Фронтера - Льюис Шайнер

— Надо думать, Кёртис ничуть не лучше их. Он мог бы надавить сильней, но, вероятно, потерял бы в популярности. Он достаточно умен, чтобы это понять. Он, видимо, купился на свою мечту. Никогда не признает публично, однако, как мне кажется, его уже пять-шесть лет гложет ощущение, что мы могли бы достичь куда большего, а вместо этого затормозились.

Она откинула люк кладовой скафандров и прошла вдоль RX к своему любимому одеянию. Краем глаза Молли наблюдала, как Кейн стягивает хипари и неловко засовывает в шкафчик. С такой же неловкостью он разоблачался в ее спальне, и до Молли внезапно дошло, что у Кейна в куртке что-то спрятано. Оружие? Господи, зачем? Он же понятия не имеет, что здесь происходит.

Ну и хрен с ним, подумала Молли. Пускай Кёртис сам разберется.

Идея ее тем не менее ужаснула. Если Кейн действительно вооружен, то представляет угрозу им всем. Он как зажженная спичка в каюте с атмосферой из чистого кислорода, где даже сталь горит. Лишь дурень или фанатик мог бы так поступить. В натуре Кейна, вероятно, кое-что есть и от того, и от другого.

Блок подоспел, когда Молли помогала Кейну облачиться в скафандр. Пару секунд он разглядывал их с характерным, по мнению Молли, для русских загадочным прищуром. Потом представился Кейну.

— Итак, — сказал Блок, — чего прикажете ожидать от моих бывших соотечественников? Ходят слухи, что Верховного Совета больше нет.

Молли чувствовала некую ответственность за Кейна, продиктованную хотя бы своим влечением к нему. И пыталась склонить его к вежливости, пускай и, в конечном счете, ради себя.

— Честно говоря, — любезно отвечал Кейн, — мы мало что знаем. Правительство было свергнуто, там случился армейский путч или нечто в этом роде. Ну а потом армия просто распалась. Казахи перегрызлись с узбеками, те с белорусами и так далее.

— Типично, — произнес Блок по-русски. — Typical. Естественно, военным пришлось избавиться от кагэбэшников, так что, когда развалилась армия, не осталось никого.

— Только общества вроде «Аэрофлота» и некоторые наиболее крепкие промышленники, профсоюзы металлургов и шахтеров. В итоге они объединились друг с другом.

— Ага! — воскликнул Блок. — Как же русские любят это дело. Чистка, так это называется. The cleaning. Покончили с социализмом, отвергли бога-неудачника! Вперед на всех парах в капитализм западного образца! Да здравствуют синие джинсы и рок-н-ролл!

Голос его выражал неподдельное счастье, а ирония если и присутствовала, то скрывалась так глубоко, что, как и прочие истинные политические воззрения, не могла выдать Блока.

Молли защелкнула в пазах неудобный продолговатый шлем скафандра и подключила ПСЖ. Скафандр был снабжен внешним микрофоном и динамиком, что позволяло поддерживать связь с окружающим миром. Через динамик она поторопила Кейна с Блоком.

Выйдя наружу, под небеса, в которых разрасталась яркая точка, Молли поймала себя на нетерпении: поскорей бы уже опустился корабль, и этот заключительный акт ожидания закончился. Как только доставят все дурные вести, подумала она, можно будет прикинуть, что делать дальше.

Русский корабль, проступавший в пылевых вихрях смутным цилиндрическим силуэтом со сферическим расширением, висел над поверхностью дольше, чем ожидалось, а опустился мягко, идеально, словно камушек на речное дно. «А что странного?» — подумалось ей. Они оттачивали технологии мягкой посадки, когда США еще свои «Джемини» да «Аполлоны» в океан сбрасывали. Пускай даже некоторые из миссий завершались откровенными фиаско, как тот полет «Восхода-2», где Леонову с Беляевым пришлось всю ночь просидеть в разбившемся аппарате за две тысячи миль от заданной точки приземления, в снегу, отбиваясь от волков.

Когда пыль улеглась, Молли разглядела на унылом бледно-зеленом корпусе (Блок называл этот колёр «жэковским зеленым») эмблему «Аэрофлота», не слишком аккуратно намалеванную поверх затертого ярко-красного прямоугольника с буквами СССР. От нагрева при прохождении через атмосферу краска пошла пузырями и облупилась, почти все буквы исказились.

Кейн рядом с ней явно забеспокоился. Шумом далекого водопада доносилось по каналу скафандровой связи его хриплое дыхание. Его бы сейчас в лазарет, подумала Молли, но времени нет помочь.

Люк откинулся, выпал трап.

Блок и двое других устремились к нему. Молли наблюдала, как первая из фигур в белых скафандрах перебирается на трап, и Блок протягивает ей руку. Фигура перенесла тяжесть тела на плечо Блока, кивнула и дальше спустилась без его содействия.

Следом из люка возник второй космонавт, начал было спускаться, потом развернулся и проделал что-то странное. Русский захлопнул люк и отстучал последовательность цифр на десятикнопочной панели в углублении рядом.

«Запирают?» — подумала Молли. Кого они тут боятся, воров? Ей не понравилось настолько демонстративное проявление секретности и недоверия. Нет ли на корабле оружия, которое им требуется защитить?

— Здравствуйте, товарищ… — начал Блок по-русски, когда космонавт спускался по трапу, но его руку оттолкнули. Фигура выпрямилась и встала без поддержки, посмотрела сначала на собравшихся у шлюза, потом снова на Блока.

— Привет, Блок, — сказал женский голос по-английски с суховато-резким европейским акцентом.

— Полковник Маяковская? — Блок опешил и, пожалуй, перепугался. Молли помнила это имя: Маяковская занимала видный пост в Минсредмаше, русском аналоге НАСА, но точная природа ее должностных обязанностей всегда была покрыта туманом советской дезы.

— Не забыл меня, да?

— Конечно, нет, как мы могли…

Она жестом заткнула его.

— Боюсь, теперь я просто госпожа Маяковская.

Она догнала второго космонавта и вместе с ним двинулась прочь от корабля: головы подняты, шаги ровные, четкие и слаженные.

Молли понимала, каких усилий должна стоить эта демонстрация небрежности, и ей стало не по себе. Не понравилось ей и решение Маяковской изъясняться по-английски; было в этом что-то театрально-показушное и одновременно покровительственное.

Блок представил ее Маяковской, а та свой черед познакомила их с Валентином, своим напарником. Рукопожатий не было, Молли ограничилась официальным кивком, почти неощутимым снаружи ее RX.

— Значит, вы тут командуете? — спросила Маяковская. По ее тону и выбору слов Молли догадалась, что все хуже некуда, и самое скверное только начинается.

— Мой муж, — сказала она. В желудке лежал холодный комок, сжатый воздух внутри скафандра вдруг стал нечеловеческим, ненавистным. — Если пройдете внутрь…

За ее спиной открылась дверь воздушного шлюза, и прозвучал голос Кёртиса.

— Спасибо, Молли, дальше я сам.

Он выступил за порог и остановился перед русскими, словно бы по случайности перекрыв им дорогу под купол.

— Меня зовут Кёртис, — произнес он. — Я здешний губернатор. Добро пожаловать на базу Фронтера.

Кейн вышел из ступора. Он сместился чуть в сторону, расставил ноги, и за скошенным забралом шлема стали видны его темные глаза, сфокусированные на Кёртисе.

Господи, подумала Молли, забери меня отсюда. Она попыталась вообразить себя в изящном корабле,