На перепутье: Воительница (СИ) - Вин Милена

— Еще у него нашли досье на каждую похищенную девушку... — тихо бормочет Рон. — И несколько досье на предполагаемых жертв. 

— Это ведь не значит, что он...

— Это не все, — отрезает мужчина, приобретя вдруг уйму уверенности. — Нашли второй телефон и переписку с сообщником. Недавнее похищение его рук дело.

— С ума сошел? — под гнетом гнева шагаю к Рону, тот отступает от меня, но я не успеваю еще что-либо сказать — из допросной выходит Док, закованный в наручники, Ник и еще один офицер. 

Мы сталкиваемся с Уильямом взглядами; в голубых глазах будто огонек зажигается — огонек надежды. Измученный вид не оставляет сомнений, что он успел оплакать жену. Мужчина нервно сглатывает и выпаливает на одном дыхании:

— Не верь этому, Джон. Я никого не убивал и не похищал...

— Шагай, — приказывает офицер и толкает Дока в спину. 

— Линду травили... — продолжает тот взволнованным голосом, дернувшись в мою сторону, но его сразу хватают два офицера и волокут к выходу из отдела, туда, где находятся изоляторы временного содержания. — Все не правда, Джон. Ты же знаешь, что это не правда! — срывается он на крик, и некоторые из мужчин подскакивают с мест, кажется, чтобы пресечь буйство детектива, однако он продолжает идти, но медленно, сопротивляясь и желая договорить. — Меня подставили! Кто-то из наших!.. Мститель всегда на шаг впереди. Он всегда обо всем знает! У него есть все данные, Джон!..

Его все же выводят из отдела, из-за закрытой двери доносятся слова, но разобрать я их не могу. Да и больше никаких слов не нужно — я услышал достаточно, чтобы сделать выводы. Но, похоже, они слишком поспешные, и я не могу сопротивляться злости и догадкам, медленно собирающимся в единое целое, как чертов пазл.

— Жди здесь, — велю Наари и спешу к кабинету шефа.

— Джон, постой! — окликает меня Ник, но не успевает схватить за рукав пальто — увернувшись, я быстро оказываюсь возле двери и захожу внутрь.

Меня встречают запах кофе и тихая джазовая мелодия, льющаяся из старого маленького радио на столе шефа. К сожалению, голос Луи Армстронга, исполнение которого так обожает Томас, не успокаивает, а лишь разжигает мой гнев. Будто в костер еще больше хвороста подбрасывают.

Подхожу к столу и выдаю таким сдержанным голосом, на который только способен:

— Это недоразумение. Я требую, чтобы вы пересмотрели дело и освободили Уильяма.

Шеф отрывается от записей, вздыхает и поднимает на меня равнодушные глаза.

— Требуешь? Кто ты такой, чтобы требовать от меня что-то подобное? — холод его слов врезается в лицо, и тело тотчас пробирает дрожь. — Уже почти все решено, Джонни. У нас есть доказательства, осталось добиться от него признания и узнать, кто его сообщник.

— Он не сможет признаться в том, чего не совершал, — выплевываю как яд. От несправедливости сложившейся ситуации сердце бьется громко, яростно, заглушая голос разума, но я нахожу в себе силы унять ненадолго негодование и произнести тихо и спокойно: — Уильям не мог так поступить. Вы знаете его уже шесть лет, и ни разу за это время он не дал повода усомниться в верности работе. 

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Даже если так, — шеф откладывает ручку, складывает на столе руки и сцепляет пальцы в замок. — Что я могу сделать против прямых доказательств и улик? Ты ведь понимаешь, что меня самого не радует происходящее? Такой скандал назревает... Мстителем оказался полицейский. После этой новости, которая уже наверняка просочилась в СМИ, репутация нашего департамента нехило пошатнется...

— Вас только это беспокоит? — язвительно интересуюсь и продолжаю, несмотря на расширившиеся от удивления глаза шефа. — Только то, как удержать свою задницу на нагретом месте?! А как же версия о том, что его подставили? Я уверен, что это подстава, и требую пересмотреть дело!

В кабинете воцаряется молчание, и только джазовая мелодия продолжает предпринимать отчаянные попытки разбавить накалившуюся до предела атмосферу. Становится жарко и душно, в закрытое окно бьют тяжелые капли дождя. Вижу, как Томас с трудом сдерживает себя, стискивает челюсти так сильно, что на его скулах начинают ходить желваки.

