Жестяной самолетик (сборник) - Елена Яворская

Практичная Лиска предпочла бы вместо стишка детальную сводку, какие сюрпризы день грядущий ей готовит. Но музы, увы, не гадалки. А если бы ее персональная оказалась еще и гадалкой… у-у-у, столь хищническую эксплуатацию музы девчонка потом бы себе не простила. Музы-то, даже самые отъявленные, все ж таки существа с тонкой душевной организацией.

9

А то, что происходило потом, в организации, конечно, нуждалось, но не в тонкой и не в душевной, а в такой, какую недавно продемонстрировал сержант. И Лиска поняла это очень скоро. Чуть ли не в момент знакомства с участниками Второго слета имени Победившего Авангардизма.

Гостей она встречала в компании Насти, ее младшей сестры Алины и нового Алинкиного парня, то ли Васи, то ли Вани, Лиска не разобрала, а переспросить постеснялась – находила на нее иной раз такая вот стеснительность. «А, ладно, по ходу пьесы уточним!» Как легко догадаться, они и составляли основу Стасиковой ячейки. Да и вообще, Лиска предполагала, что никаких стен на этом фундаменте построено не было. Только предполагала, потому как Стас темнил, а Настя солидарно помалкивала. Будущий бюрократ вообще наводил тень на плетень дело не по делу… тренировался, наверное. Вот и сейчас конкретными инструкциями, кого и где встречать, располагала только Настя как лицо, пользующееся особым доверием. Стояла под вокзальными часами – технократической пародией на Биг Бен – и теребила в руках пусть не платочек… нет, уж лучше бы платочек! Присмотревшись, Лиска сообразила, что в руках у Насти самиздатовского вида журнал… как-то доводилось такой подержать, так потом руки мыть бегала. И потому, что краска оказалась маркая до жути. И не только поэтому. Издание было анархистское. Экстремистского типа картиночки чередовались со славословиями «цыпленку жареному», исполненными в таком стиле, что анекдоты о поручике Ржевском на их фоне смело могли считаться образцовой классической литературой, рекомендуемой для чтения отрокам и даже отроковицам. И что делает эта, мягко говоря, пакость в руках у Насти, интеллигентной девушки, почитательницы традиций Золотого века?

Ответ пришел очень скоро. В буквальном смысле слова. Ответ облачен был в драные джинсы, серые то ли изначально, то ли в результате жизненных перипетий, и черную кофту с капюшоном. Капюшон надвинут по самые глаза. А на кофте – во всю грудь – намалевана веревочная петля, в которую вписана рубленых очертаний заглавная «А».

– Нестор, – буркнул он с такой агрессией, что Лиска не сразу сообразила: это ж он представился.

– Елизавета, – ответила она. И зачем-то добавила: – Петровна.

Хотя с рождения и вплоть до сей минуты была Ивановной.

Назвавшийся Нестором еще раз одобрительно покосился на зажатый в наманикюренной лапке журнальчик – и с недоумением в упор воззрился на Настю, наверняка пораженный ее вопиющим несоответствием образу девушки-анархистки. И даже, кажется, хотел что-то спросить. Не успел. И Настя, открыв рот – не иначе как для того, чтобы назваться, – так и замерла, как морская фигура в детской игре: на привокзальную площадь высыпала полуорганизованная толпа человек в двадцать под предводительством тетки лет двадцати пяти. Полуорганизованная – потому как все, вроде бы, вместе, но не заодно. Разбрелись, облепили ларечки со снедью. Кто-то кого-то уже потерял и принялся звать – протяжно так, как будто бы в лес зашел. Более благоразумные остались на месте, озираясь по сторонам и корча брезгливые гримаски. «А гости-то – столичные», – мысленно заключила Лиска. Тетка, правильно определенная Лиской как главная, вразвалочку подошла к Насте. Именно тетка – не девчонка и не девушка. Слишком уж взгляд… даже не цепкий, а… Слова не подберешь. И не то что с ходу – вообще. Да и существуют ли такие слова, не отторгает ли язык их сразу как нечто, противное природе?

– Леваки мы, – хрипловато объявила тетка. – А вы, надо понимать, встречающие? Ты Анастасия?

Настя растерянно кивнула.

– Я – Клара Мутная. Ладно, понемногу перезнакомимся. В рабочем порядке, – объявила тетка и возгласила: – Витек, ты куда, мать твою? А за вещами кто присматривать остался?..

