После - Конъюнктурщик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мы нашли это! — с придыханием сказал старец слева.
— Это та самая безымянная книга основателей? Какие неизвестные молитвы она может хранить? — Протелеон узнал рукопись по её по черной обложке из кожи, украшенной мелкими рубинами по краям, — Текст изучен уже многие столетия тому назад.
— Нет, — сказал жрец слева, — это первая рукопись, её писали сами основатели.
— Эта книга хранит молитву, — продолжил мудрец справа, — которую записал здесь один из основателей нашего города. Монах, чьё имя давно забыто. Он прибыл с Острова очищения сюда. Духи, что видели сотворение этого мира поведали ему о словах, способных изгнать все то зло, что существовало здесь при создании этих земель.
— Молитва… — во взгляде Протелеона, упавшем на массивный трактат, глубоким пониманием отразились огни в глазах старцев, — как низко мы пали в сравнении с теми обрядами, что были способны проводить наши учителя.
— Пришло время, Протелеон, вернуть нам наше могущество! — неожиданно и твердо подсказал мудрец справа.
Протелеон внутренне улыбнулся, затем резко спросил:
— Что с нижними этажами Цитадели?
— Мы выставили охрану в коридорах, вниз никто не спускался.
— Идем туда, немедленно.
_____
Метель.
Дорогу замело.
Но вот, склон преодолен, и за его изгибом наверху ровные очертания.
"Город!"
Неясный игольчатый ряд, то была городская стена, рассеянная сильнейшей бурей, снег крыл всюду и облеплял ткань, которой Таврион замотал лицо.
"Как же холодно…"
Каждый шаг утопал в снегу по колено.
"Нет, большие никакой темноты нет… прочь от неё, в город, только в город…"
Образы мелькали в сознании, прокручиваясь с быстротой.
Чернота.
Вопли, крики, стоны.
И чьи-то руки, чужие лапы, когти, зубы, зловонное дыхание.
"Нет… Нет. Нет!"
Холод проникал всюду внутрь, уже ощущались ноги, будто голые и погруженные в сам снег, словно ставшие этим снегом.
И только в заунывном вое метели утопали выплескивающиеся из-под истончавшей поверхности сознании вопли внутренних страхов.
"Нет!"
Но стояли здесь столбы, которые обозначали дорогу, и медленно Таврион, с каждым трудным шагом, прорывался от одного столба к другому, а где-то позади, его соратники оступались и ныряли в сугробы с головой, и их было уже не спасти.
"Белая смерть…"
Ещё плелись за ним рыцари, сбросившие доспехи, одетые в одни стёганки, уже без белых накидок городского воинства.
Но вот они дошли до врат и вдруг увидели.
Колья на стене.
А на них…
Головы.
С одной из них снежный ветер сорвал красную тряпку, обрывок капюшона, отрубленного вместе с главой. А на стенах, под выступающими зубцами, висели повешенные рыцари, в доспехах.
Протелеон пал на колени.
Холод исчез.
"Нет…"
Он медленно закрыл лицо руками, пока позади него вставали один за другим одинокие воины, с лицами полными ужаса взирающими на стены родного города.
— Твари захватили город!? — взволнованно закричал один из рыцарей.
— Нет! — ревностно крикнул другой, прорывая своим голосом визг метели, — Серокожие сожрали бы мертвых!
— Что нам делать?
— Что же делать?
Раздавались отовсюду вопросы.
Таврион, окунутый в горячую бездну сожаления, неспешно поднял голову. Встряхнулось облитое кровью сердце, и сжались кулаки.
— Мы вернемся в наш город, во чтобы то ни стало! — загремел он, вынув с лязгом свой полуторный меч.
Встал и пошел.
И пошли за ним рыцари.
Глава IV. Сон дракона
Грязь.
Мокрая слякоть под сапогами.
Лёгкое потепление в эти дни, предвещавшее особо сильные морозы, нежило тела людей.
Нижний квартал горел, по виадуку в него быстро проникал отряд из двух сотен ополченцев. Горожане в нагрудниках и кольчугах с круглыми щитами и копьями строились в фалангу и медленно выдавливали серокожих тварей, одетых в рванину.
Элитные черные бронированные воины противника закончились в битве на площади центрального района. И теперь оставшиеся серокожие отбросы с их искаженными неправильными руками и ногами, с разнообразным строением их убогих тел, перекошенными мордами, скалились и мечась по земле на четвереньках бросались на щиты, с треском ударяя по ним, но получали в ответ копья, и раненные, отползали назад в дикую стаю прочих плохо вооруженных тварей.
Так медленно счищали серую грязь воины ополчения.
Отдельные мелкие отряды проникали в переулки и запинывали попадавшихся там тварей. Лучники же ставили лестницы и забирались на крыши, подойдя аккуратно по черепице, они стали обстреливать отползающую толпу серокожих. Те с визгом падали, и на пути отступления лежали напичканные стрелами покореженные трупы, а горожане топтали их и добивали своими копьями и топорами, отрубали головы, и задние ряды насаживали эти головы на свои копья, чтобы нести их для устрашения рядом с белым знаменем города.
Летела щепа, ломались щиты, трескались и разрубали на части от ударов тесаков и клевцов тварей, те прыгали, выхватывали из фаланги воинов и утаскивали в свою толпу, где на глазах у горожан тут же за считанные минуты разрывали на части, они кидались затем оторванными кусками тел в ополченцев. Облитые кровью товарищей, горожане в ярости усиливали темп наступления, вырезая ряд за рядом тварей, что уже перестали сопротивляться и жались к узкой лестнице, ведущей на площадь западного района.
Уже из-за домов виднелась огромная цитадель.
Твари цеплялись друг за друга, лезли через головы, взбираясь на ступени, чтобы затем убежать наверх, бросив диких сородичей, закалываемых как скот на убой.
Вскоре весь квартал был почти зачищен, но сверху на краю площади показались лучники тварей, и стали из луков обстреливать людей на крышах и ступенях к площади, а также сбрасывать валуны, заготовленные здесь же, заставив ополчение ретироваться за уцелевшие дома, а лучников слезть в переулки или спрятаться на чердаках, выломав ставни в крышах.
В это время отряд рыцарей под предводительством самого Тавриона бежал близ массива скалы, чтобы забраться на один из высоких трехэтажных корпусов, бывшего многоквартирного дома, в котором жили и работали сапожники. Там, втащив на крышу огромную деревянную осадную лестницу, они смогли усилиями десятка воинов поднять её и приставить к краю площади наверху.
Длины хватило. Рыцари стали быстро взбираться один за другим. Твари поздно заметили это, полетели стрелы, не наносившие вреда белоснежным латным доспехам.
Ворвавшись на край площади, рыцари немедленно навязали драку стрелкам серокожих, те бросались и бились тесаками, но рыцари лишь разрубали их одного за другим, и затем целыми пачками, разливая повсюду их черную мерзкую кровь.
Летели куски тел, конечности и головы.
Таврион наконец забрался, оказавшись в кругу латников, истребивших немногочисленных стрелков врага.
Встав на край, он закричал:
— Эй, внизу! Сюда! — затем,
