Совпалыч - Виктор Солодчук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так закончилось воскресенье, которое, несмотря на все законы, иногда случается даже в тюрьме.
Утром повезли на медицинскую комиссию. Автобус долго плутал по городу, собирая изловленных за выходные. Рядом с Арсением расположился широкоплечий бритоголовый парень лет двадцати, одетый в охотничий камуфляж.
— Скорее бы уже в поезд, — обратился он к Романову, который в качестве ответа ограничился пожиманием плечами, не найдя в организме соответствующей моменту эмоции. — Только бы медкомиссию пройти, — не отставал сосед.
— Думаю, пройдете, — вежливо поддержал беседу Арсений. — Туда только совсем больных не берут.
— Вот и я им говорю — здоровый я, — возмущенно стал рассказывать бритоголовый. — Первый разряд по боксу. В тире выбиваю девяносто из ста, хоть из пистолета, хоть из арбалета. Знаю радиодело и с парашютом прыгал три раза. А они ни в какую. Ну, ничего, сейчас возьмут. Война все-таки. Илья, — протянул он Арсению руку. — Илья Вилкин.
— Почему же не берут? — Романов пожал каменную ладонь соседа.
— По нервам не прохожу. Я им говорю — ледяной водой обливаюсь, а они — у вас в карточке написано, что вы подвержены вспышкам неконтролируемой агрессии. Как, мол, такого отправлять? А что я к армии с детства готовлюсь, им до лампочки. Понимаешь, бегаю по десять километров каждый день, двести раз могу от пола отжаться на кулаках, а они за эту карточку вцепились. Козлы!
Вилкин несильно ударил кулаком перед собой по спинке сиденья. Сидящий спереди возмущенно развернулся, но встретившись глазами, сник и вернулся в исходное положение. Когда людей набилось больше чем в час пик, автобус въехал в ворота станции Москва-Сортировочная и выпустил содержимое в шумную толпу.
На станции царила атмосфера праздника. Громко играла музыка, отовсюду доносились веселые голоса и смех. Арсений отметил, что он, самое малое, лет на пять старше большинства призывников. В основном это были восемнадцатилетние подростки, бодрые и пьяные. Их сопровождали нетрезвые по случаю важного дня отцы, рассказывающие сыновьям и друг другу байки из собственного армейского опыта. Матерей было поменьше. Они сжимали в руках пластиковые пакеты с едой, глаза их были влажными и покрасневшими.
Призывников разделили на две группы. Первые — успешно прошедшие медицинскую комиссию и ожидавшие погрузки — играли на гитарах, целовались с подружками и почти открыто пили водку. Остальные стояли в длинной очереди, примыкавшей к двери с красным крестом. Заняв место в хвосте, Арсений вскоре почувствовал, что очередь продвигается довольно быстро. Собственно, внутри никакого обследования не было. Врачи смотрели личное дело раздетого до трусов Романова, сравнивали бумажные данные с реальным внешним видом, интересовались — нет ли жалоб, и ставили печать. Арсений и опомниться не успел, как его обходной лист украсился фиолетовыми штампами хирурга, окулиста и невропатолога.
Чуть дольше им занимался врач, чья специализация по звуку была похожа на имя экзотического животного — «ухогорлонос». Арсений даже успел представить себе силовую акцию по спасению горной колонии ухогорлоносов, как вдруг услышал знакомый голос.
— Это шумерский орнамент, — по обыкновению наседал на собеседника Клейн. — И совсем не похоже. Какое же это макраме? Это тату. Ладно, давайте ставьте штамп, я курить хочу. О, привет, — заметил он Романова. — Тебя тоже загребли? Поздравляю. А наш друг Алимов под машину попал. Представляешь — идем мы от тебя… Кстати, ты уже освободился?
В смысле — прошел комиссию? Тогда я быстро. Короче, нас на бульваре сначала ограбили, а потом замели менты, но отпустили. Утром в пятницу мы к тебе заходили, но не застали, на твоей крыше встретили какую-то шпану, потом пошли пить пиво. А тут — облава. Алимов побежал и попал под крутой «Бентли». Я тоже мог бы смыться, конечно, но не стал. Сейчас медведей надо защищать, а не брюки по конторам просиживать. Как подумаю, что они там без снега могут остаться, рука тянется к автомату.
— Слушай, ты же сам тогда про войны рассказывал. О том, кто их устраивает и почему. Лишних — в лес. Помнишь?
