Разрушительница проклятий - Одри Грей

На угловатой челюсти Ашерона дрогнул мускул, но он отвернулся от ее взгляда.

Рук зарычала и пробормотала себе под нос солиссианское проклятие в адрес обоих, в то время как Сурай поднялась в воздух и с пронзительным криком закружила над их головами.

Ашерон уставился в свою тарелку.

– Я хотел, чтобы Бьорн окончательно во всем убедился, прежде чем рассказывать тебе.

– А как насчет Проклятия? – поинтересовалась Хейвен.

Бьорн провел подушечкой большого пальца по всей длине вилки.

– Есть еще много возможностей.

– Значит, даже после моей смерти Проклятие все равно можно будет снять? Белла все равно можно будет освободить?!

– Да, это возможно, хотя и маловероятно.

– Если есть хотя бы малейшая вероятность, я продолжу бороться. – Хейвен вздернула подбородок, чувствуя странную пустоту внутри. – Я не собираюсь умирать просто так.

Ашерон вскинул голову и пристально вгляделся в ее лицо, но Хейвен отвернулась. Она не нуждалась в его жалости.

– Что еще ты выяснил, Провидец? – спросил Ашерон, переключившись на Бьорна и наливая ему очередную порцию напитка.

Опустошив чашу, Бьорн со стуком поставил ее на стол и вперил взгляд в нее так, будто на дне таились ответы на все вопросы.

– Хаос и смерть. Много смертей.

Рук наклонилась через стол и взяла его за руку.

– Наших смертей или чужих, Бьорн?

Тот ответил не сразу. Помедлив, он наконец покачал головой.

– Единственное, что я могу сказать наверняка: один из нас умрет вместе с Хейвен, один – влюбится, один – пожертвует всем, а еще один – предаст остальных.

Хейвен подавила безумный смех, наливая себе напиток из графина, из которого пили Солисы. Она не знала, что за темно-красная жидкость полилась в ее чашу – она, должно быть, сильно действовала на смертных, потому что Рук открыла рот, собираясь остановить Хейвен, но затем передумала.

В конце концов, Хейвен предстояло вскоре умереть. Преисподняя ее побери, она могла делать все, что ей заблагорассудится!

А она хотела напиться. Забыть слова Провидца. Забыть, что смерть не за горами.

Сделав глоток напитка, который оказался сладким и терпким на вкус, Хейвен схватила графин со стола и направилась к палаткам, выбрав для себя самую большую. Эти палатки наколдовал Ашерон. Без сомнения, самую большую он хотел приберечь для себя.

Так даже лучше.

Ухмыляясь, как дурочка, Хейвен налила себе еще выпить.

* * *

К тому времени, как появился Ашерон, Хейвен была уже наполовину пьяна – а может, и больше, чем наполовину. И, судя по тому, что перед ней стояло два великолепных, самодовольных Ашерона, второе предположение оказалось вернее.

Пустая бутылка валялась на кровати, а Хейвен с картой и альбомом набросков сидела, скрестив ноги, на великолепных белых мехах.

Когда два Ашерона с бесшумной грацией дикого животного пробрались под полог ее палатки, сердце Хейвен подпрыгнуло в груди, и вся обида с гневом, которые она испытывала к нему – к ним обоим – растаяли.

– Мне нравится эта кровать, – пробормотали Ашероны, подходя к изголовью. К счастью, они снова слились в одного мужчину – Хейвен сомневалась, что сможет выдержать присутствие двух Повелителей Солнца с таким вкрадчивым голосом.

Только не в ее нынешнем состоянии.

Хейвен заставила себя смотреть на карту, а не на него, притворившись, что действительно может разглядеть размытые линии под пальцем. Прикусив губу, она рассеянно провела рукой по окружающему ее мягкому меху.

– Как я тебя понимаю.

– Ты ведь знала, что это моя кровать. – В его заявлении не было вопроса, лишь тень веселья. – Пытаешься наказать меня.

Хейвен действительно знала, что это его кровать и правда пыталась его наказать.

– За что? – пробормотала она, притворяясь застенчивой.

Пуховый матрас просел, когда Ашерон со вздохом присоединился к ней на кровати и вытянул длинные ноги.

– Такая кровать могла бы удовлетворить такого Солиса, как я.

– Это все, что тебе нужно для счастья, Повелитель Солнца? – усмехнулась Хейвен. – Шикарная кровать?

Голодный взгляд, которым Ашерон одарил Хейвен, заставил ее слегка протрезветь.

– Шикарная кровать и теплое тело, с которым можно лечь под одно одеяло, – протянул он.

– В самом деле? А любое ли теплое тело подойдет? – поддразнила она, чувствуя себя так, будто в нее вселилась гарпия. Что за Преисподняя ею овладела?

Ашерон усмехнулся, а затем внезапно стал серьезным.

– У меня есть только одно тело на примете…

На Хейвен накатила волна смущения. «А любое ли теплое тело подойдет?» Она подавила стон. Да, идиотка, ты это сказала.

Что за срань из Преисподней с ней приключилась?!

– Ты сказал, что я наказываю тебя, – выпалила Хейвен, отчаянно пытаясь вернуть разговор в безопасное русло. – Зачем бы мне это делать?

– Хотя бы за то, что я скрывал от тебя видение Бьорна. – Ашерон взял набросок с изображением играющих в пруду Сурай и Рук и принялся разглядывать его. – Хорошо получилось. Тебе нравится рисовать?

– Да. – Хейвен наконец подняла на него взгляд, и ее снова охватил легкий ступор при виде Ашерона, его смуглой кожи и поразительных изумрудных глаз, того, как он обжигал ее взглядом сильнее палящего солнца.

А его губы… Богиня Небесная, его мягкие, изогнутые в улыбке губы буквально умоляли о поцелуе.

Врата Преисподней! Она точно пьяна.

Хейвен почувствовала, как румянец пополз вверх по шее, и в этом нельзя было винить только алкоголь.

– Я бы хотела научиться искусству рисования у наставника, – добавила она, прочистив горло, – но король Гораций сказал, что это занятие не подходит для личного телохранителя принца. Так что вместо этого я училась убивать людей.

– Король Гораций глуп, как и все смертные короли, – сердито прорычал Ашерон, но затем продолжил мягко и задумчиво. – В Эффендире художников почитают за красоту, которую они привносят в наше общество. Есть даже академия искусств, где ученики, которых приняли, обязуются учиться в течение ста лет. Это считается одним из величайших непреходящих даров в нашей культуре.

– Ответь мне, Повелитель Солнца. Ты так стараешься снять Проклятие ради Эффендира?

Даже в состоянии опьянения Хейвен уловила легкую дрожь, мелькнувшую на лице Ашерона.

– У большинства людей есть кто-то, кого они любят настолько, чтобы отдать за него свою жизнь, – ответил он.

– Но не у тебя? – уточнила Хейвен, остро ощущая, как у нее перехватило дыхание.

– Мне не выпала доля полюбить кого-нибудь настолько сильно. Я испытываю подобную любовь только к своей родине.

– Звучит… одиноко.

– Ты ничего не понимаешь, Смертная. – Возможно, всему виной был алкоголь, но Хейвен показалось, что голос Ашерона прозвучал не сердито, а разочарованно.

– Тогда помоги мне