Камень Януса - Гриффитс Элла

— Ну и о чем пьеса? — спросил он, пока они медленно катили вдоль улицы, отыскивая парковку.

Малый театр располагался в новом Центре искусств у доков — сверхмодном районе, где все изображалось такими мелкими буквами, что указатели невозможно было прочитать.

Мишель заглянула в программку, которую Лео не поленился прислать ей по почте.

— «Двуликий бог». Повествование ведется от лица Януса, римского бога начал и концов. Эта пьеса о проходах, дверных проемах, трещинах и половых отверстиях. Действие начинается в римскую эпоху, продолжается в индустриальную и во время сексуальной революции, а заканчивается на космической станции, которую запустят в далеком будущем.

— Ничего себе, — удивился Нельсон. — Половые отверстия.

— Гарри, какой же ты ханжа. — Мишель рассматривала себя в зеркальце в солнечном щитке пассажирского сиденья. — Все современные пьесы о сексе.

Неужели он ханжа? Нельсон оценивал обвинение, пытаясь припарковаться в пространстве, которое оставили разве что для мопеда. Да, он редко находит шутки Клафа остроумными и считает, что сериал «Секс в большом городе» граничит с порнографией. Но он мужчина от мира сего и ценит секс, когда тот уместен. Просто ему не хочется слушать, как какой-то худосочный неоперившийся актер бесконечно разглагольствует о физиологических функциях. Разве это непонятно?

— Я не ханжа, — наконец заявил он. — Просто для всего свое место и время.

Мишель взглянула на него и усмехнулась:

— Ты не всегда был такого мнения. Вспомни, что мы устроили на молу в Блэкпуле.

— Тогда мы были молоды и глупы, — проворчал Нельсон, но, когда они шли к театру, взял жену за руку.

В фойе собралась пестрая толпа. Люди пили непомерно дорогие коктейли и щурились в мелко напечатанные программки. Были там и работодатели Мишель, Тони и Хуан, окруженные группой типов, которых Нельсон назвал диковинными. Пожилые пары вглядывались в развешанные на стенах фотографии, изображающие актеров в греческих масках, но больше почти ни в чем. Пришло много молодежи, скорее всего студентов университета.

— Она совсем недурна, — заметила Мишель.

— Кто? — Нельсон прокладывал дорогу от бара с полпинтой светлого пива и бокалом белого вина.

— Вон та. С рыжими волосами.

Он повернулся и увидел женщину потрясающей внешности в черном. Она показалась ему знакомой. А с ней… Господи, помилуй!

— Пошли туда. — Нельсон попытался увести жену в противоположном направлении. — Там есть свободный стул.

— Я не хочу сидеть. Кто это с ней? Рут! Гарри, смотри, там Рут!

Мишель пробилась сквозь толпу, и Нельсон заметил, как она похлопала Рут по плечу, и та познакомила ее с рыжеволосой. Теперь он узнал в ней психованную Шону, которую помнил по солтмаршскому делу. Рут поздоровалась с Мишель с радостью. Бледная, подумал Нельсон, а в остальном выглядит нормально. Она была в красной блузке и черных брюках. Хорошо, что выбрала свободную одежду. Если повезет, Мишель решит, что это просто мода.

— Гарри! — Жена повелительно поманила его к себе.

Нельсон приблизился, и Рут встретила его слегка озорной улыбкой.

— Никогда бы не подумала, что такие вещи тебя интересуют.

— Это была идея Мишель, — ответил он.

— Вот и Рут мне пришлось уговаривать. — Шона откинула назад волосы и блеснула глазами.

— Мы познакомились с Лео на вечеринке у Эдварда Спенса, — объяснила Мишель. — Он показался мне очень интересным человеком.

— Перенял много потрясающих идей из драматургии римлян и греков, — подхватила Шона. У нее был напряженный, беспокойный взгляд, и Нельсон испугался, что интеллектуальная беседа будет продолжаться до бесконечности.

— Предвкушаешь просмотр? — спросила его Рут. Она пила апельсиновый сок и выглядела веселее, чем в последние недели.

Нельсон почувствовал, что она еле сдерживает улыбку.

— Нет, — ответил он. — Ты же знаешь, какой я тупой. Не пью даже йогурта, потому что в нем есть культура.

Рут рассмеялась:

— Я тоже ничего не жду от пьесы, но Шона решила, что мне полезно выйти в свет.

