ОТ/ЧЁТ - Василий Сретенский

Наконец здоровье стало к ней возвращаться. Через пять или шесть недель герцогиня начала учиться ходить заново, а еще через две или три недели Алексис помог ей спуститься к экипажу и вывез из Парижа. Им удалось без осложнений пересечь границу, и вскоре они были уже в Вене, где их приняла à bras ouverts баронесса Гримм, дальняя родственница герцогини.

Там, в Вене, Алексис покинул ее, посчитав свою миссию выполненной. А некоторое время спустя молодой русский дипломат, князь Шаховской, познакомившись с герцогиней на одном из многочисленных балов, случавшихся при австрийском дворе в то время почти каждый день, влюбился в нее без памяти и немедленно предложил ей руку и сердце. Так счастливо закончилась история, начало которой было столь тягостно и печально. Но каким образом аббату Кариа и Алексису удалось спасти приговоренную к казни молодую женщину, ни она тогда, ни я сейчас объяснить не в состоянии. На память об этой несчастной странице ее жизни остался у нее небольшой шрам на левом запястье, который она показала мне, слегка сдвинув широкий золотой браслет.

Кто и как нанес ей эту рану, она не знает. Однако в тюрьме рука была совершенно цела, а очнулась герцогиня уже с повязкой на руке. Алексис менял ее ежедневно, протирая рану каким-то бальзамом, пока та совершенно не зажила. Возможно, грубые тюремщики, приняв глубокий сон, вызванный действием жидкости из флакона аббата Кариа, за смерть, неосторожно волокли ее по полу тюрьмы, поранив руку и содрав кожу в нескольких местах. Но это лишь предположение. Алексис же в пору нашего близкого с ним знакомства никогда не рассказывал мне о том, что случилось, а тогда, в Париже, я сам ни о чем не спрашивал».

Когда я учился в альмаматери, не было ни одного преподавателя, от ассистента до профессора, который хотя бы раз в семестр не произнес две фразы: «растекаться мыслию по древу» и «врать как мемуарист». В результате я не только произнести, слышать их не могу. Но сейчас, читая эти мемуары, я понял, насколько бывает справедлива пошлость. Этот француз, похоже, постарался и написал книгу иллюстраций к «Своду банальностей исторической науки». Хорошо бы, кстати, такой составить. Пока я размышлял, не заняться ли этим прямо сейчас, раздался телефонный звонок. На будильнике 23:45. И кого еще бес под локоть толкает? Ну, собственно, вопрос-то риторический.

— Ну, привет. Не разбудил?

— Нет, Глеб Борисович, работаю.

— Отзыв пишешь или так, за призраками гоняешься? Смотри, мне отзыв на следующей неделе нужен. А следующая неделя через десять минут наступает. Хоть всю ночь пиши.

— «Дао путь постоянен, в недеянии он пребывает, но нет ничего не сделанного им».

— Ну-ну. «Достойные слова не могут быть красивы. Красивые слова достойными доверия быть не могут». Так или не так?

— Так, Глеб Борисович. Но не так. В общем, будет вам отзыв во вторник, подписанный и заверенный, по всей форме.

— Подожди, очки надену…. Так, во вторник защита. Мишка Семипятников докторскую защищает. Он твой однокурсник?

— Нет, годом младше, кажется.

— Вот, а ты все колокольчики собираешь. Сотню-то собрал?

— Нет еще. Но близко.

— Музей открой.

— А что, в музеи кто-то ходит?

— И то верно. Не открывай. Докторскую пиши.

— А что…

— Стоп, сбил ты меня. Я зачем очки надел? Чтобы расписание смотреть! Значит, так, вторник отпадает. В среду учений совет, тем более отпадает. Но в четверг ты должен быть у меня с отзывом, как этот… хрен.

— Штык.

— А какая, на штык, разница? Все фаллические символы.

И трубку положил.

Про диссертацию-то я действительно забыл. Ну что же, ночью не ночью, а завтра с утра сажусь за отзыв, чтобы к двум часам в ректорат успеть на подпись положить.

И, уже впадая в сон, я вдруг осознал, к чему меня Шлецер с утра донимал. Видел я ту поэму раньше. Три года назад. Я тогда историографическую статью писал для какого-то сборника. И в «Историчке», точнее, в отделе редкой книги, заказал «Изображение Российской истории» Шлецера. Выдали мне ее в конволюте, то есть переплетенную под одну обложку с несколькими брошюрами. Там-то и была поэма. Точно.

