Незримый клинок. Хребет мира. Море мечей - Сальваторе Роберт Энтони
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ледяного Ветра. Может, в большом мире ему удастся испытать нечто такое, что затмит бесконечный мучительный морок образов в его голове? Может, отрешившись от знакомого окружения, одного и того же день ото дня, он избавится и от ужасов Абисса?
И Вульфгар двинулся вниз, в южные земли. Часа через два он натолкнулся на новые следы – скорее всего орков, – но теперь прошел мимо. Когда солнце скрылось, горы уже остались позади. Он стоял и смотрел на закат. В подбрюшьях темных облаков собиралось рыжее и красное пламя, и небо на западе казалось исчерченным сияющими полосами. Выше, в нежной голубизне небес, в просветах облаков проглядывали редкие бледные звездочки. Он стоял и смотрел, а между тем все цвета погасли, из полей в небо поднималась тьма, и над его головой понеслись рваные облака. Звезды мерцали. Вульфгар решил, что это миг его возрождения. Начало новой жизни – жизни человека, одинокого посреди большого мира, человека, полного решимости думать о настоящем, а не о прошлом, и предоставить прошлое самому себе.
Он сделал привал на равнине, под раскидистыми ветвями ели. Однако, несмотря на всю его решительность, кошмары преследовали его и здесь.
Тем не менее на следующее утро Вульфгар шел, покрывая размашистым шагом милю за милей, следуя за направлением ветра, полетом птицы или прихотливыми изгибами ручейка.
Дичи было вдосталь и ягод тоже. С каждым днем ему казалось, что прошлое все меньше цепляется за него и меньше сковывает шаг, а каждую ночь ужасные сны как будто терзали его чуточку слабее.
Однажды он набрел на удивительный тотем. Невысокий столб, вкопанный в землю, в верхней части которого было вырезано подобие крылатого коня, внезапно перенес Вульфгара в далекое прошлое. В его памяти вспыхнуло воспоминание о случае, произошедшем много лет назад, когда они с Дзиртом, Бренором и Реджисом отправились на поиски родины предков дворфа, Мифрил Халла. Какая-то часть души Вульфгара хотела уйти подальше от этого тотема, бежать прочь, но внутренний голос настойчиво требовал отмщения. Почти не отдавая себе отчета в том, что делает, Вульфгар нашел свежий след и пошел по нему. Вскоре он подошел к пригорку, с вершины которого увидел стоянку – несколько разбросанных шатров из оленьих шкур, вокруг которых занимались своими делами высокие сильные люди с темными волосами.
– Небесные Кони, – пробормотал варвар, вспомнив название племени, оказавшего им помощь в бою, который он и его друзья вели с отрядом орков. После того как орки были разгромлены, Вульфгара, Бренора и Реджиса взяли в плен. Обращались с ними с должным уважением, и Вульфгару было даже предложено принять участие в состязании в силе. Он легко победил в нем самого сына вождя. И тогда, следуя традициям чести варваров, ему предложили стать членом племени. Но к несчастью, в качестве испытания верности Вульфгару приказали убить Реджиса, чего он, конечно, сделать не мог. С помощью Дзирта друзья сбежали, но потом шаман по имени Вальрик Зоркий Глаз, прибегнув к черной магии, превратил Торлина, сына вождя, в ужасного призрака и послал его в погоню.
Друзьям удалось победить призрака. Когда после смерти Торлин вновь принял свой облик и у ног Вульфгара осталось лежать его израненное тело, варвар поклялся отомстить Вальрику Зоркий Глаз.
Пальцы Вульфгара бессознательно сжали рукоять могучего боевого молота. Он вглядывался в даль, взор его блуждал между палатками и наконец различил сухую подвижную фигуру, прошедшую мимо одного из шатров, – это вполне мог быть Вальрик.
Но тут же Вульфгар напомнил себе, что шамана может не быть в живых, потому что тот уже много лет назад был довольно стар. И вновь он почувствовал желание сбежать с этого холма и броситься прочь, прочь от всего, что могло бы напомнить о его прошлом.
Но образ Торлина, его растерзанное тело – наполовину человека, наполовину крылатого коня – так ясно стоял у него пред глазами, что он не смог уйти.
Целый час он рассматривал стоянку с более близкого расстояния, откуда мог различать лица людей.
