«Мы одной крови». Десант из будущего - Юрий Валин

Марина вроде дремала, перевязывала, топила печурку, принимала-считала консервы для раненых, вскрывала банки, пыталась кормить и поить, пила кипяток сама. Чистила тарань Гельману – уроженец Белгорода обращаться с вяленой рыбой вообще не умел. Ничего Шведова не помнила и все запомнила – может, уже знала, что считаные ночи Подвалу остались?

5 декабря началось с грохота. Немцы били чем-то жутким[76] – часть свода рухнула, хотя взорвался тяжелый снаряд где-то у моряков. Марина с фельдшером выкапывали из-под камней раненых, Ефимовна охала, пыталась встать – ей сильно зашибло ногу.

В 9 часов утра немецкие самоходки прорвались к каменоломням в пятистах метрах восточнее колхоза. Обнаглели и поднялись с земли румынские пехотинцы. В нашем 1337-м полку в траншеях были все, кто мог стрелять, включая лично комполка. Может, и не удержались бы, но дельно помогали штурмовики…

Враг наседал со всех сторон. Прорвавшиеся «штуги» развернулись, ударили в тыл нашим у высоты 56,7. Попятился 1331-полк…

Днем была пауза. Немцы и мамалыжники перегруппировались, ударили с новой силой. Жечь самоходки было нечем, наши огрызались, вновь пятились. К 16 часам вся южная часть плацдарма оказалась у врага. Остатки 1337-го отошли в третью траншею, идущую вдоль западной окраины поселка, и в подвалы домов…

…Бой шел прямо над головой. Часы, оставленные Гельманом, встали, но, судя по всему, пора было идти за водой. Марина, взяв ведро и малый бидон, выползла во двор. Яблонь за развалинами уже не было видно – совсем порубило. Рядом бил короткими очередями пулемет – Марина слышала, как звякают гильзы. Красные странные сполохи мелькали за хатами, словно живые змеи вились-ползали по разваленным стенам.

– Огнеметами фриц жжет, – сказал боец, набивающий пулеметный диск под прикрытием остатков забора. – А ты далече собралась?

– За водой.

– Это к берегу. А может, и у моряков есть, – рассудительно произнес первый номер и дал экономную очередь. – А ну, за танк пшел, сука! Ага, не успел, б…!

– Миша, ты че? – укоризненно заворчал заряжающий.

– Виноват. Отвлекся. Давай мне полную «сковородку» – и за угол отползаем. Демаскируем больничку. А ты, сестричка, к берегу мотнись. К морячкам сейчас тоже рискованно. Много вас там, под камнями?

– Сорок один раненый.

– Много. Плохо. Как же вы так? – боец вздохнул. – Да ты не стой столбом, мигом спилят…

Пулеметчики полезли к соседним развалинам. Марина на миг приподнялась над камнями – разглядела какую-то угловатую развалину шагах в ста. Груда, освещенная заревом, вдруг шевельнулась – отчетливо крутилась гусеница, подминающая жерди сарайчика. Танк…

Марина свалилась в траншею, но пройти далеко не смогла – все сплошь разворочено. Лежал убитый, дым несло над самой землей – дышать нечем.

– Шведова, ты куда навострилась? – Навстречу ползли двое.

Марина узнала старшину из санбата, вместе с санитаром он волок знакомый бачок с пресной водой.

– Я уж думала, не придете. Навстречу…

– Вот смешная. «Навстречу». Да тут все так перепахали. Прям заблудиться можно. Сама-то донесешь? Давай перельем.

Журчала вода, наполняя ведро. Засвистело над головой – санитар прикрыл ведро грудью. Бухнуло, пропели осколки мины – мимо.

– Вот же б… – сказал грубый старшина.

– У нас там танк рядом. И огнеметчики…

– Отобьют, – уверенно сказал старшина. – Огнеметчики-говнометчики. Отобьют. Но ты, Шведова, будь готова. И воду не разлей…

К чему быть готовой, Марина не поняла. Воду донесла, правда, порядком натрусилось в ведро мусора. Но так всегда бывало…

Отбивались из углубленных, переделанных в доты подвалов поселка наши стрелки. Горела на стенах и в воронках огнесмесь. Пробиться дальше немцы не могли. Но от позиций 1337-го полка до пристани оставалось всего ничего.

Ночью прямым попаданием накрыло подвал у развалин конторы. Сорок тяжелораненых, врач… Всех. Марине рассказал санитар из медсанбата, принес последние бинты – неполная сумка.

Марина дважды выходила «подышать». Стреляли мало, зато стучали лопаты и кирки – бойцы восстанавливали траншеи и пулеметные гнезда, зарывались на новых позициях.

6 декабря немцы и румыны атаковали в 9.00. Напоролись крепко – за ночь наши успели организовать систему огня. Но враг напирал – при поддержке самоходок миновал каменоломни, вышел к склонам Маячной высоты. Здесь румын остановили – на высоте 37,4 и Маячной наши держались. Но вновь и вновь заходили на оборону 1337-го полка немецкие пикировщики. Наших «ястребков» было мало – мешать «штукам» не успевали.

