Литературная Газета 6391 ( № 44 2012) - Литературка Литературная Газета

Но, несмотря на нездоровье и невзгоды, поэт был на вершине счастья. В письме В.С. Миклашевич он признавался: "Полюбите мою Ниночку. Хотите её знать? В Malmaison, в Эрмитаже, тотчас при входе, направо, есть Богородица в виде пастушки Murillo, - вот она". "Недаром Грибоедов назвал её мадонной Мурильо, - писал позднее А.П. Берже. - Сделавшись обладателем женщины, блиставшей столько же красотой, сколько и душевными качествами, он имел полное право сознавать своё блаженство и гордиться счастьем, которое, увы! было так скоротечно, так мимолётно!"

На следующий день после венчания Грибоедов позвал на бал и ужин во дворец Паскевича, где поэт временно проживал и где сейчас на проспекте Шота Руставели находится Дворец молодёжи, около 100 гостей. Этот бал запомнился многим как символ породнения двух дворянских родов и объединения двух государств. И как же обидно было мне убедиться во время посещения этого здания совсем недавно, что никто из его сотрудников даже не знает о происходившем здесь событии; тем более мне никто из них не смог указать, в каких помещениях жил Грибоедов и где состоялся сам бал[?]

Существуют не проверенные до конца свидетельства, что сразу после свадьбы молодые супруги всего лишь на несколько дней, но всё-таки уехали из Тифлиса в Цинандали, в имение Чавчавадзе, туда, "где вьётся Алазань" и где они вырвали для себя у судьбы "медовую неделю" счастья. Выехать в Персию Грибоедову пришлось уже 9 сентября 1828 г. с большой свитой по изнурительным путям, лежавшим через Эривань, где молодожёнов проводил в Персию начальник Армянской области Александр Чавчавадзе с женой.

В дороге у поэта не проходило сумрачное настроение и крепла готовность к тому, что "надобно наперёд быть готовым на жертвы и утраты самые близкие к сердцу", как писал Грибоедов Паскевичу. И совсем неслучайно именно в Эривани, будто бы шутя, он сказал жене: "Не оставляй костей моих в Персии, если умру там, похорони меня в Тифлисе, в монастыре Святого Давида".

Одно лишь присутствие рядом любимой и юной Нины, ангела, как её часто называл поэт, скрашивало и суровые условия пути, и сердечные тревоги. В Нине для Грибоедова соединилось всё самое дорогое: "и сестра, и жена, и дочь, все в одном милом личике". Поэт прямо признавался: "Я два месяца как женат, люблю жену без памяти". После свадьбы он не единожды заявлял, что любовь вовсе "не заглушит во мне чувство других моих обязанностей. Вздор. Я буду вдвое старательнее, за себя и за неё. Потружусь за царя, чтобы было чем детей кормить".

В письме В.С. Миклашевич 17 сентября поэт весьма красочно описал особенности своего странствия: "Женат, путешествую с огромным караваном, 110 лошадей и мулов, ночуем под шатрами на высотах гор, где холод зимний, Нинуша моя не жалуется, всем довольна, игрива, весела[?]" В том же письме поэт высказал всё самое наболевшее, размышляя о зигзагах и перипетиях своей судьбы, в которой появилось вдобавок "кроткое, тихое создание, которое теперь отдалось мне на всю мою волю, без ропота разделяет мою ссылку и страдает самою мучительною беременностию": "Как это всё случилось! Где я, что и с кем!! Будем век жить, не умрём никогда". "Слышите? Это жена мне сейчас сказала ни к чему доказательство, что ей шестнадцатый год".

6 октября Грибоедов со свитой прибыл в Тавриз, где постоянно находилось русское посольство при наследном принце Персии Аббасе-Мирзе. Началась напряжённая дипломатическая работа, которая сглаживалась минутами семейного счастья. Отправляясь в Тавриз всего лишь год назад, я не мог и предположить, что мне удастся найти там то самое здание посольства, где молодой чете выпало прожить два месяца. Считалось, что оно вообще не сохранилось, а на самом деле находится в полуразрушенном состоянии, без окон и дверей, но ещё с сохранившейся крышей на огороженной территории "Владения Российской Федерации", где раньше работали консульство и торгпредство СССР в Тавризе. Я, попав не без труда в это здание, овеянное происходившими здесь событиями, с тяжёлым чувством бродил по комнатам, где гуляет ветер и[?] преступное забвение нашей истории. Неужели наша память о великих деятелях прошлого не достойна уважительного сохранения значимых свидетельств прошлого, в том числе исторических зданий. Рано или поздно, но стоит задуматься над тем, как восстановить в далёком Тавризе тот уголок русской истории, который связан с автором "Горя от ума" и его любовью[?]