Имя показалось Лиске мутно… ой, то есть смутно знакомым. Но нужные воспоминания нашлись не сразу. За это время к ним успели подойти еще два парня и две девчонки, все – в балахонах и обвешанные фенечками, назвались – не больше не меньше – единственными в России левыми толкиенистами. Их имена звучали красиво, но Лиске захотелось вытащить блокнотик и попросить повторить под запись. Потом явилась коротко стриженая дамочка лет тридцати с хвостиком и, глядя на всех сверху вниз (что, подозревала Лиска, удавалось ей не только по причине высокого роста), сразу расставила все точки там, где им надлежало стоять:

– Здравствуйте, девочки, – кивок в сторону анарха. – Здравствуйте, мальчики, – кивок Кларе. – Звать меня Эльвирой. Мама с папой такое дурацкое погоняло сочинили. А фамилия у меня ядовитая – Чилибухина. Это не от мамы с папой, это я сама придумала. Сразу предупреждаю, несмотря на то, что меня считают маоисткой, это ошибочно, я не левая, не правая и вообще не той ориентации. Я робеспьеристка. Ну и немножко феминистка.

«Это «немножко», конечно, существенно меняет дело», – обреченно подумала Лиска – и почти с нежностью вспомнила о Борюсиковом лагере, где все были такие понятные и предсказуемые.

И будто в ответ на ее мысли, на площади возник Борис в сопровождении Коли. И Лиска диву далась, как это до сих пор ей не приходило в голову – они же архетипические, просто оторопь берет, какие архетипические! Дон Кихот, отважный побиватель ветряных мельниц, и добряк Санчо Панса!

Санчо Панса, как ему и полагается, был облачен в затрапезу, как будто бы только что сошел с дачной электрички. Дон Кихот красовался в нарядной рубашечке с галстуком и в белых штанах. Наверное, Лиска так откровенно пялилась на эти штаны, что он счел необходимым пояснить:

– Я только проводить.

– То есть заценить, чего у нас получилось и чего не получилось? – колко осведомилась Лиска.

– Ну да.

Борюсик, несмотря на все свои недостатки, был парень прямой и правдивый.

И тут Лиску осенило насчет Клары Мутной. Не соврала она, когда представлялась. Этим именем были подписаны самые что ни на есть левацкие статьи в самых что ни на есть левацких газетах. О ее многочисленных браках, романах и скандальных выходках ходили страшные анекдоты. Лиска надеялась, что ошибется в предположениях, но… И анарх, и робеспьеристка, и жертва мельничного беспредела вкупе со своим отважным оруженосцем все вместе проиграют одной мадам Мутной, о толкиенутых и беспокоиться не приходится – вон они, стоят кружком в сторонке, тихонечко о чем-то балакают… красотища!

А еще Лиска поняла, кого мутная мадам ей напоминает – предводительницу банды из «Бумбараша». И это притом что нет ни малейшего внешнего сходства, ну просто ни зацепочки. А вот напоминает – и все. Интересно, у этой-то имя настоящее? Не верится что-то…

– Насть, ну что, у нас комплект или еще кого ждем?

– Еще двоих, – чуть ли не со слезами вымолвила подруга.

– А эти-то кто? Хунвэйбины или джедаи?

Все оказалось проще. Обильно бородатый, несообразно весьма юному возрасту, тощий парнишка и рыжая девица не были ни теми и ни этими.

– Лев, – проверещал бородач.

– Роза, – пробасила рыжая.

И Лиска как-то сразу поняла, что это не ролевики, двинутые на Средневековой Англии, и не обчитавшиеся любовных романов инфантилы.

– Троцкисты? – устало спросила она, самым обидным образом разглядывая персонифицированные геральдические символы. Авось обидятся и свалят нафиг.

– Ага, – дружно кивнула парочка.

Лиска хотела было сказать: увы, мол, ребята, ледоруба с собой нема, он не по сезону, так что придется нам как-нибудь без вас. Но вместо этого спросила:

– А звать-то вас на самом деле как?

– Лев, – не раскололся самозваный царь зверей.

– Лилия, – призналась Роза.

Лиска поглядела на Борюсика и Кольку – и поняла, что любит их. Нежно и самозабвенно. У них, по крайней мере, паспортные имена совпадают с теми, на которые они откликаются.

А еще поняла, чего ей больше всего будет не хватать на лагере: Борискиных белых штанов! И в ее голове зародилось коварное намерение. После того, как мадам Мутная трагически возгласила: «А что, мы прямо отсюда до места так и потопаем?», намерение стало приобретать черты плана. И Лиска, вопреки и так уже расшатавшимся Стасиковым авангардистским идеям и инструкциям, коими он нашпиговал Настю, приняла волюнтаристское решение:

– Пару станций проедем на электричке, а оттуда – пешочком.

– И далеко идти? – Клара скривила губы. У тех леваков, которые в этот момент оказались в поле Лискиного зрения, выражения лиц были точно такие же: скопище настороженно-испуганно-брезгливых смайликов.

Лиска, подавив желание послать мадам и ее смайликов по максимально длинному из известных ей маршрутов, строго изрекла: