Игра в людей - Василий Кнежин

Когда мой рот освободился, я пустил соленую слюну. Она протекла по щеке и попала в ухо. Я сказал, пытаясь вложить силу в голос:

— Отставить скорую… слушай мою команду, мужики.

Надо мной мечутся тени. Одна из теней подняла руку, остальные затихли. Олег сказал мне грубо:

— Заткнись, слышишь? Тебе через минуту крышка, а ты расприказывался. Пей.

Мне осторожно подняли голову. В зубы ударился пластиковый стакан, оттуда пахнуло гашеным спиртом. В меня влили два глотка, следующие я выпил сам. С болью и злостью, словно хочу уничтожить водку. От алкоголя и злости полегчало. Когда стакан убрался, я сказал:

— Олег отмени скорую. Первая Дубровская, я там живу. Пять минут довести.

Олег замешкался. Достал мобильник, посветил мне в глаза. Что-то промычал и сказал громко:

— Данил, Виталя. Вы потрезвей, подымите парня. Аккуратно, иначе сдохнет по пути. Артерии не пережмите. За мной.

Я стараюсь держаться, хотя такое чувство, что сейчас сдохну. Перед глазами пляшут красные огни. Чувство, будто рана расползается в стороны, и сейчас я тресну на много кусков. Я сжал зубы, чтобы с тошнотой не вылилась водка. Странное дело, от нее стало легче. Я даже сделал пару шагов. Но споткнулся и заорал от боли. Олег ударил меня ладонью по губам:

— Раз уж решился геройствовать, заткнись. Если помрешь, нас по этапу пустят.

Виталю эта перспектива не обрадовала. Он сказал:

— Может, оставим его и вызовем скорую? Видишь, как одет. Такие франты только нагрубят в благодарность.

Олег взял его за грудки и прошипел в лицо:

— Никогда, слышишь, никогда не бросай человека. Пусть тебе самому ногу прострелят, а друга должен донести.

— Он не друг нам.

— У раненого нет расы или звания. Он всегда друг, его надо просто донести.

Я попросил палочку с тряпкой в зубы. Когда подали, я вонзился в нее на сантиметр вглубь. Иду хуже пьяного, но стараюсь изо всех сил. Иногда падю в темноту, куда-то лучу. Когда просыюсь, то с удивлением обнаруживаю себя все еще на ногах. Перед тем, как выйти на оживленную улицу, Олег остановил. Откуда-то появилась рокерская косуха. На меня ее одевали вшестером, словно броню на тевтонского рыцаря. Мне она показалась тяжелее скалы, а пахнет как стойло с конями. Мне хотелось расцеловать того, кто мне ее дал. По моим щекам покатились слезы. Олег снова остановил процессию. Достал мобильник, посветил мне в глаза. Брови сшиблись на переносице, он приказал ускориться. Спросил у меня дом, подъезд. Я ответил и сказал, чтоб в правом кармане джинс они достали ключи, а живу на пятом этаже. Я взмолился, чтобы никто по пути не встретился, никто не позвонил, чтобы вообще все замерли. Кроме Олега, Витали и их друзей.

Тащились половину вечности. Я нырял в темноту, как холонавт в свои трипы, но не мог выйти из темени по собственному желанию. Дышал еле-еле.

— Помер, бедняга. Пошли, поглядим, что в холодильнике есть, жрать хочется. И мотать надо. Если застукают здесь, то вляпаемся по полной!

Я приподнял чугунные веки. Слепящий свет бьет в глаза, темные силуэты склонились едва не к лицу.

— Живой. — Сказал Олег. — Не такой слабак, как показалось. Раз выжил, пока по лестнице перли, то поправится. Знаю я одного такого же, хиляк хиляком, но жизни в нем больше чем в нас всех вместе взятых. Но таких судьба не щадит, дерет по полной.

Тряпки у меня во рту не оказалось, вынули. Каждый звук дерет хуже перца, но я сказал:

— Оставьте меня… возьмите что хотите, все ваше. Холодильник тоже ваш… Оставьте…

Тени заметно оживились. Их около семь или восемь, и две из них остались безучастны. Виталя, одна из таких теней, сказал:

— Ты это, живи, понял? Как выздоровеешь, бухнем вместе. Обещаешь? А больше нам ничего не надо.

Слезы покатились сами собой. Я закивал. Попытался поднять руку, но она не шевелится, а другая прикипела к ране. Я сказал едва слышно:

— Возьмите что-нибудь. На кухне под микроволновой, деньги… на опохмел…

Тени оживились, но две из них по-прежнему остались безучастны. Олег сказал Витале:

— Этот дурак ничего не понимает. Мы русские, а не американцы. Ээх… Ларион Холод, у тебя есть, кому позвонить?

Я удивился было, откуда знают мое имя. Закивал, лишь бы ушла эта суета, погасили свет. Как же больно от света!

Олег хотел остаться и проследить, чтобы мне была оказана профессиональная помощь, но видимо друзья нажали на него. Опасное дело они затеяли, таща меня сюда. Олег вынужденно махнул рукой. Мое тело дернулось от дверного хлопка. Друзья ушли, оставив после себя стойкий запах водки, кажущийся мне сейчас сладче любого парфюма. Я пошарил левой рукой вокруг себя, обнаружил сотовый. Я мысленно перебрал всех своих друзей, бывших студентов и просто знакомых, кто-то из них обязательно должен быть медиком. Если повезет, то хирургом. Но кто? Обзванивать всех значит истечь кровью.

Иван Столяров, пронеслось в голове. Он мне когда-то говорил, что, будучи студентом в ВУЗе, ходил по моргу в трусах в горошек и пел арию Фигаро. Давай… Пальцы дрожат, я несколько раз промахнулся мимо нужной кнопки.

— Здорово, Ларион! — Донеслось из трубки. — Рад тебя слышать!

Больная улыбка коснулась моих губ.

— Чего не спишь в такую ночь? Ваня, у меня мало времени. Как сказала мне телефонная компания, мой абонент может быть отключен за нехватку ресурсов.

— Ты на мели? Если нужны деньги, буду рад помочь.

— Стоп. — Коротко сказал я и скривился. Боль стеганула с такой силой, что на мгновение я потерялся. — Мне нужен хирург. Моего любимого песика сильно погрызла другая собака. А ты вроде как медик.

Из трубки раздалось длинное мычание. Иван сказал, что хоть он и закончил медицинское, но работает сейчас начальником кадров в автомобильной компании. Я не стал дослушивать, сказал, что моему песику совсем плохо и повесил трубку. Онемевшими пальцами я натыкал еще один номер, но сказали, что он не используется. Третий звонок тоже без результата, а на четвертый у меня не осталось сил.

ЧАСТЬ 2

Глава 1

Я оставил телефон, попытался максимально расслабиться. Представил, как кровь останавливается, рана затягивается тонкой пленкой, а боль уходит. Я медленно вдохнул, выдохнул… стало чуть легче. Я вдохнул чуть глубже, представляя, как с каждой секундой становлюсь здоровее, а рана становятся мелкой царапиной. На выдохе от приступа боли я распахнул глаза и выгнулся дугой, чувствуя, что кровь потекла с удвоенной силой. У меня уже начались слуховые галлюцинации. Кажется, что над ухом уселся менестрель в смешном костюме и поет глупую песню.