Грибоедов был вынужден отправиться в Тегеран 9 декабря 1828 г. без беременной жены, хотя и понимал, насколько "она достойна сожаления, так молода и одинока, оставаясь одна в Тавризе". 23 декабря миссия прибыла в Казвин, откуда поэт написал своей "мурильевской пастушке" письмо, полное любви и мольбы к Богу, чтобы им никогда больше не разлучаться. Это письмо - настоящий шедевр эпистолярного жанра: "Душенька. Завтра мы отправляемся в Тейран, до которого отсюда четыре дни езды[?] Бесценный друг мой, жаль мне тебя, грустно без тебя как нельзя больше. Теперь я истинно чувствую, что значит любить. Прежде расставался со многими, к которым тоже крепко был привязан, но день, два, неделя - и тоска исчезала, теперь чем далее от тебя, тем хуже. Потерпим ещё несколько, ангел мой, и будем молиться Богу, чтобы нам после того никогда более не разлучаться[?] Помнишь, друг мой неоценённый, как я за тебя сватался, без посредников, тут не было третьего. Помнишь, как я тебя в первый раз поцеловал, скоро и искренно мы с тобою сошлись, и навеки. Помнишь первый вечер, как маменька твоя и бабушка и Прасковья Николаевна сидели на крыльце, а мы с тобою в глубине окошка, как я тебя прижимал, а ты, душка, раскраснелась, я учил тебя, как надобно целоваться крепче и крепче. А как я потом воротился из лагеря, заболел и ты у меня бывала. Душка!..

Прощай, Ниночка, ангельчик мой[?] Прощай, бесценный друг мой, ещё раз[?] Целую тебя в губки, в грудку, ручки, ножки и всю тебя от головы до ног. Грустно. Весь твой А. Гр.".

Это единственное дошедшее до нас письмо Грибоедова к жене, и оно просто дышит нескрываемой печалью поэта. Остальные письма, отправленные Грибоедовым жене в Тавриз, к сожалению, до нас не дошли (они сгорели при пожаре дома Грибоедовой в Тифлисе), если не считать надписи на французском языке, выгравированной на посланной в подарок чернильнице: "Пиши мне чаще, мой ангел Нина. Весь твой А.Г. 15 января 1829 года. Тегеран".

Грибоедов прибыл в Тегеран 30 декабря, и всего лишь месяц выпало ему прожить до ужасной трагедии, когда 30 января 1829 г. толпой фанатиков, подстрекаемых местными властями не без участия английских заговорщиков, во время штурма посольства были убиты 37 членов русской миссии. Когда до Тавриза дошли сведения об этой трагедии, было решено не сообщать о ней Нине, путём уговоров её удалось убедить в том, что Грибоедов не пишет ей только по причинам своей занятости и что он просил её вернуться в Тифлис.

13 февраля Нина выехала в Тифлис, где продолжала тревожиться о судьбе Грибоедова. Однажды к ней заехала жена Паскевича - двоюродная сестра Грибоедова, заговорила о поэте, запуталась в объяснениях, расплакалась и всё открыла. С Ниной сделалась истерика, и на другой день она преждевременно разрешилась. В своём письме к госпоже Макдональд 22 апреля 1829 г. Нина писала: "Свыше моих сил пересказывать вам всё то, что я перенесла; я взываю к вашему сердцу любящей супруги, чтобы вы смогли оценить мою скорбь, я уверена, что вы поймёте меня[?] Переворот, происшедший во всём моем существе, приблизил минуту моего избавления. Опустошённая душевными страданиями более, нежели страданиями физическими, лишь через несколько дней я смогла принять новый удар, который мне готовила судьба: мой бедный ребёнок прожил только час, а потом соединился со своим несчастным отцом - в мире, где, я надеюсь, будут оценены и их достоинства, и их жестокие страдания. Однако его успели окрестить, ему дали имя Александр в честь его бедного отца".

Что тут добавить: трагическая судьба не подарила великому поэту и его жене сына, но она сохранила истинную любовь Нины Грибоедовой. Лишь 17 июля, почти через полгода после трагедии, тело поэта было привезено для отпевания в Сионский кафедральный собор Тифлиса, где за 11 месяцев до этого произошло венчание поэта и Нины. На следующий день гроб с останками поэта был погребён на горе Мтацминда. Побывав в Сионском соборе, почти не изменившемся с тех пор, я живо представлял себе, как в одном и том же месте произошли такие полярные события в жизни поэта, как венчание и отпевание, обретение счастья и минуты скорби. И вновь был удивлён тому, что память об этих событиях почти отсутствует у нынешних тбилисцев[?]

Всю свою жизнь Нина Грибоедова оставалась верна памяти мужа, посвятила себя родным и их детям, занималась благотворительностью и была воспета за свои выдающиеся качества доброты и чести многими русскими и грузинскими поэтами и прозаиками. По свидетельству К. А. Бороздина, "до супружества сестры своей, Екатерины Александровны, вышедшей замуж за владетеля Мингрелии, Давида Дадиани, она выезжала с нею в свет; затем воспитывала меньшую сестру Софью Александровну, впоследствии баронессу Николаи; а когда у брата её Давида стали подрастать дети, она взяла к себе на воспитание третью дочь его Елену, чрезвычайно слабую и болезненную девочку, и с нею не расставалась до своей кончины[?]" Однажды, когда жена и дети брата Давида попали в плен к имаму Шамилю, который требовал за них огромный выкуп, Нина, не задумываясь, отдала всё, что у неё было, испросив себе пенсию на 5 лет вперёд.