Новый цифровой мир - Джаред Коэн

Коллективное редактирование может начать работать в случае схожих культур, одинаковых предпочтений и антипатий: неприятия тех или иных религиозных меньшинств, отношения к другим государствам или историческим фигурам вроде Владимира Ленина, Мао Цзэдуна или Мустафы Кемаля Ататюрка. В виртуальном мире общие культурные и поведенческие характеристики способны притягивать друг к другу даже такие страны, которые в реальной жизни не имеют поводов для сотрудничества. Но привлекать это будет не столько крупные государства (у них достаточно своих технических возможностей), сколько мелкие, так что полезным такой метод объединения ресурсов найдут именно они. Скажем, если некоторым странам – членам Содружества Независимых Государств (СНГ), объединения бывших республик СССР надоест настойчивое насаждение Москвой во всем регионе русского языка, они могут объединиться и отфильтровать весь русскоязычный контент в своих национальных сегментах интернета, тем самым ограничив влияние России на население.

Вероятнее всего, основными факторами такого сотрудничества станут идеологические и религиозные установки. Они уже сейчас во многом определяют работу цензуры.

Представьте, что будет, если группа глубоко консервативных мусульманских стран, большинство жителей которых – сунниты (скажем, Саудовская Аравия, Йемен, Алжир и Мавритания), сформирует онлайн-альянс, основанный на общих ценностях и стратегических целях, и решит создать «суннитский интернет». Оставаясь технически частью «большого интернета», для населения этих стран он превратится в основной источник информации, новостей и исторических знаний. В течение долгих лет развитие и распространение интернета во многом определялось его англоязычными стандартами, но сейчас все меняется: продолжается внедрение интернационализированных доменных имен (IDN), которые позволяют людям использовать названия сайтов, написанных не только символами латинского алфавита (например, http://لاثم.رابتخإ). Создание «суннитского интернета» – да на самом деле любого национального сегмента сети – становится вероятнее, если пользователи могут получить доступ к версии интернета на своем языке.

Именно при условии существования «суннитского интернета» можно было бы добиться его соответствия нормам шариата (конечно, это зависит и от того, кто будет участвовать в его создании и возглавлять разработку): иначе выглядели бы интернет-торговля и интернет-банкинг, ведь в исламе существует запрет на ссудные проценты; религиозная полиция могла бы проводить мониторинг онлайн-выступлений и совместно с местными правоохранительными органами наказывать нарушителей; были бы однозначно запрещены сайты для геев и лесбиянок; значительно снизилась бы онлайн-активность за права женщин; был бы установлен пристальный контроль за деятельностью этнических и религиозных меньшинств (более того, она могла быть ограничена или полностью запрещена). В этом сценарии для технически продвинутых местных жителей возможности обойти наложенные ограничения и выйти в глобальный интернет зависели бы от страны, в которой они живут: допустим, у властей Мавритании может не оказаться желания или сил их остановить, а Саудовской Аравии это, скорее всего, удастся. С другой стороны, если мавританское правительство выразит озабоченность тем, что граждане страны обходят цензуру «суннитского интернета», его новые цифровые партнеры наверняка помогут ему возвести более высокую «ограду». В рамках альянсов по коллективному редактированию контента наименее параноидальные страны могли бы позволить своим гражданам иметь доступ к обеим версиям интернета (по аналогии с возможностью пользоваться родительским контролем при просмотре телевизора), делая ставку вместо грубой силы на то, что пользователи предпочтут безопасный и уникальный контент.

В некоторых случаях авторитарные и демократические правительства станут использовать одинаковые подходы к редактированию интернета. Обычно это проявляется в ситуации, когда слабая демократия находится в окружении сильных авторитарных государств, вынуждающих ее идти в виртуальном мире на те же геополитические компромиссы, которые характерны для мира реального. Это тот редкий случай, когда физическая близость может действительно влиять на виртуальный мир. Возьмем Монголию – молодое демократическое государство с открытым интернетом, «зажатое» между Россией и Китаем – двумя крупными странами с различными, но одинаково основанными на ограничениях интернет-политиками. Бывший монгольский премьер-министр Батболд Сухбаатарын рассказывал нам о желании превратить Монголию в страну с собственным уникальным лицом. Это означает, по его словам, что ей нужно поддерживать хорошие отношения с соседями, не позволяя им вмешиваться в ее внутренние дела. «Мы уважаем сделанный каждой из этих стран выбор собственного пути развития, – сказал он. – Если говорить о Китае, то мы понимаем, что не нужно касаться проблем Тибета, Тайваня и далай-ламы, и тогда они не будут касаться наших проблем. Это же относится и к России, с которой у нас сложились долгосрочные партнерские отношения».

Состояние невмешательства гораздо легче поддерживать в реальном мире. Виртуальное пространство серьезно усложняет эту модель, поскольку контроль над ним принадлежит людям. А люди, симпатизирующие оппозиционным движениям и этническим меньшинствам в Китае и России, могут решить, что Монголия идеально подходит им в качестве плацдарма. Сторонники уйгурских, тибетских и чеченских повстанцев захотят использовать монгольское интернет-пространство в качестве базы, с помощью которой можно проводить мобилизацию активистов, устраивать онлайн-кампании и создавать виртуальные движения. И если это произойдет, монгольское правительство, несомненно, столкнется с давлением со стороны и Китая, и России, и не только дипломатическим, ведь ее национальная инфраструктура не сможет выдержать киберагрессию соседей. Тогда, стремясь смягчить их и сохранить собственный физический и виртуальный суверенитет, Монголия решит выполнить ультиматум Китая или России и начать фильтрацию интернет-контента, связанного с «горячими» темами. В результате такого компромисса проиграют жители Монголии, чья онлайн-свобода будет принесена в жертву эгоистичным иностранным тяжеловесам с крепкими кулаками.

В ходе «балканизации» интернета сотрудничать будут готовы не все страны, однако конечный результат окажется одинаковым: мешанина национальных интернетов и виртуальных границ. Уже сложилась тенденция формирования глобальных платформ вроде Facebook и Google, и это означает, что технологии, скорее всего, станут распространяться и дальше, соответственно, в распоряжении людей окажутся инженерные средства для создания собственных онлайн-структур. Без государственного регулирования, замедляющего инновации, развитие этой тенденции пойдет очень быстро. Вначале определить, что находишься в интернете другой страны, окажется практически невозможным, поскольку выглядеть сеть будет везде одинаково, как и сейчас. Пока страны работают над закреплением своей автономии в виртуальном мире, большинство пользователей практически не заметят перемен.