Объект закрытого доступа - Фридрих Незнанский

Она любовно провела пальцем по корешкам книг, словно подпитываясь их энергией, и вдруг палец ее остановился на книге, коричневый корешок которой был пуст — ни названия, ни фамилии автора не было на нем.

— Любопытно, — тихо проговорила Галя.

— Что? — крикнул из кухни Жан. — Все в порядке?

— Да, все в порядке.

Галя поддела пальцем коричневый корешок и вынула книгу из ряда. Оказалось, что это не книга, а толстый ежедневник с кожаной обложкой. Галя испытала небольшое разочарование и — чисто машинально — раскрыла ежедневник. Страница была испещрена фиолетовыми каракулями. Узнав в каракулях арабскую вязь, Галя удивилась. Когда-то давным-давно, в ту пора, когда она была студенткой Института иностранных языков, Галя изучала арабский и теперь от нечего делать решила проверить — осталось ли в ее голове хоть что-нибудь от этой мудреной науки.

Нахмурившись, она принялась разбирать каракули. Пару раз брови ее удивленно взлетели вверх, и она опасливо покосилась на дверь. Чем больше Галя читала, тем более озабоченным и пасмурным делалось ее лицо.

Когда негромкий голос Жана окликнул ее по имени, она вздрогнула и выронила ежедневник из рук. Обернувшись, она увидела, что француз стоит у нее за спиной.

«Как тихо он подкрался!» — успела подумать Галя…

10

И еще один неприятный разговор состоялся в тот день у Турецкого. С Вячеславом Ивановичем Грязновым. Позвонил Грязнов — и огорошил с ходу:

— Мои ребята только что нашли твоего горбоносого Али!

Турецкий резко тряхнул головой, прогоняя усталость и сонную одурь:

— Отлично! Где нашли?

— На Казанском вокзале. Сидел за столиком в кафе и улыбался.

Лицо Турецкого вытянулось от изумления:

— Что значит — улыбался? Он что, спокойно дал себя арестовать?

— А что еще ему оставалось? — усмехнулся в трубку Грязнов. — Трупу-то.

Турецкий замер с открытым ртом.

— Трупу?

— Да, Сань. Кто-то вогнал ему в грудь стилет. По самую рукоятку вогнал. Удар был нанесен очень профессионально и, конечно, неожиданно. Иначе такого матерого волка, как Алиев, не завалить.

Турецкий вновь обрел свою всегдашнюю деловитость и спокойствие.

— Ясно, — сухо сказал он. — Как насчет отпечатков? Следы есть?

Вячеслав Иванович вздохнул:

— Нет, ничего. И, что самое неприятное, свидетелей нет. Даже официант говорит, что не помнит человека, который сидел с Алиевым за столиком. Народу, говорит, масса, люди приходят, уходят, подолгу никто не задерживается. Как тут всех упомнишь?

— Хорошая отговорка.

— И не говори.

Александр Борисович свободной рукой вытряхнул из пачки сигарету и вставил ее в рот. Сказал, прикуривая от зажигалки:

— Значит, никто ничего не видел, никто ничего не слышал?

— Именно. Сам знаешь, какая на вокзале публика. Они милицию за километр обходят. Какое уж тут сотрудничество! Бармен, правда, заметил, что убийца вроде бы был кавказцем. Но точно он не уверен.

— Как насчет словесного портрета и примет предполагаемого преступника?

— Да какое там! — в сердцах произнес Грязнов. — Он даже не уверен, была у убийцы борода или нет.

— Окурки в пепельнице? Слюна на тарелке? Смятая салфетка?

— Я же сказал: ни-че-го. Пепельница пуста, салфеток смятых нет. Стол вытерт начисто. Голяк, Сань, полный голяк.

Несколько секунд коллеги молчали, каждый по-своему переживая неудачу. Александр Борисович стряхнул с сигареты пепел и горько пошутил:

— По крайней мере, он никого больше не убьет.

— Ну да, — хмыкнул Грязнов. — И о заказчиках своих ничего нам не расскажет. Сделал дело, и теперь от него избавились, как от ненужного мусора.

— Что с прослушкой и наружным наблюдением?

— Тоже ничего хорошего. Чипы со вчерашнего утра не подают сигналов. От «наружки» Гатиев и Рыцарев умело ушли. Даже если убийство Али — дело их рук, мы об этом, скорее всего, не узнаем. Что касается остальных фигурантов, то ничего экстраординарного они не делают. Работают, разъезжают по городу, едят в ресторанах. Будни, одним словом.

Турецкий положил сигарету на край пепельницы и, болезненно поморщившись, помассировал пальцами висок.

— Черт…

— Что?

— Да мигрень замучила. Это все приятные новости, какие ты хотел мне сообщить?

