Академия Ребеллион (СИ) - Цезарь Юлия "Skazka569"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Конечно!
Винсент и думать не смел о том, чтобы не сдержать слово. Он будет с ней. Ходить хвостиком туда, куда бы она ни пошла, и на этот раз будет рядом, чтобы избавить от глупых мыслей и поступков, которые бы вновь обрекли обоих на страдания. Хотя они уже взрослые. Голова на плечах появилась. Теперь этих ошибок никто совершать не станет. Да и для них разлука в три года тоже была хорошим уроком — они есть друг у друга. Так почему бы не положиться на плечо второго?
— Ты тогда займешься книгами, а я вечером выбью у Симонса пропускной в город. Докуплю тебе всё нужное, так что на вычислениях составь список необходимых тебе на первое время вещей. Я заметил, что у тебя нет заколок и тёплой обуви… А еще…
Он шел рядом с ней по коридорам, игнорируя заинтересованные взгляды на их скрепленных руках. Просто… с чего бы это им быть вместе? Ходили рядом с Генри, да, но не общались, а тут…
Но Винсент на них не смотрел. Он наслаждался теплой рукой, её голосом, то, как она его слушала и кивала.
До колокола оставалось несколько минут, но Винсент хотел сделать еще кое-что, до того, как прозвенит гонг на урок. Вычисления — общий предмет, который проводился в огромной аудитории, где могли собраться все факультеты одного курса. Свыше десяти лестничных рядов были полукругом выставлены вокруг стола профессора, а позади стояла огромная черная доска, на который редко кто мелом рисовал — профессор был магом в прошлом, так что по его велению в воздухе появлялись разноцветные цифры, буквы и знаки. Видно всем, да и эффектно.
Генрих как раз сидел на своём месте, ожидал своего друга, но… «Прости, Генрих, сегодня ты будешь сидеть один». Винсенту еще много чего нужно было обсудить с Евой.
Но сначала он поднялся, протиснулся с ней между рядов и встал напротив принца. Он выглядел так спокойно, будто хотел сказать какой-то давно всем известный факт. Хотя нет, немного высокомерия всё же в его взгляде проскользнуло.
— Наше прошлое тебя не касается. И касаться не должно, — заявил он, но после таких слов на лице нарисовалась улыбка, и уже мягче, поднимая сцепленные в замок руки, сказал: — Но вот тебе наше настоящее. Мы вместе. И это всё.
Генри бросил на них двоих долгий изучающий взгляд. Никогда ещё он не видел друга таким счастливым, Винс будто светился изнутри, да и Ева словно стала ещё прекраснее. У самого Генри при виде них рассеялась какая-то тьма в душе, и он улыбнулся им в ответ с тихим фырканьем.
— Наконец-то. Теперь хоть проблем из-за вашей несговорчивости не будет, — пошутил он, но когда поднялся со своего места, стал серьезнее. Он искренне хотел их поздравить и извиниться. — Я понял, простите меня. Рад за вас обоих, честное слово.
И эта радость продлилась бы гораздо дольше, если его не беспокоила одна особа в синем платье, которая прокралась, думала, что незамеченной, в аудиторию и уселась с самого края.
— Ева, можешь занять мое место сегодня, — уступил он и отправился на свободное место позади Риз. — Мне нужно кое-что сделать сегодня.
Ну вот опять Винс избавил Еву от ещё одной проблемы. Прижимаясь плотнее к его руке, она выдохнула с облегчением от того, что Генри больше не будет приставать к ней с расспросами. Она была так рада, что Винсент рядом с ней, что не замечала устремленных в их сторону взглядов. Хотя ее никогда не волновало, что скажут люди ниже по статусу. Пусть думают, что хотят, шепчутся за спиной, она бесконечно горда тем, что может стоять подле Винсента Зарийского, и никто никогда не заставит усомниться ее в правоте этого решения.
Устроившись вместе с Винсом на местах, Ева достала чистый пергамент, чтобы составить список, о котором ее попросил Винс. Как раз в этот момент прозвонил колокол, и все ученики расселись за столы. Ева отыскала глазами Роберта, который наверняка беспокоился о ней весь день, и незаметно помахала ему рукой, а затем проследила, куда сел Генрих. Здесь даже она удивилась: ещё не слышала тех слухов.