В 14 часов начался штурм Маячной высоты. Около 16 часов ее пришлось оставить. Фашистам удалось взять и южную половину поселка, захватить тяжелораненых в подвалах. Практически плацдарм был рассечен надвое.

С более спокойного северного участка обороны комдив снял две роты. Из них и учебной роты была сформирована ударная группа. Перед контратакой Гладков дал последнюю радиограмму с плацдарма: «Противник захватил половину Эльтигена. Часть раненых попала в плен. В 16.00 решаю последними силами перейти в контратаку. Если останемся живы, в 22.00 буду выполнять ваш 05»[77]. С таманского берега помогли огнем, и после пятиминутного артналета сводная группа контратаковала. В рукопашном бою противник был выбит, половину поселка и раненых вернули…

Выносить умерших из Подвала было невозможно – в провале выхода лежали бронебойщики, стерегли самоходку. Марина слышала, как считали патроны. Оставалось восемь пэтээрошных…

…Потихоньку стихало. Вечер, наверное. В дыму пасмурное небо было не разглядеть. Гельман не вернулся, продуктов тоже не несли. Марина вскрыла пять банок из НЗ.

– Худо, – сказал сержант с раздробленным бедром. – Видать, выдыхаемся.

– Уйдут. Бросят нас, – прохрипел сапер, следя за Мариной блестящими горячечными глазами. – Пойдут на прорыв и бросят.

– Глупости не болтай, – резко сказала Марина и тряпкой вытерла розовую пену с губ сапера. – Тебе вообще разговаривать нельзя.

– А что можно-то? Ну, че опять плачешь-то?

– Глаза такие – от дыма слезятся. Капли мне в госпитале капали…

– Не ври, нашла о чем…

Сапера перебил гортанный настойчивый голос – грузин-лейтенант бредил вторые сутки. Ни слова не понять. Как принесли, все дергался, встать пытался, успел Ефимовну уговорить, начал письмо диктовать, и все… Уже, наверное, свою Ингури видит. Невеста, что ли? Видный парень, жгучий…

Качнулась плащ-палатка, натянутая у прохода, впустила холод и дым. Сгибаясь, вошли двое: начальника санитарной службы Марина знала, второй офицер незнакомый – среднего роста, в новом ватнике, продранном лишь на одном локте. С Большой земли, что ли?

Начальник санслужбы кашлянул, поморгал, пытаясь хоть что-то рассмотреть в тусклом свете пары коптилок:

– Товарищи! Тут такое дело… Нам поставлена задача на прорыв. Через час уходим…

В тишине слушали. Ждали этого, теперь молчали, лишь дыхание десятков людей, хриплое, натужное Подвал наполняло. Мгновение, даже не стонал никто. Потом разом закряхтели, зашевелились даже те, кто шевелиться не мог. Встать смогли трое, поковыляли к выходу.

– Бушлат возьми, – сказала Марина полуголому, с забинтованной грудной клеткой, бойцу.

– Куда его? На голову? – прохрипел раненый, – шевелить одной рукой он совсем не мог – осколком ключицу перебило.

Ефимовна молча накинула ему на одно плечо шинель. Раненые выбирались наружу, в сырость и перестук выстрелов.

– Будьте живы, – сказал, не глядя ни на кого, начсанслужбы и пошел следом.

Второй, новенький, стоял, смотрел на Подвал, словно запомнить хотел. Так бывает – с непривычки духота и кровь как обухом бьет. Бывает, из траншеи бойцы зайдут, дуреют, хоть нашатырь подноси.

Марина смочила тряпку, склонилась к лейтенанту – замолк грузин. Сейчас отмучается. После смерти иной раз красивее становятся. Чаще, конечно, наоборот.

– С документами, кто может, разберитесь, – сухо сказал новый офицер. – По национальностям, званиям. Лишнего оставлять не нужно.

– Да нам все едино. В одном теперь мы звании, – кашлянул сапер.

– По-разному выйти может, – сказал офицер. – Если кому полегчает, к берегу выбирайтесь. Ночью катера подойдут.

Марина чувствовала, что у нее дрожат руки. Спрятать бы их куда. Шел бы он, командир чертов. Какой берег? Уж уползли все, кто мог.

– Эй! – сказал офицер. – Санинструктор…

Марина обернулась.

– Со мной идете. – Незнакомец смотрел из-под каски. – Бойцы поймут. Здесь все сознательные.

– Не могу, – сказала Марина, да вышло что-то ужасно невнятное. – Так нельзя. Бросать нельзя. Да и не дойду я никуда.

– Звание? – кратко и вроде бы негромко рявкнул офицер.

– Сержант Шведова, – Марина машинально попыталась выпрямиться, тюкнулась макушкой о потолок.