ПОНЕДЕЛЬНИК. УТРО И ДЕНЬ

Шесть утра. Привет, вам одно новое сообщение. Судя по времени передачи (22 минуты), что-то очень важное. В 6:22 ворона улетела. К сожалению, ни одно из моих устройств не поддерживает этот формат, а программу перевода я загрузить не сумел. Так что это сообщение осталось нераспознанным. Как и предыдущие шестьсот сорок одно за последние семь лет.

Зато, проявив завидную силу воли, я заснул опять и проснулся в половине десятого с головной болью и отвращением ко всякой деятельности, кроме пассивного, но тотального неприятия мира. Тем не менее: кофе, анальгин, душ, кофе. Кофе. Голова прошла, отвращение усилилось. Но есть такое слово «надо». Или два слова? На до. Положить на до. Хорошо бы положить. Или над о и под о. А можно еще внутри о. Где я, видимо, сейчас и нахожусь.

Так, хватит. Диссертацию на стол. На нее лэптоп, чтобы не возникло желание открыть и прочитать. На лэптоп чашку кофе. Стоп, никакого кофе. Крышку открываем, директория «Отзывы», новый файл «Storina». Один час четыре минуты мучений, и посылаем файл на печать.

Диссертация Л.В. Сториной представляет собой конкретно-историческое исследование, проведенное в рамках значительно более обширной темы, начало разработки которой относятся к середине XIX в. Но только в последние 10–15 лет она приобрела черты самостоятельного направления научной мысли междисциплинарного характера, поскольку для ее изучения требуется использование специфических навыков гуманитарного знания с привлечением достижений культурологии, исторической антропологии и политологии.

Именно в стремлении к синтезу различных форм и методов исследовательской деятельности и состоит главным образом новизна данной работы, поскольку после выхода ряда крупных монографий и энциклопедических изданий 90-х гг. XX и самого начала XXI в., как посвященных российскому масонству в целом, так и относящихся к заявленному в диссертации периоду, во «внешней» истории российского масонства, описывающей структуру, состав, формы деятельности и взаимоотношения с властными структурами государства, больших «белых пятен» почти не осталось.

В данной же диссертации в качестве предмета исследования выбран «комплекс культурно-исторических связей» масонов и российского дворянства (с. 4), что позволяет поставить и решить «на примере масонских организаций Москвы» ряд новых задач, таких как «степень зависимости российского масонства от комплекса богословских и политических идей», сложившегося в Западной Европе в XVII–XVIII вв.; «влияние православия на масонскую доктрину»; «формы проникновения российских национальных и дворянских культурных традиций» в, казалось бы, наглухо закрытые для влияний извне организации (с. 16); а с другой стороны, выявить формы и способы «культурного воздействия масонских обществ на дворянскую культуру» не в открытом для европейской культуры Петербурге, а в наследнице и хранительнице традиций русской национальной культуры — Москве. Последовательное решение этих задач ведет исследователя к достижению заявленной цели «выявления всего комплекса культурно-исторических форм трансформации идей и методов западноевропейского масонства в России конца XVIII–I четверти XIX в.» (с. 15).

Выводы по разделу историографии полны и дают ясное представление о состоянии в изучении данной проблематики (с. 21). Цель исследования и его задачи вытекают из анализа работ предшественников и находят свое воплощение в тексте диссертации. Точно, хотя и с некоторой неполнотой, указана методология научного исследования. Автор дает подробную характеристику источников, на базе которых проведено исследование, выделяя их группы и указывая на особенности и специфику каждой из них (с. 25–31). Логична и хорошо продумана структура диссертации, которая состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованных работ и приложения, содержащего сведения об организационной структуре и составе масонских лож Москвы рассматриваемого периода.

Если же говорить о содержательной стороне исследования, то хотелось бы остановиться на нескольких принципиальных для автора теоретических положениях, заявленных во введении и раскрытых в основной части, главным образом во второй главе.

Первый тезис сформулирован при обосновании актуальности работы. Автор оправданно, на наш взгляд, сближает современную культурную ситуацию, для которой характерно увлечение мистицизмом и эзотерикой (как на бытовом уровне, так и в искусстве) с рассматриваемым в диссертации периодом истории, внося соответствующую поправку на элитарность масонства и массовость современных «новоязыческих» и «мистических» течений, получивших распространение в молодежной, и не только, среде (с. 2). Это сопоставление требует анализа и выявления причин сходных, хотя бы по внешним признакам, культурных процессов. Однако автор ограничивается упоминанием о теории fin de siècle (с. 3 и 71) и не идет в своих рассуждениях дальше.