— Эй, — шепотом позвала она Винса и толкнула локтем, привлекая внимание, — платье на Медной случано не то, которое я помогала выбирать Генри?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Винс, учитывая его будущую профессию, которая достанется от отца, к вычислениям относился очень серьёзно, потому смог ответить Еве только после того, как записал тему сегодняшней лекции.
Проследив за взглядом Евы, тот сам не мог не удивиться. Да так, что даже рот открыл. Это точно было оно, ведь Винс еще обратил своё внимание на то, что оно только для монахинь пригодно! Чего это он вообще?.. Хотя, если только из жалости? Генрих прознал, как над ней издеваются, понял, что друзей не было, вот и решил помочь, но вот только с фига он так близко к Медной сел?
— Вот уж не подумал бы, — прошептал он, прослушав начало лекции, но сейчас был так поражён… Это же Медная! Совсем не в его вкусе девчонка! Винс еще помнил, какой взгляд на неё бросил Генри, когда увидел впервые в саду, привязанной к дереву. Хотя, что за глупости? Это ведь ничего не значило. Просто помощь, Риз не в чем было ходить по школе. Но зачем пересел? — Что на этот счет думаешь? — спросил Винсент Еву, интересуясь ее мнением скорее из вежливости. Для него же это было причиной издеваться над принцем. Не всё ему своей коронованой головой развлекаться и потешаться над другими.
— Девушка не его уровня, — вынесла вердикт Ева. Медная, что ещё тут сказать? Он может нарядить ее в дорогое платье, но это ничего не изменит. — Генри практикует садо-мазо? Потому что он явно мазохист, раз водится с Медной. Давно плевки в свою сторону не получал?
Ева это не одобряла, хотя уж кто бы говорил, сама с вампиром хотела связаться. И то, что он уважаемый преподаватель, никак не отменяло того факта. Вздохнув, она отвернулась от Генриха. Она уже прослушала начало лекции, а потому спешила переписать хотя бы примеры, которые летали над головой профессора.
На удивление, почти все ученики внимательно слушали. Профессор умел заинтересовать, но такими были все преподаватели в академии Ребеллион. Кому-то легко давались вычисления, как Винсенту, кому-то не очень. Ева была середнячком, над некоторыми примерами ей приходилось корпеть не один час и зубрить формулы перед экзаменами. И только сейчас она заметила, как серьезно Винс относился к этому предмету. Он записывал чуть ли не каждое слово за профессором своим мелким почерком. Усмехнувшись, Ева бросила писать лекцию и взяла листок, который приготовила для составления списка. Теперь было у кого списывать.
11. Отцы и дети
Вся последующая неделя была весьма… скоротечна. По крайней мере, были люди, для которых время теперь не имело значения. Винсент и Ева просто не отпускали друг друга из объятий. Они торопились наверстать всё, что упустили за эти три года. Генри был не против: у него были свои планы, а вот кто совсем остался в одиночестве, так это Роберт. Жрец не понимал, отчего у всех осенью в голове весна заиграла: далек он был от этих штучек. Зато свободное время мог спокойно посвятить учебе, и одним из первых стал готовиться к зимним соревнованиям.
В среду Ева наконец-то получила свои долгожданные от родителей вещи! Это был огромный сундук одежды и духов, где грозным судьёй для них выступал именно Винсент. Он помогал ей раскладывать вещи и говорил напрямую, что ему нравится, а что бы он хотел видеть на Еве почаще.
С профессором Ридмусом Ева старалась не пересекаться, и даже пропустила его занятия на неделе, зато направила все свои силы на то, чтобы привести себя в хорошую физическую форму, что, между прочим, скрывала от Винса. Но так как он всегда был рядом с ней и не упускал извиду, то пару раз натыкался на любимую на спортивной площадке. Молчал, чтобы не смутить её и не отбить желание и рвение к этому, но был с ней осторожен. Ева скрывала от всех (но он всё видел), как болело её тело.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Ева и Винсент не рисковали часто делить кровать, но пару раз они всё же запирали комнату Евы, когда были уверены, что их точно никто не застукает. Генриха оба пытались подколоть насчет его странного поведения с Медной (а Ева даже напрямую говорила, какая это дурная идея), но разве он слушал? Генри отмалчивался, не говорил о том, что на самом деле творится в его душе.