Пряный кофе - Софья Ролдугина

…и не оказываюсь в палате.

Здесь холодно и чисто. Женщины и девочки спят под тонкими шерстяными одеялами. Пахнет болезнью и лилиями.

Леди Милдред стоит у кровати, что под самым окном. Это не слишком удобное место, открытое для сквозняков, занимает совсем ещё юная девушка. Её рыжие волосы-пружинки выглядят иссохшими, обожжёнными, как солома. Веснушки – точно пятна грязи.

– Я должна была сделать это раньше.

Голос у леди Милдред одновременно глубокий и надтреснутый, какой был незадолго до смерти. Меня пробирает холодком. Я зябко кутаюсь в густой запах лилий и застываю в полутени, невидимая.

Девушка молчит. Вокруг неё – чернота, столь густая и плотная, что кажется живой плотью…

…или мёртвой.

– Я дам тебе дом. Ступай со мной.

Девушка трясёт головой и зажимает уши руками.

А лилии вдруг начинают выпирать из вазы; их становится всё больше. Толстые зелёные стебли извиваются на полу, узкие листья вспарывают сероватую пену одеял на кроватях, белые восковые цветы прорастают сквозь женские тела. И через ядовитый, сладкий запах проступают слова:

«Не могу. Ведь я…»

– Я знаю. – Леди Милдред улыбается и накрывает её дрожащую ладонь своей. – Вот только он недооценивает тебя. И нас всех. Пойдём со мной. Есть кое-кто, кому твоя защита и поддержка очень нужны … Правда, этот кто-то ещё и сам об этом не знает.

У меня за спиной скрипит тяжёлая входная дверь. Рыжая девушка вскидывает голову на звук. Зрачки её расширяются.

От леди Милдред остаётся только улыбка – и свет, который пронизывает всё, от густых зарослей лилий до мрака вокруг рыжей девицы.

– Пойдём со мной.

Рыжая долго глядит на что-то за моей спиной – а затем кивает. Раз, другой, третий… И – крепко сжимает пальцы леди Милдред.

Я оборачиваюсь и вижу нечто очень красивое, тонкое и ломкое – статуэтку изо льда, обещание необоримой силы зимы, холодной и властной.

Нечто уязвимое – пока ещё.

Нечто со взглядом, так похожим на мой.

Благотворительный вечер должен был начаться через час. Однако в кофейню уже прибыли близнецы в компании Фаулера, Паола Мариани с приютскими детьми и Лиамом, Эллис, дядя Рэйвен с Мэтью Рэндаллом и, в довершение ко всему, супруги Клэймор, которые перепутали время.

Сперва я пыталась изолировать опасных гостей друг от друга, чтобы Фаулер – да не допустят этого Небеса! – не наградил меня сомнительным комплиментом в присутствии дяди Рэйвена, Глэдис насмерть не заговорила близнецов, а дядя Рэйвен не запугал бедных сироток грозными взглядами поверх синих очков. Вдобавок ко всему Георг пытался командовать отряжённой ему в помощь миссис Рэй, миссис Рэй – Магдой, Магда – до смерти уставшей Мадлен, Мадлен – чрезмерно бодрой Джейн Астрид и ещё целой компанией временных служанок, нанятых для вечера.

Когда происходящее вокруг меня начало напоминать первозданный хаос вкупе с весенними заседаниями в парламенте, я извинилась, отобрала у Георга недоделанную порцию кофе и уединилась на втором этаже, у окна.

Кофе отдавал мускатным орехом и миндальным ликёром: похоже, эта чашка предназначалась Мэтью.

– Леди Гинни, леди Гинни… А вы в любовь с первого взгляда… Ну, того, верите?

От неожиданности я поперхнулась самым неподобающим леди образом и едва не облила себя кофе.

– Интересный вопрос, сэр Лиам Сайер, – улыбнулась я, растерянно поправляя складки нежно-зелёной юбки. Мальчик стоял рядом со мною, невинно потупив взгляд. Но щёки пылали – поднеси к ним свечу, и она вспыхнет. – И чем же вызвано такое любопытство?

– Ну… – совсем не аристократически понурился он и ковырнул паркет мыском ботинка. – Понимаете, миссис Мариани читала книжку, и я в неё посмотрел, а потом она мне ухо выкрутила, потому что рано мне такое. А потом сегодня тот, который в коричневом и с кислой улыбкой, сказал, что так не бывает, когда эти, двое, которые одинаковые, того, про любовь, когда красивая леди со стёклышками вошла, ну и я, того… Миссис Мариани ведь не будет ухо почём зря выкручивать, да?

На мгновение я призадумалась, заново выстраивая последовательность событий. Итак, Лиам сунул нос в роман Паолы о первой любви, за что и получил нагоняй. Близнецы, встретившись с Глэдис, отвесили ей комплимент в своём стиле, вероятно, нечто вроде «чувства вспыхнули с первого взгляда», а Фаулер сделал циничное замечание. Судя по тому, что ни шумных ссор, ни холодных отповедей я не слышала, дядя Рэйвен и лорд Клэймор в это время были увлечены личной беседой, а Мэтью скромно стоял в стороне и изображал незримую, но всеведущую тень.

