Карта небесной сферы, или Тайный меридиан - Артуро Перес-Реверте
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А «Черги» Гамбоа, не сводивший глаз с Танжер, повернулся к Кою. С корсаром все ясно, сказал он. Им крупно повезло, потому что среди новых документов обнаружились ценные сведения. Например, копия описания «Черги», оригинал которого находится в Мадриде, в архиве Висо-дель-Маркес. Чертежей этого судна, увы, нет, зато есть чертежи шебеки с аналогичными характеристиками — «Альконеро».
— Место и год постройки нам неизвестны, — сказал Гамбоа, вынимая из нагрудного кармана рубашки сложенный листок бумаги, — хотя мы знаем, что портами ее приписки были Алжир и Гибралтар.
Внешний вид известен со слов ее жертв или тех, кто видел ее на стоянках под британским флагом, который она меняла на мальтийский в случае необходимости, так как ее арматорами были мальтиец из Пеньона и алжирец… История ее походов между тысяча семьсот пятьдесят девятым и тысяча семьсот шестьдесят шестым годами довольно хорошо документирована; но самое подробное донесение было сделано, — директор обсерватории заглянул в бумажку, — доном Хосефом Масаррасой, капитаном загадочного «Поденко»; в сентябре тысяча семьсот шестьдесят шестого года ему удалось ускользнуть от корсарской шебеки, по его мнению — «Черги», после короткой стычки напротив Фуэхиролы; и поскольку его едва не взяли на абордаж, он, к его глубокому сожалению, имел возможность рассмотреть ее вблизи. На шканцах находился европеец, его описание совпадает с описанием некоего англичанина по имени Слайн, известного также как капитан Майзен, а многочисленная команда состояла из арабов и европейцев, вне всякого сомнения англичан. — Гамбоа снова заглянул в свои записи — Длина ее корпуса составляла тридцать пять метров, ширина восемь или девять. Узкий длинный корпус с широким развалом бортов в носовой оконечности обеспечивал шебеке хорошую мореходность Капитан Масарраса, которому встреча с «Черги» обошлась в пять человек убитыми и восемь ранеными, сообщил также, что вооружена она четырьмя шестифунтовыми пушками, восемью четырехфунтовыми и еще четырьмя старинными орудиями, стреляющими каменными ядрами. Капитан пришел к выводу, что вооружение это не новое, но в хорошем состоянии, и снято со старого французского корвета «Фламм», ранее захваченного шебекой. С таким вооружением она была очень опасна для менее вооруженных и более уязвимых судов, какими были «Поденко» и «Деи Глория»… Так что в случае, если «Деи Глория» вступила в бой с «Черги»…
— Я в этом уверена, — сказала Танжер. — Они вступили в бой.
Она отвела глаза от купальни и упрямо наморщила лоб. Гамбоа снова сложил листок и протянул ей. Потом он поднял руку, словно говоря, что возразить ему нечего.
— В таком случае капитан «Деи Глории» был большого мужества человек. Выдержать преследование, не укрыться в Картахене, вступить в ближний бой с «Черги» — на это способен не каждый. И этот переход из Гаваны без заходов в порты… — Он внимательно посмотрел на Коя, потом на Танжер и проницательно улыбнулся. — Думаю, что здесь и зарыта собака, верно?
Кой откинулся на спинку стула, на которой висела его тужурка: ко мне не обращайся, здесь командует она — вот что означало это движение.
— Кое-что мне еще надо выяснить, — помолчав, сказала Танжер. — Вот и все.
Она очень аккуратно положила в сумку листок, который ей дал Гамбоа. Он снова проницательно взглянул на Танжер. На мгновение добродушное лицо директора обсерватории утратило наивную доверчивость.
— В любом случае хорошая работа, — продемонстрировал он свою осмотрительность. — К тому же на борту, быть может…. Впрочем, не знаю.
Он шарил в кармане брюк, нащупывая пачку сигарет. Кой заметил, что делал он это дольше, чем требовалось, словно обдумывая, стоит ли добавить еще кое-что. В конце концов он произнес:
— Дело в том, что ни сам корабль, ни эпоха, ни маршрут не имеют ничего общего с сокровищами.
— А никто про сокровища и не говорит, — очень медленно сказала Танжер.
— Конечно. Нино Палермо мне тоже ни слова не говорил о сокровищах.
Повисло молчание. Ниже террасы находился мол, и до них доносились голоса рыбаков, которые работали в вытащенных на пристань лодках или гребли между маленькими суденышками, стоявшими на якоре кормой к ветру. По берегу бежала собака, она с тявканьем гналась за чайкой, которая спокойно планировала над урезом воды, а потом исчезла в небе над морем.
— Сюда приезжал Нино Палермо?
Танжер следила за полетом чайки, и вопрос прозвучал, когда птица уже почти скрылась из виду. Гамбоа прикуривал следующую сигарету, прикрывая ладонями огонек зажигалки. Ветер выдувал дым из его ладоней, а светлые глаза директора весело заискрились.
— А как же. Приезжал и тоже выпытывал.
На пару узлов зюйд-вест посвежел, прикинул Кой.
