Все под контролем - Энди Макнаб

Было уже почти шесть. Я вернулся в номер и с чашкой кофе снова уселся у окна. Улыбнулся, увидев какую-то парочку, рука об руку выходящую из дверей. Но что-то в них не было таким уж согласным. Я поспорил сам с собой, что они разъедутся в разных машинах.

В сотый раз память моя вернулась к телефонному разговору с Кевом. Пат сказал, что если это дело рук ВИРА, то тут должна быть связь с наркотиками, Гибралтаром и американцами. Мои мысли принялись блуждать, потому что кое-что в гибралтарской операции оставалось для меня загадкой.

1987 год стал для ВИРА ужасным годом, и наши агенты в Северной Ирландии, равно как Эван и я, вложили свою лепту в то, чтобы задать ей жару. В начале года ВИРА торжественно пообещала в самое ближайшее время достичь «ощутимого успеха в борьбе за национальное освобождение», но так же скоро выяснилось, что слова эти — чепуха на постном масле. В феврале ВИРА выдвинула двадцать семь кандидатов от «Шин фейн» на всеирландских выборах, но каждому из них удалось наскрести лишь по тысяче голосов, не больше. Очень немногие люди на юге из кожи вон лезли ради воссоединения с Северной Ирландией; куда больше их беспокоило другое: растущий уровень безработицы и налогообложения. Это наглядно показывало, насколько далека от реальности ВИРА и насколько успешен процесс восстановления англо-ирландских связей. Простые люди искренне считали, что Лондон и Дублин могут совместно работать над разрешением укоренившихся проблем.

ВИРА не могла мириться с таким унизительным для нее положением дел и, вероятно, решила, что нужно активизировать действия. Ее реакцией стало убийство 25 апреля лорда-судьи Мориса Гибсона — одного из высокопоставленных провинциальных судей. Мы с Эваном собственными глазами видели ликование членов ВИРА на нелегальных пьянках в их логовищах в тот уик-энд. Мы и сами выпили по стаканчику, шляясь поблизости. Исполнители были в восторге от случившегося. Они не только избавились от одного из своих заклятых врагов, но и радовались потоку взаимных обвинений, которыми занялись Лондон и Дублин. Англо-ирландское согласие, которое сделало так много, чтобы подорвать источники силы ВИРА, теперь само оказалось под вопросом.

Однако похмелье едва успело пройти, как ВИРА постигло очередное бедствие. Две недели спустя в Лохолле, графство Арма, наши парни устроили засаду команде ВИРА из Восточного Тирона,[44] когда те пытались взорвать полицейский участок. Из тысячи закаленных бойцов, которыми ВИРА располагала в 1980 году, осталось едва-едва двести пятьдесят, из которых только пятьдесят были боевиками. Наши успехи свели это число к сорока, то есть после операции в Лохолле ВИРА одним махом лишилась одной пятой своих отборных сил. Это была крупнейшая потеря в ходе проведения одной боевой операции с 1921 года. Если бы и дальше дела шли таким ходом, то все участники ВИРА скоро могли бы уместиться в одном такси.

За крупным поражением в Лохолле вскоре последовал безоговорочный провал Джерри Адамса на всебританских выборах. Голосующие за «Шин фейн» как сквозь землю провалились, избиратели-католики сгруппировались вокруг скромной СДЛП.[45] Затем, 31 октября, во время ежегодного съезда «Шин фейн» в Дублине, французские таможенники перехватили небольшое грузовое судно «Эксунд» у берегов Бретани. На борту в качестве рождественского подарка ВИРА от полковника Каддафи обнаружили несколько сот автоматов АК-47, тонны «семтекса», несколько ракет класса «земля-воздух» и столько боеприпасов, что суденышко просто чудом держалось на плаву.

Поражение было абсолютным. Нечего удивляться, что Джерри Адамс и ВИРА жаждали мести и некоего публичного акта, чтобы показать людям вроде Каддафи и тем американцам ирландского происхождения, которые финансово поддерживали «Норейд», что они еще поборются.

8 ноября, в день памяти погибших в мировых войнах, они заложили тридцатифунтовую бомбу с часовым механизмом в городском мемориале Эннискиллена, графство Фермана. Взрывом были убиты одиннадцать горожан и более шестидесяти получили тяжелые ранения. Реакция общественности была мгновенной. В Дублине выстраивались тысячные очереди, чтобы расписаться в книге соболезнований. В Москве — месте, не слишком известном состраданием, — агентство новостей ТАСС заявило о «варварских убийствах». Но хуже всего для ВИРА было то, что даже американцы ирландского происхождения сочли, что это чересчур. ВИРА оказалась по уши в дерьме. Террористы думали, что взрывы бомб будут приветствовать как победу в их борьбе против власти оккупантов, но все, чего они добились, это того, что весь мир увидел их истинное лицо. Одно дело — убивать «законные» объекты: судей, полицейских, работников сил безопасности, и совсем другое — массовое убийство невинных мирных граждан, которые пришли почтить погибших в день памяти.