— Чего ты добиваешься, Джон? — спрашивает он ледяным тоном. — Я не понимаю твоего рвения... А если бы на его месте был другой знакомый детектив или офицер, ты вел бы себя так же? Люди двуличны, знаешь ли... Даже близкие оказываются предателями.

— Но мы не можем закрывать глаза на то, что он уже много лет работает на правительство...

— Почему? — Томас вскидывает одну бровь, и своим вопросом разом отсекает все мое возмущение. — Почему ты так его защищаешь, веришь в его невиновность? Ты же тоже работаешь на правительство, и я работаю на правительство. Но мой ум холоден и он остужает сердце, а вот у тебя совсем наоборот... Нервничаешь? А может... ты и есть его сообщник?

Его глаза сужаются, он всматривается в мое лицо, а у меня буквально дар речи пропадает. Больше внутри нет жара, все холодеет от брошенного в меня намека, ладони потеют, пальцы слегка дрожат. 

Хочу ответить, но не могу. Мысли путаются, и я пытаюсь понять, почему он вдруг задал такой вопрос и что напрягает меня в его удивительно спокойном поведении. Такое чувство, будто его вопрос — плотная пелена, скрывающая всю суть. Всю правду — о нем, о мстителе и о моем неожиданном отстранении...

Догадка всплывает, как пузырек в воде, на поверхность. Я подаюсь вперед, опираюсь руками на стол и говорю практически шепотом:

— Это же вы.

— Что? — Томас приподнимает брови и отчего-то усмехается.

— С чего вдруг вы отстранили меня от дел? Вы знали, что Уильяма обвинят, и потому не хотели, чтобы я был вовлечен в расследование? Боитесь, что я вскрою правду и упеку вас за решетку?

— Ты в своем уме? — злобно бросает шеф, неосознанно отодвигаясь от меня. — Совсем в голове помутилось от усталости? Предупреждаю, Джон: еще одно слово про это дело, и я уволю тебя...

— Да пожалуйста, — отталкиваюсь от стола, выпрямляюсь, чувствуя прилив уверенности и сил. — Увольняй, если думаешь, что меня это остановит. Ты полный кретин, Томас, и об этом знает весь отдел. Несмотря на твои рассудительность и лидерские качества, все давно знают о твоем лицемерии и отношении к женщинам. О, прости, — говорю наигранным извиняющимся тоном, — что задел твои чувства и влез в личную жизнь. Но я позволил себе это лишь по одной причине: ты тоже вмешался в мою жизнь, когда говорил об отдыхе и родных и делал вид, что беспокоишься о моем здоровье. 

Делаю паузу, с наслаждением наблюдая, как лицо Томаса вытягивается, а глаза становятся похожими на блюдца. Но в отличие от него я за время разговора еще ни разу не солгал.

— Теперь тебя предупреждаю я, — произношу четко и твердо. — Я найду виновного. И если им окажешься ты — я убью тебя.

— Ты мне угрожаешь? — лицо шефа расплывается в недоброй усмешке. — Мне отвести тебя к твоему дружку?

— Вначале попробуй повесить на меня убийства и похищения, как ты это сделал с Уильямом. А я подожду этого момента, но возрадоваться не дам. 

— Ты...

— Я поймаю тебя, — грубо перебиваю его. — Поймаю настоящего мстителя. И в очередной раз докажу, что даже самый необыкновенный человек может потерять все за один день. 

Глава 29. Послание

Джон

Быстро покинув кабинет шефа, прохожу мимо Ника, Рона и Наари. Внутри все еще жжет от гнева, в ушах гулко стучит кровь. Спиной чувствую недоуменные взгляды товарищей, но они молчат или я уже просто не обращаю внимания на голоса. Сквозь плотный комок мыслей прорываются лишь тихие слова моей амазонки:

— До свидания.

Слышу, как она спешит догнать меня. Я слышу только ее. Всегда, что бы ни произошло, ее слышно четче, чем любой другой звук, четче, чем дико бьющееся сердце.

Выхожу на улицу и ныряю в дождь. Холодный ветер, ударив в лицо, в одно мгновение остужает гнев, и я замираю посреди парковки, несмотря на тяжелые капли, скользящие по лицу и шее.