И понял, что Небесные Кони переживают не лучшие времена. Похоже, они выдержали нелегкие битвы, потому что повсюду виднелись раненые, а число шатров и людей было значительно меньше того, что он помнил по старому времени. Большинство в лагере составляли женщины, старики и мальчишки. Объяснением могла служить цепочка из четырех десятков столбов, уходивших к югу, на которых были насажены головы орков. Время от времени стервятники спускались на них, устраивались в спутанных волосах тварей и с удовольствием клевали их глаза и носы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Вульфгару больно было видеть, что Небесные Кони так пострадали, потому что, несмотря на клятву отомстить их шаману, он считал само племя гордым и достойным народом, очень похожим на его собственный по традициям и укладу. Он подумал, что надо бы оставить их в покое, но, когда уже повернулся, чтобы уйти, заметил, как откинулся полог, закрывавший вход в один из шатров, и наружу выскочил тощий старик. Он был совсем древний, в белом одеянии, сшитом так, что, когда он поднимал руки, за его спиной как будто появлялись крылья, но главное – у него на глазу была повязка с огромным изумрудом. Когда старик проходил мимо, варвары почтительно склоняли головы; один ребенок даже метнулся к нему и поцеловал ему руку.
– Вальрик, – пробормотал Вульфгар, потому что ошибки быть не могло – это действительно был шаман.
Вульфгар пошел вперед неспешной уверенной походкой, поигрывая Клыком Защитника. Уже одно то, что он вступил на территорию стоянки и никто не преградил ему путь, говорило о том, в каком упадке и унынии находилось племя, ведь варварские племена никогда не позволяли себе такой беспечности.
А Вульфгару удалось пройти мимо первых шатров и даже приблизиться к Вальрику Зоркий Глаз. Шаман изумленно воззрился на него, потом старика заслонил высокий воин среднего возраста, сильный, но очень худой.
Ничего не сказав, воин сразу замахнулся на пришельца тяжелой дубиной. Однако Вульфгар быстрее, чем того ожидал противник, сделал шаг вперед, перехватил дубину свободной рукой и с силой, превышавшей всякое воображение, вывернул воину запястье и выдернул дубину из его руки, а потом отбросил ее далеко в сторону. Воин взревел и бросился на незнакомца. Но Вульфгар выставил вперед руку и отпихнул его назад.
Тут же из шатров повыскакивали все мужчины племени, хотя их было значительно меньше, чем когда-то, и встали вокруг Вальрика, заслонив шамана от пришельца. Вульфгар ненадолго отвел глаза от ненавистного Вальрика и, осмотрев отряд, увидел, что все это не очень сильные воины. Большинство были или слишком молоды, или слишком стары. Совершенно очевидно, что недавно Небесные Кони выдержали жестокую битву и еще не оправились от нее.
– Кто ты, пришедший незваным? – спросил один из мужчин, большой и крепкий, но уже начинавший седеть.
Вульфгар пристально вгляделся в него, в его проницательные глаза, лохматую гриву темных с проседью волос, довольно густую для человека его возраста, в твердый, гордо очерченный рот. Он был похож на одного воина из племени Небесных Коней, которого Вульфгар знал когда-то давно, храброго и честного человека. Правильность догадки Вульфгара подтверждалась и тем, что человек заговорил прежде всех остальных, не дав сказать слова даже Вальрику.
– Отец Торлина, – вымолвил варвар, поклонившись ему.
Человек взглянул на него с удивлением. Похоже было, он не знает, что сказать.
– Ерик Убивший Волка! – пронзительно выкрикнул Вальрик. – Это вождь Небесных Коней.
А кто ты, что пришел незваным? Кто ты, говорящий о давно пропавшем сыне Ерика?
– Пропавшем? – недоверчиво повторил Вульфгар.
– Его взяли боги, – ответил Вальрик, размахивая покрытыми перьями рукавами. – Для божественного преследования, священной погони.
Вульфгар понял, что столкнулся с давней чудовищной ложью. Торлина, превращенного в отвратительного призрака, Вальрик послал в погоню за Вульфгаром и его спутниками. Молодой воин умер страшной смертью у них на руках, в чистом поле. Но Вальрик, видно, решил скрыть ужасную правду от Ерика и придумал эту историю, чтобы не лишать вождя надежды. Священную погоню вдохновляли боги, и она могла длиться много десятков лет.