Русская мафия — ФСБ - Владимир Мальсагов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В.П. Мальсагова первая указала иностранным корреспондентам на тайные захоронения мирных граждан, зверски уничтоженных российской военщиной в районе православного кладбища в Грозном. Обо всем этом вели трансляции немецкое и французское телевидение весной 1996-го года, называя Валентину Петровну «мать Тереза».
Давно ли Кадыров присвоил нашей улице в Грозном кличку народного палача?! А Валентина Петровна Мальсагова живет в «барском доме» с 1957 года, с момента вселения чеченцев и восстановления республики.
Во время Второй войны мемориальная доска на этом доме в память о подвиге ее мужа была сорвана оккупантами и расколота, и так и хранится с трещиной у вдовы Дзияудина Мальсагова.
Нет чеченца, любящего свой народ и Родину, гордящегося своей историей, изучающего её — и не знающего о нашем отце. В 1994 году Дудаев издал указ об увековечении памяти Дзияудина Габисовича Мальсагова, с переименованием улицы Дагестанской (названной так когда-то в честь дагестанского полка милиции, воевавшего в 19-м веке против чеченцев и проводившего колонизацию Чечни; полк квартировался на этой улице в крепости Грозной) в улицу Мальсагова, но первая война с агрессором в 1994-96 годах помешала укрепить мемориал.
В 1998 году Масхадов своим указом подтвердил указ предыдущего президента, выпустив свой, гласящий об укреплении таблички и о проведении праздничных мероприятий на улице Мальсагова.
ФСБ и теракты 11 сентября.Обстановка напоминала пир во время чумы: среди развалин разбомбленных домов, испещренных воронками от взрывов мин, ракет и снарядов дорог, рядом с кое-где еще лежащими — сожженными, но неопознанными — трупами оккупантов, поедаемыми бродячими псами, один из предприимчивых молодых чеченцев «Пука» (Актемиров), пытавшихся выжить в этом кошмаре, открыл простенькое кафе, поставив несколько столиков с пластмассовыми стульями и газовый вертел для шаормы.
Кафе примыкало к стене нашего круглого «барского дома», где в подъезде сожженной части еще находилось обугленное тело убитой осколками российского артиллерийского снаряда русской женщины. Когда она погибла, в городе еще шли обстрелы, помешавшие вывезти труп к кладбищу и по-человечески похоронить. Опознать женщину было некому, и пришлось тело кремировать, облив бензином, а останки положить в сгоревшем подъезде дома. Скорей всего, как это произошло и с тысячами других, для ее близких и сейчас судьба их жены, сестры, дочери, матери неизвестна.
В двух кварталах от нашего дома образовался и уже подходил почти вплотную стихийный Грозненский рынок, в который с началом Второй чеченской, Путинской войны и будут целенаправленно наведены спутником и запущены с базы Каспийского моря ракеты «Земля-Земля». Они уничтожат и искалечат сотни ничего не подозревавших мирных людей. Точно так же еще предстояла трагедия 11 сентября, почти параллельно планировавшаяся в одних и тех же кабинетах Кремля.
Мы сидели за столиком, с этаким детским негативизмом заказав пиво из- под полы: мы свободно выросли в городе, где все знали друг друга и делали все, что хотели, в рамках морали; теперь же он был наводнен бородатыми «марсианами» в камуфляжной одежде, лишь единицы из которых в действительности принимали участие в Сопротивлении, а остальные были примазавшимися «рекламниками», еще недавно с удовольствием пропадавшими в пивнушках около Центрального рынка, куря анашу, а сегодня так грязно игравшими роль «праведных мусульман». Их деятельность выражалась в том, что они шакалили по рынку и рэкетировали несчастных женщин, пытавшихся добыть хоть какую-то копейку и прокормить выживших детей.
Тут остановилась машина, из которой вышел крупный бородатый мужчина в камуфляже и, пристально глядя в нашу сторону и почему-то улыбаясь, направился к нам. Сначала пришла мысль, что это так называемый новоиспеченный «ваххабит», который хочет прочитать нам наставление по поводу пива, но черты добродушного лица оказались знакомы. С громкими возгласами приветствия подошел давнишний приятель юности, с которым мы не виделись много лет, Муса «Карпинский», доводившийся близким родственником Яндарбиеву. Традицинно поговорив о здоровье и новостях, он рассказал, как воевал под командованием Хаттаба, участвовал в известном сражении возле Трампарка в Грозном и в Яраш-Марды, а сейчас выполняет какие-то секретные поручения Яндарбиева между Чечней и Азербайджаном.
