Упорядоченное (Сборник) - Перумов Ник

– К госпоже боевому магу мастеру Клариссе Шварцхорн Хюммель. Старшая адептка-интерн Леандра Маллик с семейством!

Гормли поднял бровь и оглядел их всех так, словно видел впервые.

– Papiren, герр Маллик! Документы, прошу предъявить!

– По какому… – пискнула было мама, но папа с невесть откуда взявшейся ловкостью ухитрился разом и обнять её за плечи, и задвинуть себе за спину, и протянуть надменному привратнику тугую связку бумаг.

Леа в очередной раз возжелала провалиться сквозь землю. А ещё лучше – через несколько слоёв Реальности сразу.

Гормли разглядывал свитки придирчиво, подносил то к самым глазам, то глядел на просвет. Печати изучил так, словно имел веские причины сомневаться в их подлинности.

– Я доложу, – наконец изрёк он торжественно. – Благоволите следовать за мной, mein damen und herren[9], ожидайте в приёмном покое. Когда госпожа мастер сможет вас принять, вы будете ordnungsgemäß benachrichtigt[10].

Внутри клуба Гильдии Боевых Магов Леа не бывала ещё ни разу. Воображение рисовало ей мрачные каменные стены, увешанные жуткими трофеями – таксидермически сохранёнными головами чудовищ и монстров, черепами, костями, кошмарного вида мечами, секирами и иными орудиями убийств, взятыми чародеями Гильдии на телах поверженных ими злодеев.

За дверьми открылся широкий проход – и он оказался именно таковым.

Мрачные стены, только не каменные, а красного кирпича, нарочито неровно сложенные. Полукруглые своды, горят грубо сработанные факелы в железных кольцах, а справа и слева на деревянных щитах развешаны те самые «жуткие трофеи».

По правую руку распахивала пасть здоровенная змеиная голова – величиной как две медвежьих, буркалы – с кулак, а клыки – в пол-локтя. С клыков по капле стекал зеленоватый яд, срывался и испарялся.

Иллюзия была полной. Леа взвизгнула и попятилась, мама поспешно отстранилась, даже папа с Зигмундом вздрогнули. Одна Крокордилия бесстрашно встала у самой морды рептилии, вчитываясь в висевшую рядом табличку:

– Мutata regulus venena diffundet…[11] Ой, мам, гляди, какие зубки классные!..

Мама только что-то слабо простонала.

По соседству с mutata regulus venena diffundet помещалась salamandra ignem spirans[12], ещё дальше – ursus lupinotuum pectinem[13].

– Ну прям близняшка твоя, – съязвила (от страха) Леандра, проходя мимо сестрицы, что никак не могла оторваться от созерцания гадюки обыкновенной, но изменённой.

В другое время Крокордилия бы не преминула выпалить в ответ что-то не менее язвительное, а сейчас, похоже, даже и не расслышала.

Правда, задержаться подле гадюк, саламандр и медведей-оборотней им не удалось. Привратник Гормли топал себе вперёд, за ним следом – папа и Зигмунд, почти тащившие между собой маму.

В следующем коридоре, однако, они поневоле задержались – Корделия аж взвизгнула от восторга и ни за что не хотела уходить, крутясь вокруг спускавшегося с потолка на толстых цепях великолепно исполненного чучела giant aranea hominemque comedere[14]. Этот самый aranea был настолько giant, что растопыренные его лапы послужили бы отличным шалашом; челюсти блестели коричневым ядом, тёмно-вишнёвые многочисленные глаза, казалось, пялились с неутолимым голодом.

– Ка-акие челюсти! – восторгалась Крокордилия. – А лапсы! Мам, мам, Леа, вы гляньте, какие лапсы! Ка-ак хватит лапсой – и сразу кишки наружу!

При одном только виде этого aranea hominemque comedere Леандре захотелось немедленно бежать домой, зарыться с головой под одеяло, поставив заодно полдюжины самых крепких охранных заклятий. Помнится, как-то раз та же Крокордилия, ещё совсем малявка, подпустила в спальню к средней сестрице «чёрного стукачка», которого сама же невесть как ухитрилась начаровать; когда Леандру сняли с флюгерного шпиля, саму Крокордилию засадили в чулан на хлеб и воду, а братца Зигмунда лишили карманных денег за неубирание под замок конспектов, не предназначенных для детских глаз – Леа с тех пор назубок выучила все отпорные чары, какие только могла.

