию у людей. Я не удивлен, что он считает себя национал-социалистом, привлекая к себе всеобщее внимание. Это политический эксгибиоционизм.

      - Алисонька, - щебечет парень, - да прямо сейчас совершается презанимательнейший эмпирический опыт. Смотри вперёд.

      А впереди был Дагестан. Ну, то есть не эта солнечная страна, где овца считается священным животным, а борьба обязательный школьный предмет, но нечто поодушевленней. Впереди шла блестящая куртка, с выведенным на бампере светящимися буквами названием той области Великой Ослоёбии, откуда пожаловал гость. Обладатель куртки шёл, растопырив руки, и толкал прохожих, идущих на встречу, хотя большинство из них старалось задолго отойти в сторону.

      - Почему русские шлюхи обожают кавказцев? Да всё просто. Главная причина вызывающего поведения - это желание доминировать. Это основной человеческий инстинкт, присущий всем мужским особям. Плодиться и доминировать. Какой самый простой механизм доминирования? Конечно, это прилюдно щемить тех, кто слабее тебя. То есть сейчас перед тобой, Алиса, идёт самый доминантный мужчина в сообществе улицы. А что русские, которых здесь чуть ли не сто процентов? Почему они ничего не ответят? Где их чувство доминантности? Его нет. Вот и выходит, что кавказцы намного сильнее и лучше опустившейся русни.

      Глаза у Лиса хищно блестят. Это не безумный блеск, не восторг маньяка, а холодный расчёт кондора. Самая опасная ненависть эта та, которую ты можешь контролировать.

      - Тогда скажи мне, Гошенька, почему я не теку при одном только виде этой возбуждающей надписи "Дагестан" и заломленных борцовских ушек?

      Шут картинно чешет затылок и говорит:

      - Европейская наука ещё не на все смогла ответить, но когда-нибудь, обещаю, я расскажу тебе.

      Слава тихонько говорит, глядя на то, как от выставленного локтя кавказца согнулся пополам какой-то студент, напоминающий штангенциркуль.

      - Здесь и так всё ясно. Сейчас мы будем колоть чурку. Возможно даже ножами.

      Наследие Ильфа и Петрова живо даже в сознании уличных бойцов, но этот факт не так радует меня, как то, что сейчас придётся снова поставить себя вне закона. Откровенно говоря, мне плевать на закон, но ведь, что печально - ему не плевать на меня. Меня размораживает пацифистский ответ Георгия:

      - Как скажете, господа. Пусть зайдёт за поворот.

      Когда жертва, растопыривая ноги, как будто на них одеты сапоги-скороходы, начинает перевариваться тишиной в кишках подворотен, мы следуем за ним. Ощупывающий взгляд Алисы заставляет меня расправить плечи и, набирая ход, нестись впереди нашей ватаги. Тяжесть кастета на кулаке, сверкающие улыбки ножей в руках Шута и Славы. Вот он - позабытый дух девяносто пятого! Вот он - глоток эликсира бессмертия! В этот момент, когда решение осталось позади, меня наполняет бесконечная космическая энергия, перед которой вся йога выглядит покрывшейся пылью мумией. Вся полнота жизни в этом упоительном мгновении перед прыжком на жертву. Сейчас я жив, как никогда до этого!

      Кавказец оборачивается на топот и вопрошает:

      - Ле-е? Жи...

      Мои мечты разбились вместе с носом. Некстати вспомнился Гоголь, этот классический антисемит. Хач по-прежнему высился несокрушимым колосом. Шут стонет, согнувшись, на земле, подтягивая ноги к животу. Слава после того, как его бросили через плечо, ударился головой и лежал не шевелясь. Я познакомился с настоящим хуком справа, а не с той подделкой, что поет со сцены. Теперь только Алиса, сжимая в руках газ, с ненавистью смотрела на разъярённого кавказца.

      - Эээ! Вы чё, скинхеды, да? Вам братву позвать?

      Животные всегда очень последовательны и вот он уже кричит в дорогую сенсорную побрякушку:

      - Гургенчик, подъезжай с братухами, - он называет адрес, - лее... тут я трёх скинов заломал. Напали на меня, да. Наказать надо. Давай, брат. Жду... Эээ, а ты русачка, чё стоишь? Ты с ними, да? А ну иди сюда.

      Алиса начинает пятиться в поисках защитника. Ей овладел страх, и она не понимает, что даже прокричи она о помощи на людной улице, ни один русский не пришёл бы ей на помощь. Ни один. Так бывает, когда пандемия безразличия набирает критические обороты.

      - Эй, черномазый, давай ПвП или зассал?

      Моё хилое тельце пытается прикрыть Алису, и спустя пару злобных ухмылок, меня обхватывают сильные волосатые руки, и с хрустом впечатывают в твёрдую корку снега. В сознании лопается тонкий канатик, и я больше не могу встать. Алиса по-прежнему стоит, я шепчу:

      - Ты тупая пизда! Беги отсюда!

      Но она парализована, скована цепью страха. Что это? Почему так? Неужели всё, что она говорила мне той ночью, правда? Шут скулит, Слава и вообще не двигается, а вокруг никого. Только белые бельма запотевших окон, да вонючие трупы домов. Хач вальяжно подходит к Алисе, ещё чуть-чуть и он сделает с ней что-нибудь, до чего додумаются его примитивные мозги.

      - Опа.

      Из подворотни вышел мужчина. Сердце у меня ёкнуло, так как я ждал собратьев по разуму кавказца. Но это оказался обычный русский мужичёк, который, внимательно оглядев происходящее, сказал:

      - Знакомая компания.

      Я понимаю, что это тот самый мужик, к которому Шут докопался с куревом и пивом.

      - Слушай да, представляешь, - размахивает руками хач, - это скины. Не видят, что важный человек шёл, напали на меня, ну я их и размотал.

      Мужик деловито осматривает место ледового побоища и не состоявшихся рыцарей. Наши покорённые перочинные мечи лежат в серой каше наста. Хач продолжает разглагольствовать, подчеркивая свою победу:

      - Щас сюда мои братки подъедут, упакуем эту русню. Не по-человечески так делать, как эти русаки. У нас в Дагестане за такое нос могут отрезать, да.