В частности, он сказал, что если б не американская финансовая помощь, то война бы давно кончилась, и этот проклятый Клинтон очень помог пьянице Ельцину, а потому нужно отомстить Америке за убитых по ее вине. Я ответил, что народ не при чем, и что Клинтон давал деньги с официальным условием, что они не пойдут на войну — хотя на самом деле прекрасно знал, на что их направят. Если б власть России не хотела воевать, она бы не посылала солдат, так что это — затея России.
Муса, тем не менее, сказал, мол, «Зелим говорил о том, что Америку мы так же накажем», и ему предстоит поездка в Афганистан по этому вопросу. Я спросил, по какому. Тогда Муса уточнил, что Яндарбиев едет с разведданными по американской безопасности и местам, где легче всего будет нанести чувствительный удар.
Я прекрасно понимал, под чьим гипнотическим влиянием находится Яндарбиев, и кто — агент влияния от ФСБ на него, но для вида спросил, откуда именно разведданные. Он ответил: «От нашей внешней разведки, которую возглавлял при Яндарбиеве первый вице-премьер, Хожа (Нухаев)».
Это лишь утвердило меня в подозрениях, ибо такие сведения можно было получить только из аналитических отделов СВР России. Ведь для этого нужно было иметь огромный штат аналитиков, обрабатывающих информацию, поступившую от российских шпионов, внедренных в США; использовать спутниковое наблюдение и другие средства электронной разведки. Но что именно было задумано, когда и где точно планировала проведение акции ФСБ, оставалось неясным. Позже, в связи с тем, что Яндарбиев мог понять, в каких целях его использовали, и во избежание утечки информации, Путиным было принято и осуществлено решение взорвать Яндарбиева с 14-летним сыном, только чудом оставшимся в живых, в Катаре.
Сам Яндарбиев, как сказано, не имел особо весомого авторитета среди чеченцев и вряд ли мог кого-то за собой повести и увлечь. Угрозы для России он так же с этой стороны, как лидер, не представлял, и обладание секретной информацией стало единственной причиной его устранения.
Глава 23. Как все начиналось
Да, наш город убит. Во всяком случае, тот город, в котором выросло несколько поколений до высылки 23 февраля 1944 года — и после нее.
Подобно гнилым корням зубов во рту старого бродяги-бомжа, то тут, то там торчат остовы некогда красивых, дореволюционной постройки домов, возведенных фирмой Альфреда Нобеля и другими выдающимися иностранцами.
Город убит. С его кленовыми аллеями, фонтанами, парками, с его очень своеобразной, свойственной кавказскому менталитету аурой. А люди, жившие в том мире, — погибли не все. Они-то и убедили меня написать главу о сверстниках и нашей жизни в том городе, которого нет. Закрыть глаза и представить, будто бы нет Москвы или Санкт-Петербурга, трудно. Но мы все знаем, что города исчезают, как погибла Помпея.
Наш дом любой в городе знал под названием «барский». Это имя он получил, так как строился иностранными специалистами и для их проживания при подъеме нефтяной промышленности молодой советской республики. Почти напротив нашего дома через Августовскую или, как позже она стала называться, проспект Победы, в свое время располагалось преставительство Альфреда Нобеля. Ведь кроме изобретения динамита, он был крупным нефтепромышленником. Так что в деньгах премии его имени есть деньги и из чеченской нефти.
Дом наш барским назвали, видимо, и потому, что он был богато построен с элементами готики — башнями, бойницами, на высоком фундаменте из песчаника. Все подъезды имели по второму «черному» выходу, как во двор, так и наружу. В середине двора стояли кругом пирамидальные тополя — выше строения, — между которыми росли кусты чудесной сирени, и всю композицию венчала клумба из огненно-красных каннов посередине, где мы позже вкруг разместили саженцы орехов, абрикосов, персиков, выкопанные при пацанских играх на строительстве театра, что возводился с 1957 по 1977 год напротив нашего дома.
Кирпич фундамента был темно-красным, сейчас такой не используют, и все это украшалось арками, сводами, причудливыми балконами. До сих пор чувствую тот чудесный запах, что будил меня по весне с восходом солнца, — запах свежести и роз, веявший с утренней прохладой из открытого окна. Тех роз, что росли на аллее проспекта Победы, начиная от нашего дома и до площади на станции «Грознефтянная».
В детстве я часто срезал те крупные колерованные розы, радуя маму и бабушку, хоть и приходилось врать, что сорвал их в другом месте, — но уж слишком прекрасны они были. Аллеи проспекта Победы были засажены липами, кленами и каштанами, между которыми шла живая изгородь из кустарника, а от нашего дома — из роз.