— Как ты себя чувствуешь? — тихо произнес Нельсон.

— Нормально. Никаких осложнений. Сегодня была на раскопках на Вулмаркет-стрит.

— Одна?

— Встретила там отца Хеннесси.

— Хеннесси? Что он там вынюхивает?

— Наверное, пришел осмотреться. Ты же часто повторяешь, что люди возвращаются на место преступления.

— Только кто совершил преступление? Вот в чем вопрос, — задумчиво отозвался старший инспектор. — Это нам необходимо выяснить.

Пьеса, как и опасался Нельсон, оказалась ужасной. На сцену вышел человек в маске, встал перед черным занавесом и долго бубнил что-то насчет января. Затем он надел другую маску и понес ахинею о лотерее и возможности выбора. Это хотя бы напомнило Нельсону, что он до сих пор не купил лотерейный билет на традиционный розыгрыш по средам. Занавес поднялся — за ним оказались актеры в тогах, изображающие оргию, правда, без размаха, поскольку бюджет постановки, видимо, не позволил задействовать в этой сцене более четырех человек. Занавес упал. Человек в маске стал мямлить о правах женщин. Вскоре сменил маску и заговорил о насилии. Снова открыли занавес. На сцене завтракали двое в викторианских платьях. Оказалось, что мужчина явился к проститутке, а та решилась на самоубийство. Последовало новое явление говоруна в маске — теперь он завел разговор об оргазме, оральном сексе и противозачаточных таблетках. Грохнула музыка шестидесятых, и четыре актера стали представлять очередную оргию, только на сей раз с ЛСД, а не с виноградными кистями. Одни умерли от передозировки, другие, изображая панихиду, затянули «Желтую подводную лодку». Человек в маске сообщил, что во всем виновата планета, и неунывающая четверка в космических скафандрах заверила публику, что земля провалилась в собственную задницу. Раздались аплодисменты, послышались крики: «Автора! Автора!»

— Господи, — удивлялся Нельсон, когда они выходили из театра. — Что за нагромождение чуши?

— Тише, — прошептала Мишель, — Лео где-то рядом.

Нельсон оглянулся: бородатый драматург стоял, окруженный восхищенными друзьями. Нельсону показалось, что он заметил среди них рыжую шевелюру Шоны, но Рут нигде не было видно.

— Я арестую его по обвинению о нарушении закона о соблюдении пристойности, — пробормотал он.

— Тсс…

В машине Мишель признала, что постановка — полная жуть. И даже согласилась заехать по дороге в китайский ресторан. Обрадованный Нельсон мурлыкал что-то себе под нос, а машина так неслась по окраине Нориджа, что перелетала по воздуху через лежачих полицейских.

— Ну и что ты думаешь о Рут? — вдруг спросила Мишель.

Нельсон перестал напевать.

— А что мне о ней думать?

Жена рассмеялась:

— Гарри, ты неисправим. Неужели не заметил?

— Что?

Но Мишель по-прежнему смеялась.

— Она же беременна.

Нельсон не отрывал взгляда от дороги, пока не досчитал до десяти.

— Ты же меня знаешь: я никогда ничего не замечаю, — проворчал он.

— Хорош сыщик!

— Но ты же не можешь с уверенностью утверждать, беременна она или нет.

— Могу. Спросила ее, когда мы вместе ходили в туалет.

Нельсон мысленно чертыхнулся, проклиная неспособность женщин ходить в туалет поодиночке. И их привычку трепаться там о мужиках. Нашли где болтать! Неудивительно, что они проводят там столько времени.

— Она не призналась, кто отец. — Мишель наклонилась и стала крутить ручку настройки радио.

— Вот как?

— Держалась, как кремень. Но я готова поспорить: это ее бывший приятель. Слышал, он вернулся к жене?

— Неужели?

Мишель наконец нашла нравившуюся ей музыку. Салон наполнил женский голос, сообщавший, что «девочка просто хочет развлечься».

— Знаешь, Гарри, — медленно проговорила она, — я бы хотела помочь Рут.

Осторожно, Гарри! Будь начеку.

— Почему?

— Потому что Рут намерена сохранить ребенка, она не замужем и будет растить его без отца. Не сомневаюсь, у нее много друзей в университете — людей, вроде того помешанного колдуна, который подарил нам амулеты от кошмаров. Но из ее знакомых мы единственная нормальная семья. Вот я и хочу повозить ее по магазинам, посоветовать, какие купить детские вещи.