— Тихо ты, — перешел на шепот Клейн. — Думаешь, я не понимаю, что вся эта история с медведями — сплошная информационная поганка? Но в армию все равно пойду. На работе отчет за девять месяцев. Как об этом подумаю, меня тошнить начинает. Реально, лучше на войну чем в офис. Да и попутешествовать хочется, мир посмотреть. А то сижу сиднем, ничего не вижу. Я так понимаю, эта война не последняя: после северной будет южная, потом западная и так далее, так что насмотрюсь красот. С оружием в руках путешествовать интереснее, чем по туристической визе. Больше увидеть можно. Знаешь, я только что таблицу окулиста наизусть выучил, чтобы не забраковали по зрению. Ну, все, заканчивай и выходи! Я уже всех врачей прошел, пойду, водки выпью с братьями по оружию.
Арсений переходил от одного врача к другому, высовывал язык, показывал зубы, давал себя скоблить, щипать и обмеривать. Все, о чем он думал в это время — предстоящий вечерний звонок Кузе. Чуть прикрыв глаза, чтобы тени в белых халатах стали еще более призрачными, он видел Кузю в серебряных туфельках и серую Лулу, слышал «Лачо Дывэс» и ни о чем не беспокоился.
— Вам плохо, Романов?
— Мне — хорошо, — обратившись к реальности, Арсений увидел глаза пожилого врача, раскладывающего на столе разноцветные карточки.
— Выберите три карточки, которые вам больше всего нравятся, — у психиатра была седая борода и внешность ветхозаветного патриарха.
— Мне они все вместе нравятся, — сказал Арсений. — Но по отдельности — ни одна.
— В самом деле? — улыбнулся патриарх. — И по какой причине?
— Я не пойду в армию. Потому что не хочу. И не хочу до такой степени, что сделаю все, чтобы там не оказаться.
— Что же именно вы сделаете?
— Все. И вам, как психиатру, который меня обследует, лучше признать меня негодным к службе. Потому что если вы так не сделаете, я очень постараюсь, чтобы доказать свою негодность. Тогда вас накажут, — Арсений говорил спокойно и твердо. — Прошу мне поверить. Нужны доказательства? — Арсений встал.
— Нет, не нужны, — спокойно сказал врач, с интересом глядя на Романова. Я вам верю. Но не имею права признать кого-либо негодными. Это может сделать только психиатрическая экспертиза. Я дам направление. Только учтите: в случае положительного диагноза вас больше не возьмут ни на одну приличную работу.
— Я не собираюсь работать на приличной работе. Если мне сейчас дадут мобилизационный листок, — Романов с подозрением глядел на документы, — я дам в морду командиру. Пусть меня расстреляют; но форму я не надену.
— И водительские права вам не выдадут, — это патриарх говорил, уже заполняя бумаги.
Выйдя из двери с красным крестом, Арсений огляделся. Очередь заметно поубавилась, зато толпа с водкой и гитарами была разделена теперь на равные группы человек по пятьдесят, между которыми сновали офицеры. Уже никто не пел, родителей осталось мало, хотя музыка из репродукторов все еще играла что-то бодрое.
— Постой здесь пару минут, сейчас машина будет, и поедем, — сказал Романову сопровождающий сержант и угостил его сигаретой.
— Арсений, тебя не остригли? — рядом оказался бодрый Клейн. Его череп сверкал на солнце. — Я в магазин сбегал — за водкой, сигаретами и книгой в поезд. Вообще-то, выходить уже нельзя, но за деньги все можно. Если осторожно, — Клейн только сейчас заметил рядом сержанта и резко сменил тему разговора. — Вот, смотри — вышли все книги о Толстом, если по одной в день читать — как раз на три дня.
Клейн показал три книги со сверкающими обложками, где был изображен герой модных бестселлеров по кличке Толстый. На первой, которая называлась «Война Толстого», супермен спокойно смотрел на вертящуюся по биллиардному столу осколочную гранату; обложка второй представляла собой коллаж из жизни ночного клуба, увенчанный заглавием «Мир Толстого»; а третья книга, где Толстый в монашеском облачении держал блестящий пистолет с глушителем, именовалась «Воскресение Толстого».
— Это, ясное дело, не интеллектуальное чтение, — сказал Клейн, — но для армии в самый раз: там умных не любят.
— Стань в строй, воин! — строго сказал сержант, — Болтаешь здесь.
Одновременно с его словами музыка в репродукторах закончилась, и после шипения послышался надтреснутый голос: «Внимание, призывникам построится в шеренгу по три! Остальных просим покинуть территорию!»
— Ну, не поминай лихом. Поехал я на белых медведей смотреть!
Клейн пожал руку Романову и побежал в строй. По пути он вильнул в сторону, сделал крюк метров в десять и оказался рядом с группой провожающих родителей, среди которых выделялась осанкой, крупным носом и общей невозмутимостью барышня в форме лейтенанта милиции. Не останавливаясь, Клейн с размаху шлепнул ее по заду, обтянутому серой форменной юбкой, и через несколько секунд уже занял место на правом фланге. Рядом с Клейном стоял сияющий от счастья Вилкин.