А раз Лиам напрочь позабыл имена гостей и правила хорошего тона, вопрос о любви с первого взгляда волновал его очень сильно.

– Сложно сказать, – начала я осторожно, стараясь не разбить детские иллюзии, но одновременно и не создать новых, губительно-романтических. – Глупо было бы отрицать, что порою с первого взгляда на незнакомца нами овладевает множество разных чувств, от глубочайшей необъяснимой симпатии до столь же безосновательной и неодолимой ненависти. Чувства эти могут быть как знаком некоего высшего понимания, предчувствием судьбы, так и бессмысленным самообманом.

Лиам вздохнул так безнадёжно и грустно, что даже моё ледяное сердце затрепетало.

– И как их различить, ну, самообман с дыханием судьбы?

– Время показывает, – улыбнулась я. – А у некоторых счастливцев есть особое чутьё.

– Может, и у меня есть? – воспрянул духом Лиам. – Ну, это самое чутьё. Я же вас, леди Гинни, как увидел – сразу понял, какая вы хорошая. И что когда я взрослый буду, то защищать вас стану, как Эллис! Выучусь на детектива, вот.

Я не выдержала и рассмеялась:

– А что же ты тогда мне крысу подкинул?

– От большой любви, – выкрутился Лиам и виновато на меня посмотрел. – А вы, того, сердитесь?

– Нет, – покачала я головой. И вспомнила вдруг – совершенно некстати – Лайзо с его неудавшимся приворотом. – Но мой тебе совет, если ещё к кому-нибудь почувствуешь искреннюю симпатию – обойдись без крыс. Без любых крыс, не только дохлых.

Он воодушевлённо закивал, и я приготовилась было высказать ещё несколько советов, касающихся уже прямо поведения с Юджинией, когда внизу вдруг послышался грохот; доносился он с кухни и напоминал звук от падения доброго десятка сковород и кастрюль.

Чашка из-под кофе была пуста.

Оправданий, чтобы тихо сидеть на втором этаже, ни во что не вмешиваясь, у меня не осталось; пришлось спускаться.

Жуткий грохот, впрочем, объяснился обыденно: мисс Астрид приказала служанке просушить десертные ложки, а та рассыпала всю коробку с приборами на противень, подготовленный для следующей порции выпечки и уже смазанный маслом. В итоге ложки, вилки и ножи пришлось заново мыть, но, к счастью, нанятые девушки оказались работящими и справились в срок. Правда, мне пришлось взять на себя командование прислугой, и на гостей до самого приёма времени не осталось.

Дважды со мной пытался заговорить дядя Рэйвен; я молитвенно складывала руки и знаком просила его подойти позже. Однажды подошла Паола, чтобы узнать, где Лиам, и я отослала её на второй этаж. Фаулер четырежды заглядывал на кухню и в зал, однако баронету отчаянно не везло. Сперва он столкнулся с дядей Рэйвеном, затем – с более чем недовольным Георгом, на третий раз его окликнули и вернули близнецы, а на четвёртый он едва не сбил с ног приютских детишек и удостоился ядовитого замечания от Паолы.

И впору бы посмеяться над таким невезением, если бы не взгляды Фаулера. В них было нечто настолько несвойственное ему, что у меня кровь леденела в жилах. Словно слепец шёл по узкому карнизу, а я бессердечно наблюдала за этим издалека – и молчала.

За десять шагов до резкого поворота.

За пять шагов.

За шаг.

Но, как бы то ни было, за десять минут до начала благотворительного вечера в зале – жаль, не в кофейне – воцарился идеальный порядок. Отец Александр, Паола и дети заняли место напротив входа, в окружении цветочных гирлянд и букетов. По правую сторону расположились дядя Рэйвен, Мэтью и Клэйморы. По левую – близнецы, ослепительно красивые и изрядно воодушевлённые, и мрачный, как ноябрьский день, Фаулер. Я поставила граммофонную пластинку с необременительно-воздушной мелодией и приготовилась ждать…

Наконец, дверной колокольчик звякнул.

Первыми прибыли, конечно, не благотворители, а те, для кого присутствие на этом вечере было частью работы – Луи ла Рон с юношей в огромных очках, который назвался Джеремией. То, очевидно, был обещанный мне фотограф. За ними последовали те, кто искал развлечений. Сначала – Эрвин Калле, на сей раз в сопровождении не трепетной девицы, а богатой вдовы. Минуту спустя прибыли супруги Вайтберри, едва не столкнувшись в дверях с миссис Скаровски, на ходу перебирающей листы с новыми сонетами. И не успела я поприветствовать старых друзей, как гости начали приезжать один за другим. В какой-то момент в толпе померещилась зефирно-белая шевелюра Клэра, но тут меня окликнула Абигейл. Я отвлеклась, а когда обернулась вновь, то увидела только прелестнейший цветник из дам всех возрастов; вероятно, одну из них, светловолосую коротышку в голубом платье, я и приняла за Клэра.