Последний Сеанс - Александр Шашкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не знаю, как сегодня получится. Ну, около семи. Я точно не скажу.
– Договорились. Я вас жду в семь в Венецианском бульваре. Такси будет вас ожидать.
– Нет-нет, зачем такси, а вдруг я задержусь? Да и тут пять минут ходьбы.
– Значит, договорились?
– Хорошо, Сергей, договорились.
Глава 21
Лора почти всё время плакала. В перерывах между сном и плачем она озвучивала свои самые страшные мысли и опасения того, что их, как ей казалось, ждёт. Тиме это не нравилось, он не собирался сдаваться и не верил в то, что на этом их жизнь закончится. Возможностей высвободиться было немного, но они были. Отстёгивали их только тогда, когда уже действовало снотворное. Вырваться было физически нереально. Но Тима не переставал верить в шанс. Он понимал, что ему во что бы то ни стало нужно будет им воспользоваться. Время не ощущалось вообще. И единственное, как можно было ориентироваться, это – по кормлению. Еда была отвратительная. Воняла фекалиями так сильно, что приходилось дышать ртом, чтобы меньше чувствовать смрад. Это всегда была каша. Лишь в первый раз их покормили более-менее по-человечески. Всё остальное время это была липкая смесь без соли и сахара, но с запахом и вкусом экскрементов. В ней попадались мелкие камушки, и песок скрипел на зубах. Это было ужасно, но приходилось есть, чтобы сохранять силы. Через несколько дней плена еда казалась всё менее и менее плохой. В перерывах между завтраком и ужином у всех журчало в животах. Мыли их неплохо. Но запах немытых тел в палате присутствовал. Воздух был спёртым и удушающим. Сказывалось отсутствие окон и надлежащей вентиляции. Тима прямо представлял, как, освободив одну руку, он вырубает ею медсестру, затем отстёгивает себя, Лору, и они убегают. Дальше он не знал, как и что делать, но на своих двух со свободными руками он мог бы справиться. Капельницы им больше не ставили, лишь усыпляли на время или частично парализовали, чтобы менять утки и мыть их. Почему за ними так ухаживали, было непонятно. К чему-то готовили, но к чему?
Радослава повезли в операционную по неровному полу коридора мимо других палат в полной темноте. Видно ничего не было, зато за некоторыми дверями слышались человеческие стоны, раздавался безумный визг, похожий на звук, издаваемый дикими обезьянами. В операционной их встретила старушка невысокого роста, лет семидесяти, с выцветшими волосами, собранными в гульку на затылке. Её белой халат был чистым, но старым и порванным во многих местах. Маска на её лице была спущена под подбородок. Бледное лицо покрывали чёрные редкие усы и длинные, отдельно растущие волосы на нижней челюсти. Всё лицо жуткой старухи было покрыто папилломами и бородавками. А на носу у правой ноздри росла большущая, заросшая волосами родинка.
– Оставь его, дальше я сама, – проворчала она.
Мамонт что-то прорычал в ответ и закрыл за собой дверь снаружи.
– Как тебя звать?
– Радослав, – едва слышно произнёс Родя.
– Хорошо, Радослав, сейчас я тебе сделаю клизму, потом подготовлю к операции.
– Какой операции? – заикаясь, произнёс Родя. Язык просто отказывался шевелиться. Страх и бессилие – вот что он чувствовал. Ещё он уловил странный запах и вкус крови во рту. Память вернула его в детство, когда он получил сотрясение мозга, упав с крыши гаража. Какое-то время он был без сознания, а когда его привели в чувство, он ощущал вот такой же вкус во рту и запах.
Старуха сделала ему несколько уколов, после чего вертела его тело, которого он уже давно не ощущал, то в одну, то в другую сторону. В один момент всё закружилось в голове, страхи и волнение ушли полностью, и Родя стал засыпать. Ему сейчас было неинтересно, что с ним хотят сделать. Он смирился и поверил в то, что операция ему нужна. Он больше не задавал ни себе, ни странной медсестре вопросов: «зачем?» и «что?» Она сделала ему клизму и зачем-то побрила обе ноги ниже колен. После этого перекатила по гладкому плиточному полу за стенку в большую операционную. Это помещение значительно отличалась от других: оно было больше, плитка была повсюду, как на полу, так и на стенах, потолок окрашен масляной водостойкой краской. Оно убиралось и даже стерилизовалось. В операционном отделении были и бактерицидные, и ультрафиолетовые лампы. Вообще-то это не могла быть настоящая операционная, так как в подвале их не обустраивают, но куда деваться, когда нужно лечить людей, и чтобы об этом никто не знал. Всё было организовано своими силами за счёт средств пациентов и их родственников. Инструмент стерилизовался в специальной комнате в автоклаве, где подвергался тщательной обработке высокой температурой и давлением. В операционной помимо стола для инструментов были два металлических шкафа, тележка со съёмными носилками, умывальник и хирургический полумягкий стул. В пользовании были дефибриллятор, аппарат для ингаляционного наркоза, несколько штативов для длительных вливаний. Над операционным столом тяжело и устрашающе свисал передвижной четырёхрефлекторный медицинский светильник.
Появился доктор. Он был раздражен и зол на своих бестолковых подчинённых. Сразу после разговора со следователем он спустился в подвал для снятия стресса. Родю перетащили на операционный стол и закрепили ремнями.
Хотя Валерий Кириллович был врачом психотерапевтом, лечить психические заболевания своих жертв он не собирался. Сама подготовка к операции была тоже неправильной и вообще ненастоящей. Лечить Радослава никто не планировал, а наоборот – калечить. Никто не думал о его давлении, аллергиях, работе сердца, питании, полном очищении желудка, переносимости тех или иных препаратов. Расчёт был другой, поэтому и подготовки никакой не было. Вся эта картина была частью игры психически больных людей, которыми являлись и сам доктор, и его специфический персонал.
Пациентам везло, если по какой-то причине ему в голову приходило сделать общий наркоз. И очень везло, если во время операции человек умирал. Но в других случаях бедные жертвы были обречены на длительные муки и страдания. Одной из шуток над подопытными была установка большого зеркала над столом, чтобы оперируемый видел, как над ним издеваются. Иногда, передумав миловать жертву общим наркозом, он приводил пациента в сознание. Иногда специально рассчитывал небольшое его количество, чтобы человек приходил в себя прямо во время процесса ампутации конечности или удаления какого-то органа. Это был страшный садист, осуществляющий свои больные желания, пользуясь беспомощностью пациентов, как правило, случайно попавших в застенки этого представительства ада на земле.
Весь персонал подвала для пыток и издевательств состоял из частично или полностью больных людей. Все, кроме Вали,