Правда и неправда о семье Ульяновых - Гелий Клеймёнов

 Из 37 лет взрослой жизни, прожитых Владимиром Ульяновым, за границей  он находился более 15 лет. Этот период его активной деятельности по становлению партии большевиков досконально освещен в многочисленных произведениях. Написанная многочисленным штатом сотрудников институтов марксизма-ленинизма «История КПСС» стала настоящей библией для каждого коммуниста. Не имеет смысла пытаться перефразировать данные разъяснения по  творческой и партийной деятельности Ленина, мы остановимся лишь на тех моментах, о которых историки-библиографы упомянули лишь вскользь или вообще обошли их молчанием. Постараемся описать бытовую сторону жизни Ленина-Ульянова и его ближайших родственников за границей, - в каких условиях они жили, как отдыхали по выходным, праздникам и летом, чем увлекались.

Ленин прибыл в Швейцарию  29 июля 1900 г., где провел с Плехановым переговоры об издании газеты и теоретического журнала. Пришли к соглашению, что местом нахождения основного ядра редакции будет Мюнхен. В состав редакции «Искры» вошли Ульянов, Потресов, Мартов, Вера Засулич, которые обосновались в Мюнхене, а также Плеханов и Аксельрод, оставшиеся в Швейцарии. Сразу же после совещания 15 августа 1900 г. Ульянов и Потресов выехали в Германию.   В Германии Ленин по существу взял бразды правления в свои руки. Плеханов оставался в Швейцарии, временами он пытался вмешаться, унять Ленина с его безумными, с точки зрения Плеханова идеями, но расстояние было слишком велико, и это давало Ленину почти полную свободу действий.

 После непродолжительной остановки в Нюрнберге Владимир Ильич отправился в Мюнхен, где он остановился нелегально, без паспорта, у социал-демократа Георга Ритмейстера, владельца кафе, в его доме на Кайзерштрассе,53, под фамилией Мейер. Комнатка, которую выделил Ленину герр Ритмейстер, была небольшой. Владимир жил как холостяк, обедал у какой-то немки, которая угощала его мучными блюдами.  Утром и вечером пил чай из жестяной кружки, которую сам тщательно мыл и вешал на гвоздь около крана.  По конспиративным соображениям он пересылал отсюда письма в Россию через Прагу, используя адрес чешского социал-демократа Ф. Модрачека, который переправлял корреспонденцию из Мюнхена в Россию и из России в Мюнхен. Создавалось впечатление, что Владимир Ульянов жил в Праге. В своих письмах он писал так, как если бы жил в Праге: под «провинцией» следовало понимать входившую в Австро-Венгерскую империю Чехословакию, а под «столицей» - Вену.

 Весной 1901 г. заканчивался срок ссылки  Крупской. Владимир Ильич в Мюнхене ожидал ее приезд. 16 января он писал Марии Александровне: «Теперь уже не так далек и Надин приезд,— через 2 ;  месяца ее срок кончается, и тогда я устроюсь совсем, как следует». В конце февраля Ленин выехал  в Прагу. Ему надо было засвидетельствовать в русском консульстве свою подпись на прошении о выдаче паспорта Надежде Константиновне. В Мюнхене консульства не было, и Владимир Ильич 1 марта 1901 г. прибыл в Прагу, надеясь оформить документ там. Но оказалось, что и в Праге нет русского консула.  В письме от 4 марта 1901 г. Владимир писал матери из Вены: «Приехал сюда, дорогая мамочка, для добычи «бумаги» для Нади. В Праге не оказалось русского консульства, а мое прошение о выдаче Наде заграничного паспорта должны быть обязательно засвидетельствовано».

 Действительно, местопребывание Ульянова было так законспирировано, что Надежда, получив возможность выехать к мужу, не сразу его нашла. Вот как она описывала свои приключения в поисках мужа за границей: «Дала телеграмму. Приехала в Прагу - никто не встречает. Подождала - подождала. С большим смущением наняла извозчика в цилиндре, нагрузила на него свои корзины, поехали. Приезжаем в рабочий квартал, узкий переулок, громадный дом, из окон которого во множестве торчат проветривающиеся перины. Лечу на четвертый этаж. Дверь отворяет беленькая чешка. Я твержу: “Модрачек, герр Модрачек”. Выходит рабочий, говорит: “Я Модрачек”. Ошеломленная, я мямлю: “Нет, это мой муж”. Модрачек, наконец, догадывается: “Ах, вы, вероятно, жена герра Ритмейера, он живет в Мюнхене, но пересылал вам в Уфу через меня книги и письма”. Модрачек провозился со мной целый день, я ему рассказала про русское движение, он мне - про австрийское, жена его показывала мне связанные ею прошивки и кормила чешскими клецками.  Приехав в Мюнхен - ехала я в теплой шубе, а в это время в Мюнхене уже в одних платьях все ходили. Наученная опытом, сдала корзины на хранение на вокзале, поехала в трамвае разыскивать Ритмейера. Отыскала дом, квартира номер 1 оказалась пивной. Подхожу к стойке, за которой стоял толстенный немец, и робко спрашиваю господина Ритмейера, предчувствуя, что опять что-то не то. Трактирщик отвечает: «Это я». Совершенно убитая, я лепечу: “Нет, это мой муж”.     И стоим дураками друг против друга. Наконец приходит жена Ритмейера и, взглянув на меня, догадывается: “Ах, это, верно, жена герра Мейера, он ждет жену из Сибири. Я провожу”. Иду куда-то за фрау Ритмейер на задний двор большого дома, в какую-то необитаемую квартиру. Отворяется дверь, сидят за столом: Владимир Ильич, Мартов и Анна Ильинична. Забыв поблагодарить хозяйку, я стала ругаться:

