Варяги и Русь - Александр Лавров

Прославляя Бога, Андрей остановился пред князьями и восторженно заговорил:

— Вот вождь, чье сердце уже озарено вечным светом!

Божественная Дева явилась ему. Она удостоила его счастья лицезреть Ее и милость Ее над ним.

Дир, заподозривший, что старик задумал недоброе, замахнулся на него мечом.

— Пошел, безумный старик, прочь! — гневно закричал он.

Андрей дико засмеялся в ответ.

— Мечом грозишь? Мечом? — исступленно заговорил он. — А что твой меч! Вот — меч! — поднял он перед Диром крест, который держал в руке. — Он поражает без боли. Это — меч христиан! Им мы победили тьму!

Аскольд в это время пришел в себя и открыл глаза. Взгляд его упал на юродивого. Князь узнал его.

— Этот старик! Этот ужасный вещий старик! — закричал он.

— Успокойся! — Дир помог ему сесть. — О каком старике ты говоришь?

— Вчера… Видение!..

— Ах, да! Ты говорил… Нас постигла беда… Какая буря!

— Это Бог христиан послал на нас.

— Все благоприятствовало нашему походу, и вот теперь, когда мы уже в самой Византии, все рухнуло…

Аскольд с трудом поднялся на ноги.

Братья, поддерживая друг друга, побрели вдоль берега. Везде видны были следы бури.

Лежали разбитые струги и обезображенные ударами о скалы тела.

Увидев своих князей, сходились к ним шатавшиеся от усталости измученные люди.

— Все пропало, княже! — говорили они. — Все погибло! Будь проклята эта буря!

— Немедленно собрать всех наших! — приказал Аскольд. — Где Руар, где Ингвар?

— Увы, княже, на наших глазах они были унесены вместе со стругами…

Аскольд в глубокой печали опустил голову.

— Это Бог христиан!.. — в третий раз прошептал он. — Руар, Ингвар, Стемид, Ингелот больше других настаивали на этом походе!

Звуки княжьего рога созывали оставшихся в живых к князю.

С великой грустью увидали Аскольд и Дир, что от их десятитысячной дружины уцелели лишь жалкие остатки… Из двухсот стругов, ушедших из Киева, осталось не более полусотни…

— Велик Бог христиан! — раздался за их спинами чей-то голос.

Они быстро обернулись. Там стоял Андрей.

— Велик Бог христиан! — повторил он.

Уныние и ужас овладели киевскими князьями. Аскольд и Дир были так поражены всем случившимся, что оставили теперь всякие помышления о нападении на чудесно спасенный Константинополь.

Аскольд даже о клятве своей, данной Всеславу, забыл.

Душа его была смятена. Ведь он и раньше слышал о могуществе Бога христиан, а тут на его глазах этот Бог совершил явное чудо…

В чудесной помощи, оказанной Византии свыше, ни Аскольд, ни Дир не сомневались…

Сердца их были полны благоговейного трепета.

Ко всему этому сумасшедший старик — так называли юродивого Андрея князья — ни на шаг не отступал от Аскольда.

— Видел ты чудо? — кричал он, следуя за ним по пятам. — Убедился ли ты, что велик наш Бог?

— Да, видел и убедился…

— Обратись к нему, уверуй в Него!..

— Он не примет меня: я шел против Него…

— Милостив Он! Нет грешника, который бы по истинному раскаянию прощен Им не был.

Сам не сознавая почему, Аскольд жадно прислушивался к этим словам. В сердце его как будто что-то перевернулось. Он был уже не прежним суровым норманном. Это был совсем другой человек, с другим новым чувством, с другим сердцем, с другой новой верой, с другими совершенно новыми воззрениями…

Прислушивался к словам Андрея и Дир. Он был так же впечатлителен, как и Аскольд, только моложе его и потому меньше вникал в сущность вещей и событий. Но явное чудо небес, спасшее Константинополь, произвело на него неизгладимое впечатление.

К тому же князья узнали, что предшествовало началу бури, что буря началась, лишь только опущена была на воды залива христианская святыня — одежда Святой Матери христианского Бога. Услышав рассказ о погружении ризы Пресвятой Богородицы, они верили в совершившееся чудо.

— Сами небеса за Византию! Нам ли бороться с ней? — говорил Аскольд.

— Да, ты прав, брат! — соглашался Дир. — Мы храбры с людьми, но борьба с незримыми силами не для нас.

— Мы видели, что Бог христиан всесилен: не людям бороться с Ним!

И опять перед ними появился Андрей.

