Поколение 700 - Виктор Брагин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но есть мнение…
– А именно?
– Познать тему изнутри. Так сказать, изучить вопрос эмпирическим путем.
– Что вы предлагаете?
– Видите ли, коллега… Я предлагаю вам нажраться!
– Оригинально! И главное, ново.
И вот очередное собрание несостоявшихся мужчин с целью «изучить вопрос изнутри» происходит в пятницу. Или в любой другой день, потому как желание «познать тему» иногда возникает и спонтанно, посреди рабочей недели. На столе «Мотивин» в жидком виде, крепостью сорок градусов, и колесо пьяного веселья набирает обороты. Впереди два дня мнимой свободы, и парни мастерски делают то, чему научились лучше всего в этой жизни – то есть, пьют.
Через два часа мы уже пляшем с какими-то бухгалтершами в клубе Cherry. Похоже, дамам это нравится. Но продолжения романтического знакомства не происходит, поскольку охрана клуба выкидывает нас с комментарием: «Здесь так не танцуют». Охране, в отличие от бухгалтерш, наши пьяные танцы не понравились. После легкого отрезвляющего спарринга на улице мы ретируемся и отправляемся на квартиру к Топ-лузеру, куда решаем вызвать проституток и приобрести у них некоторое количество продажной любви.
Мы в такси. Я не знаю, есть ли у нас деньги, но Топ-лузер подобными вопросами не задается, он занят одним из своих любимых дел – третированием таксистов. Сидя рядом с ненавистным «мясистым», как он их называет, Топ-лузер задает разнообразные вопросы типа:
– А что вы делаете, если клиент не платит?
Или:
– А я могу отказаться платить? Ну, если мне, например, не понравилось?
Или:
– А вас пассажиры когда-нибудь били?
И все это без тени улыбки, с каменным лицом.
И так далее, и тому подобное. Водитель отшучивается, хотя он не уверен, что мы шутим, – на его лице растерянность и волнение. Настораживает таксиста и мой вид, помятый после диспута с охранником о различных стилях танцев. Но я сижу молча, занятый размышлениями на тему: «Останутся ли следы драки на лице до понедельника, и если останутся, то как их объяснить директору».
По дороге такси заезжает к разнообразным знакомым Топ-лузера, у которых тот одалживает деньги. Меня поражает его способность уговаривать людей: ведь на дворе глубокая ночь, да и кредитная история у моего приятеля, мягко говоря, не кристально чистая. Но он без стеснений и сомнений требует деньги даже у тех, кому должен давно и неоднократно, искренне предлагая «округлить сумму». Топ-лузер не утруждает себя мыслями о том, как будет отдавать, рассказывая потенциальным и реальным кредиторам всяческие небылицы, обещая вернуть долг кому через неделю, кому через две недели, а кому и вообще – завтра. И люди верят!
На вопрос, как он собирается рассчитываться, Топ-лузер отвечает своим коронным:
– Бабки будут!
По прибытию на квартиру начинается следующая часть вечера – под названием Crocodile show[17]. Дело в том, что приличные девушки торгуют телом в дневное время суток, обслуживая офисный контингент, едущий с работы или на обеденный перерыв, а для ночных утех остаются самые отчаянные и самые страшные.
Предусмотрительный Топ-лузер приберег бутылку текилы, поскольку по новым законам алкоголь ночью не продается, и «парад крокодилов» проходит под распитие этого замечательного напитка.
Первая партия прибывает через час, несмотря на обещание «через двадцать минуточек будем». Две отвратные девицы с толстыми ляжками, пахнущие потом, заходят в квартиру в сопровождении водителя. Вместо обещанных двадцати четырех – двадцати пяти лет девицы выглядят на все тридцать пять, не меньше. Естественно, они со скандалом забраковываются. А водитель требует пятёрочку за то, что зря ездил.
– А по ебальничку?! – негодующе осведомляется Топ-лузер. – Мне обещали симпатичных, а ты что привез? В каком году им было двадцать пять? До Перестройки еще?
В конце концов, водитель получает пять евро за труды, а мы звоним дальше, налегая на текилу и надеясь, что под ее воздействием очередной «крокодил» покажется нам не таким уж и крокодилом.
