Актерское мастерство. Американская школа - Артур Бартоу

При этом нельзя забывать, что разум никуда не денется. Актер не должен пытаться его уничтожить, его нужно просто принять. Понимание приходит, когда мы осознаем функцию контролирующего разума. Существует немало примеров, когда актеры, так и не сумев уравновесить сознание и вдохновение, пошли по пути саморазрушения. Такое нередко происходит и в том случае, когда тщеславные родители насильно удерживают ребенка в роли творца, как происходило с Моцартом. Отец не давал ему выйти из ипостаси вундеркинда, поэтому в обычной жизни Моцарту приходилось очень нелегко. Он жил и умер в состоянии «творческой горячки». Маска обладает сильным воздействием, выводящим актера в мир высокого вдохновения, однако он может беспрепятственно вернуться из этого мира и использовать опыт пребывания в нем в будущем. В состоянии вдохновения человеческое тело способно творить невероятное.

Спор между Чеховым и Станиславским о мотивации персонажа вполне разрешим посредством работы с маской. Актер должен проникнуть в эго персонажа, чтобы понимать его мотивацию и цели в той или иной сцене, и в этом ему помогает вдохновение, рожденное воплощенным образом. Яркий образ маски рождает у актера все новые и новые приливы вдохновения настолько стремительно, что у него даже дух захватывает от осознания того, как легко можно войти в контакт со своими импульсами и воображением в среде, где не существует слова «нет». Вот она, формула творчества!

Если актер возьмет образ маски и попытается его сыграть или представить, как его нужно играть (в соответствии с представлением Станиславского о развитии роли), то уже через несколько минут он выбьется из сил и начнет кипеть от злости. Потому что будет обыгрывать идею, не дающую никакой связи с творческим вдохновением. Его работа будет оценочной и натужной, поскольку образ маски тянет актера в определенном направлении, а контролирующий разум ставит препятствия, вызывая ненужные эмоции. Главная цель работы с маской – научить актера доверять непознанному.

Существует еще более действенный способ проникнуться силой образа, лишенного оценочности, – надеть на актера маску, не дав ее разглядеть. Тогда, не имея заданного образа, актер будет вынужден положиться на свое вдохновение. Теперь все зависит не только от самого актера, но и от зрителя и партнеров по труппе. Не видя надетую на него маску, актер волей-неволей доверяется вдохновению, идущему изнутри и свыше, а также зрителю и партнерам, которые играют роль зеркала. Люди взаимодействуют на другом уровне, рассказывая другим о себе своим обликом и мимикой. В каком-то смысле мы возвращаем в театр ритуал. На глубинном уровне актер начинает сознавать, что игра и роль подвластны не ему, а некоему универсуму. Образ маски дополняет творческое вдохновение.

Во время работы с маской по позвоночнику разливается тепло, иногда и жар, а между лопатками может чувствоваться жжение, если актер на физическом или эмоциональном уровне отвергает образ маски. Приложив ладонь к этому участку спины, можно высвободить энергию и помочь актеру глубже погрузиться в ощущения маски / персонажа. Энергия движется по позвоночнику вниз и обратно к макушке – к вратам актерского вдохновения. В этом случае важно задействовать силу воли, поскольку актер не должен терять связи с землей, даже свободно перемещаясь в пространстве вдохновения. Если волю не задействовать, теряется связь с нижней частью тела. Чтобы избавиться от этого ощущения, достаточно сосредоточить внимание на пятках и их соприкосновении с полом.

Центры

Михаил Чехов говорил о главных точках тела, которые помогают актеру создать роль целиком или служат стимулом в отдельные моменты. Об источнике этой идеи я знаю мало, однако маска работает по тому же принципу физических центров. И где бы я ни бывал, в Америке, России, Австралии или Скандинавии, одна и та же маска рождает одинаковое поведение тела независимо от языка страны. Разные маски воздействуют на разные центры внутри тела – например, маска с большим смешным носом пробуждает стремление к клоунаде.

В дополнение к статичному центру тела персонажа актер может добавить еще один центр, подвижный. Представьте, что вокруг вашей головы стремительно вращается маленькая планета. Через какое-то время вы почувствуете легкое головокружение, даже опьянение. Теперь добавьте к этому вращающемуся образу цвет. Что вы ощущаете?