– Дамы и господа, – напыщенно объявил Гормли, – вам поистине повезло, и госпожа мастер Кларисса Шварцхорн Хюммель примет вас незамедлительно в Зале Трофеев. Прошу следовать за мной.

Дальше коридоры оказались уже не столь пугающи, с обычной отделкой. Убранство не было лишено элегантности, однако на всём – на старомодной вычурной мебели, креслах, козетках и канапе – лежала печать потёртости, небрежения, запущенности.

По стенам висели паноплии[15] из причудливых щитов, мечей, ятаганов, скимитаров, секир, топоров, палиц, палашей, моргенштернов и ещё один мессир Архимаг ведает как называющихся видов смертоубийственного оружия.

Мама морщила нос и поджимала губы. Карнизам и лепнине не помешала бы изрядная чистка, ковры давным-давно следовало выколотить, а трещины в старом паркете из благородных пород дерева – заделать.

– Зал Трофеев, – торжественно, словно перед особой королевской крови, объявил Гормли. – Госпожа мастер ждёт вас.

…О да, это был воистину Зал Трофеев.

Были тут скелеты неведомых чудищ и поразившее их оружие, были картины, на которых благородные маги в сияющей броне сокрушали очередных Тёмных Властелинов, были кристаллы и их друзы, были автоматоны со смятыми шлемами, были зомби, навек заключённые в нетающие ледяные глыбы, были упыри, уныло висевшие на продетых сквозь крылья цепях, были…

А ещё была высокая стройная женщина в кожаных лосинах и высоких ботфортах, короткой лайковой куртке и широком поясе, на котором висела внушительная шпага с рубинами в оголовке эфеса.

Загорелая, с едва заметными морщинками в уголках глаз, мастер Кларисса Хюммель явно пренебрегала ухищрениями гильдии Парфюмеров. Волосы она носила по-девичьи заплетёнными в старомодную косу.

– Фройляйн мастер, имею честь представить явившихся до вашей милости, – чопорно отрапортовал Гормли. – Старшая адептка Маллик, Леандра! С семейством! Мастер Маллик, Арчибальд, гильдия Целителей! Мэтресса Маллик, Джоссина, гильдия Целителей! Ординатор Маллик, Зигфрид, гильдия Целителей! Младшая адептка, приготовительный класс, Маллик, Корделия!

– Спасибо, Гормли. Ты свободен.

Клара Хюммель положила руку на эфес и шагнула навстречу старшей адептке Маллик Леандре, с семейством.

– Papiren, Herrin Meister.

– Ich danke Ihnen.

Зашуршали свитки.

– Э-э-э… – попытался заговорить папа, но мастер Хюммель вдруг резко вскинула руку.

– Прошу вас, Арчибальд. Я должна поговорить с адепткой наедине.

– Как «наедине»? – вскинулась несколько пришедшая в себя мама. – Мы не допустим… мы не позволим…

– Не позволите, госпожа Маллик? – похоже, Клара Хюммель умела подпускать в голос льда не хуже, чем эта жаба Ирэн Мескотт. – Хорошо. Тогда скажите мне, во что одета сейчас ваша дочь? Что на ней надето?

– А? – не поняла мама. – Как это «что надето», Хюммель? Дорожное платье от Виты Деверо – хотя откуда вам знать, кто такая Вита Деверо, и сколько стоят наряды из её мастерской!

Леандре показалось, или при упоминании Виты Деверо глаза мастера Клары слегка сузились?

– Дорожное платье. То есть платье для дороги, для путешествия. Угу. Отлично.

Клара Хюммель отвернулась, чем-то зашуршала. А потом вдруг разом оказалась совсем близко к Леандре, с силой потянув за кружевной отворот, и не пальцами – в её руке зажата была отвратительного вида мохнатая засушенная лапа какого-то очередного aranea, и может даже, весьма giant, вся покрытая жёсткими чёрными волосками и заканчивающаяся внушительным чёрно-стальным когтем в пол-ладони величиной.