— Обратитесь к Богу невидимому! Просветите сердца ваши! — говорил он.

— Что нужно сделать для этого? — спрашивал Аскольд.

— Креститесь от воды.

— Это значит мы должны навсегда отказаться от всего прежнего?

— Вы тогда перемените кромешную тьму на вечный свет!

— Но мы прежде всего должны познать веру твоего народа.

— Она проста!

— Но чего она требует от людей?

Только того, чтобы они Бога и своего ближнего любили, как самих себя.

— И только?

— Разве этого мало! Прощение врагу, любовь к брату, кто бы он ни был, правда во всем — это такие великие победы над собой, что не всякий способен на них.

Такие разговоры велись часто, и под влиянием их все более и более смягчались сердца норманнов.

— Знаешь ли, брат? — сказал однажды своему другу Аскольд. — Чувствуется мне, что судьба не даром привела нас сюда. Судьба хотела показать нам все величие христианства… Помнишь ли, мы еще с Рюриком слышали про Него в плену от Его жреца, после того как наш Рюрик был побежден видом креста… Да и там невидимый Бог христиан победил нас… Победил Он и здесь… Явно победил…

— Ты прав!.. Его победа очевидна…

— Под Византией теперь нам делать нечего… Если Бог христиан оградил этот город от тьмы храбрецов, то неужели Он не спасет его и во второй раз от остатков нашей дружины?

— Ты прав, брат!

— Я думаю, так неужели мы уйдем, не узнав, что это за Всемогущее Существо, повелевающее стихиями? Нет! Мы непременно должны узнать это учение и, кто знает, может быть, мы и сами обратимся к Богу византийцев, познав Его.

— Но как это сделать?..

— Мы пошлем послов в Византию, объявим, что не хотим войны, а просим мира. Мы осмотрим их храмы и потом позовем жрецов христианского Бога к себе на Днепр: пусть и нам, как византийцам, помогает Этот Всемогущий Бог!

Братья решили отправить к императору послов с мирными предложениями.

III

Хотя в Константинополе все ликовали победу, Вардас, Фотий и Василий понимали, что дело еще не подошло к концу.

— Невозможно быть спокойным, пока варвары остаются здесь! — говорил Вардас. — Кто знает, что будет завтра? Варвары напуганы бурей, а позабудут о ней и нападут на нас…

Вардас был прав.

Варягов Все-Таки оставалось довольно, чтобы попытаться захватить беззащитный город. К тому же уже прошло несколько дней после того, как буря разметала их суда, а они, как будто бы чего-то Дожидаясь, не думали уходить от стен Константинополя.

В это время вернулся в Византию с частью войск, бывших на границе Персии, сам Порфирогенет.

Впрочем, возвращение императора не меняло положения дел. Варяго-россы по-прежнему были страшны Византии.

В становище варягов посланы были разведчики, которые, вернувшись в Константинополь, рассказали, что киевские князья собираются послать посольство к императору Михаилу.

— Они чувствуют себя достаточно сильными! — воскликнул Вардас, когда узнал об этом. — Чудо не произвело на них впечатления.

— Так что же мы должны предпринять по твоему мнению? — спросил у больного правителя Василий Македонянин.

— Прежде всего обезопасить Константинополь от нового нападения, потому что нового чуда вряд ли можно ожидать, даже со стороны так очевидно милостивых к нам небес, — заметил Вардас.

— Ты прав! — воскликнул Василий. — Теперь варяги будут осторожнее и, заметив приближение новой бури, постараются укрыться сами и укрыть свои суда. Но что же нам делать с этими варварами?

— Прежде всего попробовать откупиться от них.

— Но это позор для Византии…

— Э! Что там позор! Лучше дать им немного золота добровольно, чем они сами придут и возьмут его силой…

— Но все-таки, по моему мнению, следует узнать, что они хотят передать нам через своих послов.

Василий Македонянин вскоре узнал это.

Однажды при посещении форума внимание Василия было привлечено громкими радостными восклицаниями толпы, слушавшей кого-то.

Македонянин поспешил, как и всегда, пробраться поближе к рассказчику и сразу узнал в нем хорошо ему теперь известного юродивого Андрея.

— Что говорит Беалос? — спросил Василий у своего соседа.

— Беалос рассказывает о новом чуде, совершенном Пресвятой Богородицей.

— О каком чуде?

— Он часто бывает в становище варваров и вот теперь рассказывает, что сердца их вождей смягчились после той ужасной бури и оба они готовы воспринять свет истины.