Но нашим мечтам сбыться не суждено – следующий завоз доставляет еще более жутких представительниц семейства крокодиловых, отряда пресмыкающихся. Они так же канцелируются[18], а текила начинает убывать ускоренными темпами. Последняя партия рептилий прибывает в полвосьмого утра. Мы, допив текилу, уже крепко спим. Топ-лузер все-таки находит силы встать и открыть дверь. Даже не глядя на девушек, он протягивает водителю десять евро и скороговоркой произносит:
– Увези этих крокодилов как можно дальше отсюда и никогда не подвози их к этому дому даже на пушечный выстрел.
В субботу к нам присоединяется еще один жаждущий «познать тему изнутри», некто Вольдемар. Это один из достойнейших членов клуба несостоявшихся мужчин, в миру работающий системным администратором. Поскольку большую часть времени он проводит либо в виртуальном пространстве, либо в одурманенном состоянии, то в реальности сисадмин выглядит неуклюжим и потерянным.
Веселье начинается с самого его появления на горизонте: Вольдемар то не знает, как к нам доехать, то не понимает, на чем. Но больше всего рассмешил тот факт, что наш друг, как выяснилось, совершенно не умеет отправлять обычные письма по почте. Вот такая вот редкая форма кретинизма. По дороге он заскочил на почту (если слово «заскочил» вообще применимо к его манере передвижения), чтобы отправить письмо куда-то за границу. Это оказалось не просто! «Зависший» сисадмин не знал, где на конверте писать адрес, как его писать, куда клеить марку и так далее. Мы его подробно инструктировали по телефону, но все равно процесс занял не один час. В конце концов, выехавший в полдень Вольдемар возник у нас на пороге лишь к восьми вечера, притом мертвецки пьяный. Когда этот почтальон успел напиться и где – загадка. Окончательно он добил нас тем, что вытащил из кармана пачку конвертов, исписанных его неровным детским почерком и снова стал выяснять правила оформления почтовой корреспонденции. Когда я увидел эту весьма увесистую пачку, друзья мои, у меня случилась истерика: это был уже перебор, я рыдал от смеха и не мог остановиться.
Затем мы предприняли новые попытки вызвать жриц любви, но к трем пьяным лузерам никто ехать не пожелал, к тому же денег у нас осталось совсем немного – все ушло на пиво. Увидев остекленевшие глаза системного администратора, я отчетливо понимал: то, что мы делаем, – это нехорошо и неправильно, но вырваться из цепких лап запоя у меня не осталось ни сил, ни средств. А одолженных Топ-лузером денег хватило и на воскресное пиво, которое было совсем уже лишним…
И вот, все эти безобразия заканчиваются с приходом самого страшного и депрессивного дня под названием понедельник. Позвольте на этом моменте остановиться подробнее.
Понедельник в офисном фольклоре – это не просто день недели вроде среды или четверга, как могло бы показаться на первый взгляд, а своего рода антипраздник, если не траурный, то очень тяжелый день. Понедельнику приписываются особо жестокие и бесчеловечные качества, отличающие его от вторников, сред и четвергов. Мучительность понедельнику придает, всего лишь, возобновление рабочей недели, а именно: необходимость просыпаться и идти на работу. Это, безусловно, отчаянный и героический шаг сродни броску на амбразуру. Выходные очень быстро заканчиваются: ты только вошел в раж, а уже снова пора становиться скромным служакой, – наступает отрезвление (если наступает, конечно), с возвращением в суровую реальность. Понедельник ставит жирную точку разгулу мнимой свободы, возвращая человека на землю и напоминая ему, кто он есть на самом деле. Это – демотиватор, один из самых тяжелых моментов эмплоймента.
В этот день все диджеи на радио даже бравируют своим плохим самочувствием, выражая солидарность с основной массой рабочего и офисного люда. В понедельник рекордное количество людей «травится шпротами» и по этой причине не выходит на работу. На самом деле, они, пили всю ночь с воскресенья на понедельник, надеясь, что понедельник не наступит, но тот наступил, а они не в состоянии плестись в родную контору. Думаю, именно по этой причине в России одно время были запрещены прибалтийские шпроты – в отсутствие фантазии люди оправдывались шпротным отравлением и на службу не шли. В определенный момент, это стало угрожать экономике России и «стратегические» шпроты запретили. И не надо искать здесь политическую подоплеку.
Те же, кто на самом деле заболел в понедельник, чувствуют себя крайне неуютно, понимая, что им не поверят и заподозрят в неумеренном пьянстве.
И подозрения эти зачастую не беспочвенные…
Например, меня понедельник застал спящим в обнимку с такими же лузерами на другом конце города и все еще пьяным. Звонок будильника звучал как расстрельный приговор. Сказать, что мне было «плохо» – это не сказать ничего.