Центры тела разнятся в зависимости от национальной принадлежности актера. У датчан развился центр в области колен. У французов с их любовью к поцелуям, еде, курению и вину центр сосредоточен во рту и губах. У испанцев центр находится в грудине, у итальянцев – в постоянно жестикулирующих руках. У жителей низинных земель – в частности, голландцев, обладающих чрезвычайно сильной волей, – центр сосредоточен вне тела, они ощущают его под собой. Если хотите выжить в час пик на Пятой авеню в Нью-Йорке, сместите центр на уровень бедер, движущихся в ритме большого города.

Психологический жест. Способ вытеснить контролирующий разум

Освоившись с персонажем, можно переходить к психологическому жесту. Психологический жест – это визитная карточка метода Михаила Чехова и в то же время из-за своей популярности самая превратно понимаемая из его теорий. Психологический жест прост и эффективен, он дает актеру невероятное вдохновение. Наилучший подход к психологическому жесту – набраться мужества и ничего не усложнять.

У некоторых актеров сочетание двух слов – «психологический» и «жест» – вызывает непонимание и неприятие: ведь психология ведает исключительно сознанием и эмоциями, а жест представляет собой физическое движение. В результате у студента возникает полная путаница. У кого-то пробуждается страх: ему кажется, что психологические экскурсы в сочетании с жестом вывернут наизнанку душу, раскрывая тайны, которыми студент не хотел бы делиться с миром. Во избежание подобных проблем я, как преподаватель и режиссер, предпочитаю термин «рабочий жест» – так Вахтангов называл свою концепцию физического тела, определяющего эмоциональный отклик. Важно не забывать, что именно от трудов Вахтангова, Мейерхольда, Станиславского отталкивался Михаил Чехов, разрабатывая свой метод и, в частности, концепцию психологического жеста.

Психологический жест – это присущее человеку свойство, которое при правильном понимании можно превратить в мощное орудие (рабочий жест), служащее актеру. Например, все пассажиры нью-йоркской подземки пользуются психологическим жестом, когда пробираются по вагону, стараясь минимизировать контакт с окружающими. Если впереди неприятный субъект, тело сжимается, представляя, как отталкивает или отодвигает угрожающую личность на безопасное расстояние. Отторжение и отталкивание входят в число так называемых древнейших психологических жестов наряду с притягиванием, броском, сжатием и подъемом. Если опасный субъект приближается, не реагируя на наше съеживание, тело переходит от жеста к действию – бегом отсюда! Психологический жест может быть и противоположным: вместо сжатия – расширение, раздувание, выброс энергии в сторону угрожающего типа. Разумеется, в обычной жизни, интуитивно почувствовав опасность, мы не пытаемся оттолкнуть предполагаемого обидчика, скорее наоборот, сами отходим в безопасное место. Однако на сцене можно свободно экспериментировать с жестами, не боясь за свою жизнь.

На экране или на сцене описанный выше психологический жест из реальной жизни будет выглядеть размытым, нечетким. Поэтому его необходимо заострить, конкретизировать, утрировать. Именно так выглядит рабочий жест на сцене и в кино.

Древнее знание

Михаил Чехов не первым осознал, что тело направляется и стимулируется серией жестов. О том же самом говорят нам буддийские танки (вид тибетской духовной живописи). В танках отражена мудрость, понимание и тема смерти. Танки составляются из мандал – вписанных в круг концентрических геометрических форм, образов божеств и тому подобных элементов, символизирующих в индуизме и буддизме вселенную, цельность и универсум. Например, в центре танки очень часто помещаются обнимающиеся мужская и женская фигура – мужская символизирует отцовство и понимание, а женская – материнство и мудрость. Плечи мужского персонажа покрывает слоновья шкура, означающая память о прошлом, тяготы перерождения человеческой души. Тибетцы говорят, что человек носит в себе свои прошлые жизни, словно тяжелую слоновью шкуру, и, чтобы достичь просветления, нужно сбросить груз прошлого. Образ слоновьей шкуры присутствует и в архетипическом психологическом жесте. Чехов называет его «неспособность оторваться от земной жизни».

В танках встречаются и другие образы, символизирующие привязанность, страх смерти, ревность, гордость, помрачение рассудка, жадность и гнев. У них тоже имеются собственные отличительные жесты, которыми актер может овладеть, работая над ролью. Упражнения Михаила Чехова способствуют самопознанию, поскольку, как подтверждают древние танки, образы, которые можно преобразовать в жест, существуют испокон веков. Если актер начнет работать над пониманием персонажа, он вскоре обнаружит, что вживается в роль глубже.