Вот почему Гибралтар и стал для меня такой загадкой. Я понимал, для чего Адамс и компания отчаянно стараются показать тающей горстке своих приверженцев, что они все еще в силе, но зачем рисковать снова получить ответный международный удар, как произошло после Эннискиллена? Если бы они взорвали бомбы в Гибралтаре, могли погибнуть не только британские граждане. В это время года сотни иностранных туристов, немалая часть которых прибывает на круизных лайнерах, швартующихся у причала, гуляют по площадям и улицам колонии. Многие из них, как было прекрасно известно ВИРА, американцы. Я никак не мог усмотреть последовательности в их безумии.

Вдруг я подумал, что, быть может, смотрю в телескоп не с той стороны. ВИРА была террористической организацией, но ее присутствие здесь, в Вашингтоне, доказывало, что члены ее к тому же и бизнесмены. Когда дело касалось денег, сектантским разногласиям не оставалось места, тут царили обычные законы алчности и конкуренции. Я знал, что они встречаются с протестантскими околовоенными кругами — регулярно, чтобы обсудить ход дел в наркоторговле, проституции и рэкете, даже чтобы оговорить сферы обслуживания различных фирм такси и места расположения игровых автоматов в провинции. У них имелась соответствующая инфраструктура, знания и оружие, чтобы выступать на первых ролях в преступном мире. Учитывая сотрудничество с другими террористическими организациями по всему миру, открывавшиеся перед ними возможности были практически безграничны. Если так, то я серьезно вляпался.

Внизу, на автостоянке, уже упоминавшаяся парочка застыла, обнимаясь. Оба тоже серьезно вляпались. Последовал прощальный поцелуй, и — хоп! — они расселись по разным машинам.

Я не ждал звонка от Пата до полудня, да и пленки оставалось еще часа на три, так что дел было не очень много: наблюдать вторжение марсиан и слушать болтовню бумажек в мусорной корзине. Мне не сиделось на месте. Нужно было обязательно занять себя чем-нибудь.

Я потряс за плечо Келли. Она что-то промычала и натянула одеяло на голову. Я ласково, негромко сказал ей на ушко:

— Спущусь вниз, принесу чего-нибудь, ладно?

Последовало очень неразборчивое «да». Подобного безразличия я просто не ожидал. До меня понемногу стало доходить, что она уж никак не «жаворонок».

Я снова спустился по аварийной лестнице и прошел под автострадой в кафе «С семи до одиннадцати». Внутри оно очень напоминало Форт Нокс.[46] Через зарешеченное окно была видна игровая площадка, и корейское лицо всплывало в потемках, а затем снова поворачивалось к переносному телевизору. В кафе было очень жарко и воняло сигаретами и пережженными кофейными зернами. Каждый квадратный дюйм стен был исписан указаниями, информировавшими местных злодеев: «В кассе только 50 долларов, все остальное в банке».

Покупать мне, в общем-то, было нечего; еды у нас в номере скопилось на год, и уж точно было больше бисквитов, чем у мистера Орео. Но мне хотелось побыть какое-то время одному, без Келли. Обхаживать ее было слишком утомительно. Постоянно приходилось что-то делать, проверять, мыть-стирать либо же ворчать, подгоняя ее и заставляя поскорее одеться.

На журнальном стеллаже красовалась еще одна дружелюбная надпись, призывающая не плевать и не читать, а делать покупки. Я прихватил «Вашингтон пост» и еще кипу журналов — для себя и для Келли, даже не удосужившись посмотреть, что это, и просунул деньги в маленькое отверстие в зарешеченном окошке. Кореец был явно обескуражен, поскольку в данном случае его не вынудили пустить в ход мачете, которое, я не сомневался, лежало у него под кассой.

Прогулочным шагом я забрел в вестибюль отеля взять завтрак. Там было оживленно. На прикрепленной к стене консоли, над столом с едой и напитками, стоял телевизор. Как только я стал накладывать еду в три картонные тарелки, как услышал голос ведущего, говорившего о Джордже Митчелле[47] и его участии в процессе мирного урегулирования между Англией и Ирландией. Я услышал также пару словесных выпадов сторонников «Шин фейн» и британского правительства; и те и другие поливали противников помоями, и те и другие утверждали, что это именно они по-настоящему хотят мира.