Ворон и радуга. Книга 1 - Надежда Черпинская

– Да, видать, быстро привыкла. А если бы уехала… Нашли и пришили бы тогда, не дали бы жизнь новую начать.

– Так хоть бы не мучилась… Зинат, а Лахти? Почему он-то её не забрал? После пожара…

– Вот, брат, мы сперва тоже опасались, что он у себя её припрячет, и нам уже тогда до неё не добраться, – затряс головой старый мошенник. – Да видать ты-то ему был нужен больше, чем эта краля. Изловил тебя, и она стала враз не нужна. А потом, когда он вдруг исчез бесследно, у неё в этом городе вовсе никого не осталось, кто бы за неё вступился…

Эливерт слушал скрипучий голос старика, а мысли так и разбредались по закоулкам прошлого, что-то пытались уловить, нащупать. И вдруг как озарение…

Он же видел это! Во сне. Вернее, в горячке.

То, что тогда ему мерещилось, почти стёрлось из воспоминаний, но иногда вдруг всплывало вот так: неожиданно, ярко, пугающе. Как голос незнакомки, образ которой он позабыл, но запомнил навсегда, что это ей он обязан своей вновь обретённой жизнью. Как чёрный ворон Миланейи, в его видениях обратившийся в устрашающее чудовище. И как Аллонда, заклинающая Лахти дать ей денег.

Провалиться в Лидонское ущелье! Так значит… Это не сон был. То есть сон, но вещий. Аллонда приходила к Лахти, умоляла отдать ей обещанную награду за его голову, просила денег, когда пожар отнял у неё всё. А проклятый выродок лишь усмехался ей в лицо.

Вот так потешилась судьба над корыстной девкой! Никак сам Владетель Мрака приложил к этому руку. Это же надо было Аллонде так прогадать – продать его в надежде озолотиться, а в итоге лишиться даже того, что имела! Дом сгорел, награду не получила, и даже любовника своего Ворона, который содержал её, собственными руками отправила за Грань. Просчиталась, голубка!

– Так-то, брат, поплатилась она за предательство, – неторопливо продолжал своё повествование Зинат. – За каждую жизнь, ею заглублённую, рассчиталась бесчестьем и унижением. Позорнее жизнь сложно придумать.

– А… – Эл с трудом заставил себя договорить, – где она сейчас?

– Там, где ей и положено быть – в Бездне! Месяца три назад подцепила заразу какую-то… Оно и понятно, дотаскалась! Начала гнить заживо, смердела так, что её отовсюду гнали, где она появлялась. Так и померла вскоре. Нашли в сточной канаве у Северной башни. Прямо там, среди помоев и нечистот, скрючившись, лежала, закоченевшая уже, синяя. Эй, Ворон? Ты меня слушаешь вообще?

Эливерт отрешённо кивнул.

– Похоронить по-человечески было некому. Даже прежние соседи не пожелали труд на себя взять. Так зарыли где-то на краю погоста, будто бродягу безродного. Даже и не знаю, где то место… Потому, ежели хочешь плюнуть на её могилу, ничего не выйдет – хрен знает, где её закопали. Вишь как, опоздал ты немножко, друг, не успел поглядеть, как подохла тварь продажная.

– Не успел… Зинат, я, пожалуй, пойду…

– Куда «пойду»? – удивился барыга. – Ночь скоро.

– Пойду! Благодарю, друг, за угощение! И спасибо, что рассказал, чем всё кончилось. Пора мне.

– Эй, погодь! Деньги-то забери свои. Я тебе должен был. Я не забыл. Теперь тебе ни один фларен лишним не будет. Пока на ноги опять встанешь…

– Ты прав, – кивнул вифриец. – С деньгами у меня сейчас…

– Негусто! – подсказал Зинат.

– Если бы не густо, – хмыкнул Ворон, – а то ведь совсем пусто! Пожалуй, надо ещё по гостям пройтись, собрать хоть немного со всех, кто в должниках ходил…

– Правильно! – кивнул старик. – Заодно, пусть узнают, что рано они тебя схоронили. Летать тебе ещё да летать!

***

Уходить, на ночь глядя, было глупо, но оставаться в доме Зината-Фальшивки дольше оказалось невыносимым. Эл больше не мог это слушать, не мог говорить обо всём этом. А старый барыга наверняка бы весь вечер припоминал подробности. Нет, уж лучше сбежать прочь от давнишнего приятеля.

Из Эсендара уходить уже поздно – солнце садится, а плестись в темноте по безлюдным окрестностям может быть чревато. Не настолько он ещё окреп, чтобы так рисковать. Можно было пойти ещё к кому-нибудь из старых знакомых (в конце концов, за этим и приехал в Великий Город), но ведь понятно, в какое русло свернут все разговоры. Нет, хватит!

Ворон себя чувствовал настолько измотанным, что сразу решил пойти в ближайший трактир и переночевать там. Благо, теперь у него и деньжата имелись. Больше всего сейчас хотелось напиться в хлам, до беспамятства, провалиться в сон и глаз не открывать до утра. Хорошо бы ещё завалиться в постель не одному. Но, поразмыслив, Эл решил, что сегодня ему не до баб. Уж больно паршиво на душе, после всего рассказанного старым другом.

Отчего, брат Ворон, паршиво? Разве не этого ты хотел?

Миланейя оказалась права: Небеса, в своём справедливом возмездии, куда более изощрены и безжалостны, чем люди. Куда тебе с ними тягаться, Ворон?

Что ты мог сделать? Убить её, убить Лахти… Ну, пожалуй, помучить ещё сперва. Да ведь, скорее всего, и на это бы не хватило духа. Прикончил бы, и всё.

А так… Разве она не заплатила за всё? В голове не укладывается, через какие унижения его белокурой голубушке пройти пришлось. Вот уж точно – за всё заплатила сполна. Чего ещё желать? О чём жалеть?

Ему бы радоваться! Но радоваться не получалось.

Он пытался найти покой, но душу выкручивало наизнанку. До полуночи Эл пил, опустошая одну бутыль за другой, пока уже в ушах булькать начало.

Но его так и не отпустило. Ворону хотелось от досады удавиться.

Ну как же так? Почему? Откуда это взялось? Отчего он больше не может ненавидеть её так искренне и чисто?

«Не смей жалеть эту тварь! Не смей, слюнтяй! – пьяно рычал вифриец на себя самого. – Распустил тут нюни! Она получила, что хотела! И не смей её жалеть, крысу продажную!»

Да, как жила – так умерла. Всё справедливо. Но отчего же так больно и погано на сердце?

Может быть, ты её простил, Ворон?

«Нет! Никогда не будет ей прощения! В Бездну её, в Бездну!»

Так чего же ты тогда скулишь жалобно и тоскливо, будто побитый хозяином пёс?

***

Эл почуял неладное, ещё до того, как лесную тропу