Серпантин - Инга Гиннер

— А здесь у них, значит, связь есть, — проворчал мужчина размером с медведя.

Автомат принялся за работу. Вика обернулась и постаралась изобразить радушие.

— Спасибо.

— Это тебе спасибо, девочка, — все еще неловко расшаркивался «медведь». — Я ведь и вправду наличку не ношу, а тут с рыбалки вернулся, а дома шаром покати. Пришлось за сосисками бежать. Мы ж с друзьями на осетров ездили, в Астрахань. Две ночи за рулем, мне бы поесть и в койку на бок, а эта… — он выразительно кивнул в сторону кассирши. — Упрямая.

— Бывает, — согласилась Вика.

Стаканчик обжигал пальцы, особенно, когда она сжала его, чтобы вытащить из цепких пластмассовых лапок автомата.

— Ты не смотри, что я такой страшный, — продолжал оправдываться «медведь». — Мы неделю в палатках куковали, там ни бритвы, ни душа, так, из озера ополоснулся ледяной водой, да баньку в соседнем селе разок для нас затопили.

— Я и не смотрю, — отозвалась Вика. — Мне, в общем, все равно.

— Меня Глебом зовут, — наконец, представился спасенный от голодной смерти. — А хочешь осетра тебе подарю? Хорошая рыба, из головы бульон сваришь.

Вика посмотрела на него и неожиданно улыбнулась его непосредственности.

— Спасибо. Обязательно сварю.

— То-то же, — обрадовался Глеб. — Пойдем. Тут два шага.

И Вика, сама не зная, зачем, согласилась. Оттягивала встречу? Боялась? Вовсе не хотела возвращаться? Куда как проще сбежать, снова жить только своей жизнью, а Макса вычеркнуть. Пусть Федя виноват, но ведь и Макс начал с обмана…

Глеб неожиданно уверенным шагом направился к белому дому под старину. Остановился у подъезда, в который все не могла войти Вика, достал ключ.

— Вы что?.. — изумилась она. — Вы тут живете?

— Я ж говорю — ты не смотри, что я страшный, — улыбнулся польщенный Глеб.

Консьерж, завидев Вику, нахмурился. Однако признав Глеба снова повеселел и в итоге совсем сбился — то ли злиться, то ли приветствовать жильца.

— Доброй ночи, Глеб Маркович! — приветствовал он постояльца.

— Привет-привет, Андрей Палыч, — Глеб пошарил рукой по карманам на штанах. — А это вот тебе, презент.

Он поставил на стойку увесистую баночку черной икры. Консьерж смутился, большим и указательным пальцами поправил седые усы и прибрал баночку.

— Ой, балуете, Глеб Маркович.

На Вику он продолжал взирать молча, явно недоумевая, в чьи гости ее записать — Макса или Глеба. Она выдавила жалкую улыбку и спросила:

— А Максим Александрович уже приехал? Мы, кажется, разминулись.

— Приехал, приехал, — кивнул консьерж. — Предупредил, что вы попозже будете.

Ах, значит, предупредил. Не сомневался, что она побежит следом, как ручная собачонка.

Вместе с Глебом они оказались у лифта. Вика первая нажала нужную кнопку.

— Погоди, ты что, тоже тут обретаешься? — несколько приуныл Глеб. — С мужем что ли?

— Нет, — покачала Вика головой. — У меня тут друг живет, я к нему приехала.

— Друг, значит… Ну и ладно. Осетра все равно возьми, раз обещал.

— Спасибо. Но лучше попозже.

Вика согласилась, хотя завтра ее, разумеется, здесь не будет и никакого осетра она не заберет.

— Ну, доброй ночки, — пожелал Глеб, легонько хлопнув Вику по плечу, отчего она чуть не влетела в стену. — А, и вот еще, — он протянул ей мятую визитку. — Обращайся, если нужно.

Оставшись на лестничной клетке одна, она прочла на белом кусочке картона: «Зарецкий Глеб Маркович, к.м.н., врач ЧЛХ» и мобильный номер телефона. Припрятав ненужную карточку, Вика вдохнула поглубже и надавила на дверной звонок.

Шаги за дверью раздались не сразу, но Вика даже обрадовалась — лишнюю минуту потратила на то, чтобы надышаться впрок. Затем послышался торопливый топот, мягко щелкнул замок, опустилась хромированная ручка. Макс предстал перед Викой обнаженным до пояса, в джинсовых шортах и с блестящими, как у куклы, глазами за новыми очками.

— Викуля! — обрадовался он так, будто кто-то другой собирался вызвать охрану в ресторане. — Солнце мое! Заходи скорее, ужин еще не остыл!

Вика оказалась настолько поражена переменой в нем, что молча переступила порог и позволила закрыть за собой дверь. В полумраке комнаты светилось лишь солнечное затмение над кроватью. Играла быстрая ритмичная музыка — слишком быстрая и слишком ритмичная. На полу возле кровати стояли тарелки с начатым салатом и брошенным на полпути стейком. Стояла жуткая духота с привкусом пота и, когда свет коснулся лица Макса, Вика заметила, что оно все блестит от влаги.

— Я тебя ждал, — продолжал ворковать Макс, глядя на Вику чуть ли не восторженно. — А ты все не ехала и не ехала.

— Ты напился? — спросила Вика, взглядом отыскивая початые бутылки, но их не было.

— Что? — Макс как будто только обнаружил, что не один в комнате. — Нет! Я трезв как стеклышко, хочешь дыхну?

Он подбежал к ней и подул в лицо. Вика втянула носом запах сигарет, кофе и вина — отзвучавшая нота. Нет, он в самом деле трезв. И она уже знала правду, знала с первой секунды, как увидела его, а может быть и раньше, пока ехала с Глебом, она все знала.

— Господи, Макс, — выдохнула она едва слышно. — Ты же под кайфом. Ты обдолбался, Макс!

— Не преувеличивай, — недовольно шмыгнул он носом. — Разве что совсем чуть-чуть.

На Вику резко накатила тошнота, и она обессиленно присела на край кровати. Нет, невозможно, совершенно невозможно! Он ведь выбрался, он завязал. Ему нельзя сорваться. Это путь в один конец, в конец тоннеля, где нет света и жизни. Он уже однажды прогуливался по этой мертвой утробе и вернулся. Но теперь коридор стал длиннее, извилистее, и стенки его пульсируют, сжимаясь и капая на голову чем-то горячим и клейким.

Макс подсел к Вике сзади и ладонями проскользнул под ее руками, обняв за живот.

— Мне было так херово, — потек его мягкий шепот над ухом. — Если бы ты оказалась рядом, я бы не стал.

— Перестань, — Вика оцепенела от его близости, будто попалась в паутину и боялась привлечь внимание голодного паука неловким движением. — Скажи, сколько украли?

— Не сейчас, — он крепче сдавил ее, пальцами подбираясь к пуговице на джинсах. — Скорее всего я сдохну до утра, так что лучше раздели со мной кайф. У меня, кстати, еще на разок осталось, будешь?

Вика высвободилась из его рук, обернулась, стараясь разглядеть за наркотическим туманом в глазах то, что заставляло его говорить о смерти.

— Больно? — спросила она, коснувшись его горячей скользкой от пота кожи на груди. — Макс, скажи правду, я помогу.

— Закрой глаза, Вика, — улыбнулся он, поглаживая ее скулы. — И я покажу тебе космос.

Вика оттолкнула его руки, перехватила крепкие жилистые запястья в воздухе. Не удержала бы, захоти он вырваться, но