Столько и надо, чтобы закрутились барашки у волнореза, шедшего вдоль старинной городской стены.
Гамбоа рассказывал не торопясь и явно наслаждаясь возможностью поговорить. Ему нравились собеседники, и он никуда не спешил. С сигаретой во рту он шел между ними, иногда замедляя шаг, чтобы поглядеть на море, на дома в квартале Винья, на рыбаков, которые неподвижно сидели возле своих удочек, закрепленных между камнями, и созерцали Атлантический океан.
— Он приезжал ко мне месяц назад или около того… Он такой же, как и все они, напускает туману, говорит обиняками. Расспрашивал про разные корабли, про разные документы — чтобы скрыть то, что он действительно ищет. — Время от времени Гамбоа улыбался Танжер, и щель между резцами придавала его улыбке еще больше обаяния. — Он привез с собой очень длинный перечень вопросов, и в нем, как бы скрываясь между другими пунктами, на восьмом или десятом месте стояла «Деи Глория»…
Поскольку мы с тобой несколько раз говорили по телефону, я уже знал, что ты этим занимаешься.
И было совершенно очевидно, что у Палермо есть какой-то совсем свежий след.
Он умолк, глядя, как на леске бьется пойманная рыба. Кефаль. Рыбак, худой мужчина с огромными бакенбардами, в белой майке, осторожно снял ее с крючка и бросил в ведро, где она продолжала извиваться среди других серебристых веретен.
— И когда Нино Палермо упомянул «Деи Глорию», я тут же связал концы с концами, — продолжил свой рассказ Гамбоа. — Я принял его приглашение пообедать в «Эль Фаро», слушал его внимательно, кивал головой, сказал пару пустых фраз, дал ему сведения по самым, на мой взгляд, незначительным вопросам из его списка и распростился с ним.
— Что ты сказал ему про «Деи Глорию»?
Ветер теребил воротничок ее полурасстегнутой блузки, облеплял ноги легкой тканью юбки. Ее обаянию мужчины поддавались с легкостью, но она вовсе не играла роль эдакой победительницы, решил Кой.
И не прикидывалась беспомощным существом, нуждающимся в защите. Она была уверена в себе, сведуща. Откровенна с Гамбоа, как с коллегой, товарищем по работе: зачем нам обманывать друг друга, мы же оба — во враждебном мире, и т. д., и т, п., давай я тебе расскажу то, чего ты не знаешь. Жизнь — штука нелегкая, и каждый сам справляется, как может. Да, ты дал мне нужную информацию, и я тебе должна.
Умна, подумал Кой. Очень умна, или, может быть, интуиция у нее развита до ненормальности, и ей доподлинно известны все механизмы управления мужчинами. Он вспомнил капитана второго ранга из мадридского Морского музея, то выражение, которое было у него на лице, когда он говорил с ней в коридоре, рядом с ее кабинетом. Да-да, адмирал, она — своя. Бросалось в глаза, что и с директором обсерватории она ведет себя точно так же. Я — своя.
Гамбоа снова улыбнулся, словно вопрос, который она задала, казался ему излишним.
— Я сказал ему ровно столько, сколько надо. То есть ничего. Поверил он мне или нет — не знаю… Во всяком случае, он был очень осторожен. — Гамбоа повернулся к Кою, как будто ждал, что тот подтвердит его слова:
— Вы, наверное, знакомы с Нино Палермо?
— Он хорошо его знает, — сказала Танжер.
Уж слишком она поторопилась, подумал Кой. Он наблюдал за ней, и она знала, что он наблюдает, потому что отвела глаза и с преувеличенным интересом смотрела в сторону моря. Я, может быть, и знаком с Палермо, хотя и не слишком хорошо, продолжал он свой внутренний монолог, но ты, красавица, уж слишком поторопилась, сказала это на секунду раньше, чем следовало бы. А это не годится.
Тем более если ты такая умная девочка. Очень жаль, что ты до сих пор совершаешь такие ошибки. Или держишь меня за идиота.
— Не так уж и хорошо, — ответил Кой Гамбоа. — Вообще-то я был бы не прочь знать его получше.
— Ну, в этом деле у вас соперников не будет.
— Он вовсе не в этом деле, — сказала Танжер.
Директор обсерватории опять посмотрел на них, как бы снова стараясь понять, что за отношения их связывают. Потом сказал Кою:
— Отец его мальтиец, мать — англичанка, сам он из Гибралтара, то есть пиратские традиции в самом лучшем виде. Я знаю Палермо уже давно, с тех пор как приводил в порядок архивы в кадисском музее. Одну из попыток, и попыток самых серьезных, поднять «Сантиссима Тринидад» сделал именно он. В свое время «Тринидад» был самым большим военным кораблем в мире, этот четырехпалубник со ста сорока пушками был потоплен во время Трафальгарской битвы, хотя англичане хотели отбуксировать его в Гибралтар. — Гамбоа показал рукой куда-то в море. — Он здесь, совсем недалеко от Пунта-Камариналь. С ним хотели сделать то же самое, что шведы с «Васой» и англичане с «Мэри Роуз». Но попытка Палермо, как и большинство таких предприятий, кончилась ничем, поскольку испанское правительство…