 - фу, черт, что ж ты не написал, где тебя найти?

 -Как не написал? Я тебя по три раза на день ходил встречать. Откуда ты?»

 Оказалась, что земец, на имя которого была оправлена книжка с адресом, ее зачитал. По впечатлению Надежды «Владимир вел более чем скромную холостяцкую жизнь». Его жилье она назвала «плохонькой комнатушкой».

 После приезда Надежды Ульяновы дважды сменили жилье за короткое время. Сначала они снимали комнату, найденную по объявлению, в течение месяца у рабочего социал-демократа Ганса Кайзера. «У них была большая семья – человек шесть. Все жили в кухне и маленькой комнатенке. Но чистота была образцовая, детишки ходили чистенькие, вежливые. Я решила перевести мужа на домашнюю кормежку, завела стряпню. Готовила на хозяйской кухне, но накрывать все надо было в комнате. Старалась как можно меньше греметь, так как Владимир Ильич в это время начал уже писать «Что делать?». Когда он писал, то ходил обычно быстро из угла в угол и шепотком говорил то, что собирался писать». В это время Надежда ни о чем уж с ним не говорила, ни о чем не спрашивала. Потом, на прогулке, он рассказывал, что он пишет, о чем думает. Бродили супруги по окрестностям Мюнхена, выбирали места, где поменьше народу.

      Квартира превратилась в проходной двор. И жена Пауля - хозяина квартиры - не успевала за квартирантами и гостями подметать пол и вытирать грязь. Хозяин квартиры, Пауль Файнхальс, вспоминал, что его квартиранты, Ленин и Крупская, доставляли ему больше хлопот, чем его четверо детей. Когда Крупской разрешили готовить на кухне, то Пауль понял, что ему  было бы значительно меньше убытков, если бы он не позволял ей ни к чему прикасаться и сам кормил бы ее с мужем за свой счет. Оставаться в этой комнате Ульяновы больше не могли, так как в ближайшее время должна была приехать мать Надежды, Елизавета Васильевна. Они стали искать квартиру с большим числом комнат.

 Друзья помогли Ленину достать паспорт на имя болгарского доктора Иордана К. Иорданова. В паспорт Владимир Ильич вписал свою супругу Морицу. Это позволило им прописаться в полиции и вести полулегальный образ жизни.

 Перед приездом  в Мюнхен  Елизаветы Васильевны в мае супруги Ульяновы перебрались в квартиру в предместье Мюнхена – Швабинге – на третьем этаже многоквартирного дома. Владимир подробно описал ее в письме от 7 июня к матери: «Мы устроились здесь совсем хорошо своей квартирой. Квартирные цены здесь ниже, чем в таких  больших (сравнительно) городах России; обзаведение мы себе купили из подержанных вещей недорого, с хозяйством Ел. Вас. и Надя справляются без особого труда – хозяйство здесь гораздо проще. Местность тоже очень хорошая: окраина города, недалеко вода и сад с массой зелени. Сообщение с центром благодаря электричке отличное». Квартира состояла из трех комнат и кухни. В одной из комнат Владимир устроил кабинет, здесь же принимали гостей. Вторая комната – жилая и одновременно спальня, а третью занимала Елизавета Васильевна. Они жили здесь почти год, до отъезда в Лондон 12 апреля 1902 г. Неподалеку от них жили Мартов, Вера Засулич и Блюменфельд, в чьем ведении была типография. По выходным супруги вместе Елизаветой Васильевной совершали прогулки за город. В письме матери от 17 июля 1901 г. Владимир писал: «Анюта писала мне на днях, что подумывает перебраться на лоно природы: это было бы недурно, хотя заграничные города, надо сказать, лучше обставлены летом, т.е. чаще поливают улицы и т.п., так что здесь легче провести лето в городе, чем в Росси. Мы, например, имеем возможность и купаться каждый день в очень хорошей купальне по сравнительно не очень дорогой цене, и гулять есть где, да недалеко и за город выбраться». «Движение уличное здесь несравненно меньше, чем в таком же большом русском городе: это потому, что электрические конки и велосипеды совершенно оттесняют на задний план извозчиков. Торговое движение в том предместье, где мы живем, совершенно ничтожное. Мы поэтому довольны своим местопребыванием и в деревню или на дачу не собираемся».