Похождения соломенной вдовушки - Анастасия Соловьева

– Тогда нам придется поискать другую квартиру. А вам – других жильцов на два месяца. Но пока вы будете их искать, сумма вашего долга возрастет.

– Черт! Вот об этом-то я и не подумала!

– Два с половиной месяца.

– Понимаете, – увядающая красавица несколько смягчилась, – эти два с половиной месяца мне придется прожить на даче. Сейчас середина августа, выходит, я буду там жить до конца октября – до холодов?!

– Вам нужны деньги, – напомнила я.

Она ответила не сразу.

– Предположим, я соглашусь на ваши условия. Но ведь я совсем не знаю вас! У вас есть документы? Справки?

– Какие справки?

– Ну что вы не болеете ничем таким...

– Но я действительно ничем таким не болею. У меня просто аллергия на рододендроны. Моя родственница на даче занялась разведением этих цветов, и мне неожиданно стало плохо. Пришлось срочно искать новое место жительства.

– Аллергия? – Она недоверчиво покачала головой. – И вы будете спать в моей кровати?! Ай-ай-ай, каких жертв требуют от меня родственные связи!..

– Простите, вы знали, на что шли!.. А из документов у меня загранпаспорт.

– Странно, а где же российский?

Я чуть не ляпнула: в милиции, но вовремя прикусила язык.

– Не везет мне, – квартирная хозяйка уже не злилась – жаловалась, – до вас такой приличный мужчина приходил! Сумму заплатил ту, которую я назвала, – беспрекословно, с первого раза.

«Еще бы, – мелькнуло у меня. – Ведь торговаться – это моветон. Тем более торговаться в присутствии дамы сердца!»

– Напрасно вы усмехаетесь! – одернула хозяйка. – Он интеллигентный человек, москвич.

– Ой, ну и сдавайте ему свою квартиру! – Я все-таки потеряла терпение.

– Хорошо бы! Да он передумал! Сказал, что у него обстоятельства изменились. А вдруг и у вас они тоже изменятся?! – От одного предположения, что это может произойти, моя собеседница истерически взвизгнула.

– У меня не изменятся! Я вам гарантирую это... Если, конечно, мы немедленно приступим к подписанию договора.

60

Хозяйка ушла из квартиры обиженной и раздосадованной. Как ни странно, я в чем-то понимала ее: она чувствовала себя предателем, бросившим семейную святыню на растерзание чужому, равнодушному человеку. Мне тоже было знакомо это состояние, хотя по натуре я человек совершенно чуждый сантиментов.

Придя в бабушкину квартиру через месяц после того, как в ней поселились визажистка и сисадмин, я испытала пренеприятное чувство. При входе в комнату с балконом больше не висело двух маленьких пластмассовых тарелочек с детскими фотографиями мамы. Фотографии были черно-белыми. Мама на них – пятилетний ребенок со сплющенным белым бантом на коротко стриженных темных волосах – улыбалась заученной детской улыбкой. Раньше я ужасно стеснялась этих тарелочек, почитая их устаревшими и безвкусными. И вдруг, увидев пустой простенок, почувствовала стыд и вину, искупить которую теперь уже невозможно. Вину перед бабушкой, перед мамой, перед этими жалкими тарелочками, представлявшимися бабушке чем-то почти священным. Она часто рассказывала, что заказала их у какого-то знакомого в фотоателье незадолго до окончания войны, и до последнего старательно стирала с них пыль...

Конечно, стены моей новой квартиры украшали совсем другие реликвии. Фотографии в старинных лакированных рамах, нефритовая пудреница на дубовом, под стать платяному шкафу трельяже, на окнах – тяжелые шторы из натурального темно-зеленого бархата. Я поборола минутное искушение смачно плюнуть во всю эту буржуазность – вспомнились грязные поликлинические коридоры, дешевый портвейн, заплеванный подъезд, мятые десятки, которые отец тайком совал мне на кухне, пока мачеха ходила качать их недавно родившегося сынишку...

Бедность и сиротство – вот впечатления моего детства... А кто-то в это время, пока я мыкалась между поликлиникой, клубом-парадным и отцовской кухней, играл вальсы на белом кабинетном рояле, пил чай на ажурной скатерти за дубовым круглым столом... Какой, должно быть, светлой и радостной представлялась из этой богатой, изящной комнаты будущая жизнь!

Но жизнь – обманщица, к сожалению!.. И нежная аристократка вынуждена заламывать руки передо мной – дворовой девчонкой. Оставлять на милость мне свои семейные сокровища.

Что делать?.. Кто виноват?..

Я не спеша прошлась по квартире.

Как называется этот диванчик – оттоманка или козетка? Возле диванчика зеленый, в цвет обивки ковер. Над диваном – фарфоровая, декоративная тарелка с очертаниями готического города. Что-то на ней написано по-немецки и дата – 18 апреля 1947 г. Наверное, какой-то немецкий товарищ преподнес ее в подарок родителям хозяйки.

Товарищ... Какое товарищество могло быть у наших с немцами в 1947-м?! А вот однако ж...

В конце концов я решила, что все устроилось к обоюдной выгоде. Я получила крышу над головой, блондинистая дама – вожделенные деньги. Все хорошо!

С этой мыслью я и направилась в душ. Принимать ванну мне расхотелось – слишком уж часто хозяйка повторяла слова «инфекция» и «зараза». Ничего, два месяца буду мыться под душем. Вот когда сделаю ремонт на Студенческой, тогда вылежусь, отмокну в синей от морской соли воде. А пока – какое счастье просто отделаться от мастырки!

Я мылась долго и самозабвенно. Потом, завернувшись в хозяйскую махровую простыню, пила чай на белоснежной ажурной скатерти. Расщедрившись под конец, хозяйка выдала мне комплект полотенец и постельного белья (оказывается, они были закуплены ей специально и включены в стоимость аренды) и даже коробку чая «Принцесса Нури» и банку клубничного варенья.

– На первое время. Потом обзаведетесь своим, – сказала серьезно, без улыбки.

Вообще я вызывала у нее сложное чувство – смесь неприязни и любопытства. Неприязнь существовала изначально, а любопытство особенно обострилось в тот момент, когда она увидела, что у нас с Вадимом одинаковые фамилии.

– Странно... Тот мужчина, что приходил до вас, был тоже Ненашев. Вы родственники?

– Я не имею понятия о том, кто к вам приходил до меня.

– А может, вы аферисты?..

– Конечно! – Я знала, что квартиру она сдаст все равно, поэтому не стала сдерживаться. – Все кругом инфицированные аферисты, и только вы одна-единственная – гений чистой красоты.

Она испуганно промолчала, продолжая прикидывать в уме, кем я могу доводиться Вадиму и вообще чем может обернуться для нее этот странный факт – совпадение наших фамилий...

Позвонили в дверь.

Отяжелевшая от мытья, горячего чая и приторного варенья, я не шелохнулась – не тронулась с места. А вдруг это, например, хозяйкина сестра? Она еще не в курсе последних событий и с порога начнет высказывать мне, какая я плохая и подозрительная. И как это Кира (хозяйка) решилась сдать квартиру такой особе?