— Нет, Сань, не все. Есть еще одна. Правда… — Он замялся. — Не знаю, стоит ли волноваться…

Турецкий рассердился:

— Да не томи ты, ради Бога! Говори толком: что случилось?

Грязнов смущенно откашлялся:

— Да, понимаешь, сотрудник один пропал. Оперативник.

— Я его знаю?

— Знаешь. Только не его, а ее. Это Галя Романова.

— Так, — хмуро произнес Александр Борисович. — Она что, не вышла на работу?

— Не вышла, Саня. И «сотовый» ее молчит. Соседка из квартиры напротив — вредная такая старушенция, с прибабахом немного, следит за всеми соседями — говорит, что Галя не ночевала дома. Перед тем как уйти из дома, Галя странно себя вела. Нарядилась как на праздник: туфли, вечернее платье.

— И все?

— И все.

Александр Борисович вновь помассировал висок.

— Чертовщина какая-то! Может, девчонка просто загуляла?

— Надеюсь, что так. Хотя раньше ничего подобного она себе не позволяла.

Известие об исчезновении Гали Романовой взволновало Турецкого не на шутку. Но он взял себя в руки и сказал твердо:

— Ладно, не будем волноваться раньше времени. Подождем чуток, а там, глядишь, все само собой прояснится. А пока нужно вплотную заняться убийствами коменданта Кремлевского дворца и заведующего лабораторией «Мосводоканала». Да, и еще. Ты слышал о недавней смерти генерала Абрамова?

Вячеслав Иванович крякнул от неожиданности:

— Ты что, думаешь, его смерть тоже связана со всей этой…

— Не знаю, Слав. Не знаю. Управление генерала Абрамова охраняло важные объекты в Москве, в том числе и правительственные здания. К ведению управления относился и Кремлевский дворец съездов. И вдруг Абрамов умер — почти в одно и то же время с Лесковым и Фоминым. Не знаю, как тебе, а мне такие совпадения не нравятся.

— Но ведь он вроде бы умер от естественных причин, — с сомнением в голосе произнес Грязнов. — Там же, кажется, что-то с сердцем?

— Еще раз повторяю: я не верю в совпадения, — жестко сказал Александр Борисович. — Поручи Солонину проработать эту ситуацию. Пусть поищет, порасспрашивает. А Гатиева и Рыцарева необходимо взять в двойное кольцо наблюдения. Фиксировать каждый шаг. Сдается мне, Алиева прикончил Гатиев.

— Чеченец хитер. Уходит от слежки так, будто его в ЦРУ этому учили.

— Поручи слежку за ним своим лучшим сотрудникам. Да пригрози: если упустят — выгонишь их к чертовой матери из органов!

— Не горячись, Сань. Сделаю.

Турецкий и вправду был в ярости.

— Черт, попадись мне этот мерзавец с поличным, собственными руками с него шкуру спущу!

— Нет уж, — усмехнулся в трубку Грязнов, — предоставь это нам. Твое дело — шевелить мозгами, а руки подонкам будем выкручивать мы.

Турецкий немного помолчал, успокаиваясь, потом сказал:

— Договорились.

11

Виктор Солонин встретился со своим старинным приятелем — капитаном внутренней службы Антоном Савицким — в старой рюмочной неподалеку от Павелецкого вокзала. В эту рюмочную они частенько захаживали лет десять — двенадцать назад. Много событий прошло с тех пор, много воды утекло, но рюмочная ничуть не изменилась — казалось, время не властно над ней. Здесь были все те же обшарпанные потолки, та же голубоватая плитка на стенах, те же винегреты, оливье и эскалопы под мутным стеклом. И тот же грубоватый витраж на узких продолговатых окнах.

Капитан Савицкий, рослый мужчина с широким щербатым лицом и пепельными волосами, выглядел довольным. За два часа до этого он случайно — так ему, по крайней мере, думалось — встретился с приятелем, с которым не виделся года два. Встреча была теплой, а со стороны сентиментального Савицкого — даже восторженной. Капитан сам затащил Солонина в эту рюмочную — так ему опять же показалось; Солонин для виду поупирался, ссылаясь на неотложные дела, но ради старого приятеля дела отложил.

В рюмочной они сидели уже около часа. Первые полчаса мужчины рассказывали друг другу о том, как складывалась их жизнь в те два года, что они не виделись. Потом они говорили об общих знакомых, о политике, о футболе и тому подобных важных вещах. Была выпита бутылка водки, и к тому моменту, когда официант принес им вторую, капитан Савицкий окончательно растаял.

Не уступал ему и Солонин.

— Антон, — проникновенно говорил он, — мы с тобой не первый год друг друга знаем. Так или не так?

— Вить, ну что ты…

— Я спрашиваю: так или не так?