Великий фетиш - де Камп Лайон Спрэг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Чёрт возьми, Генри, или ты заберёшься на штабель, или я поставлю тебя на бак с содовым раствором!
Поэтому Мишо полез наверх, хоть и был мрачен. Ларошель говорил о баке с раствором, в который обмакивали свежеспиленные сосновые доски. Вытаскивая доски из этого бака, надо было быстро двигаться, чтобы следующая доска не врезалась в предыдущую, а на следующий день из-за раствора трескались руки. Любимым методом Ларошеля в решении споров стало запугивание, что он поставит человека на неприятную работу на баке вне очереди.
Они загрузили вагонетку, подтащили её к штабелю № 1040 и разгрузили. Когда процедуру повторили дважды, Ларошель поставил ещё одного человека на эту работу; ему следовало стоять на краю штабеля и передавать доски. № 1027 сильно стонал и скрипел, но трос не давал ему танцевать хулу.
Новый работник, Эдвард Гэлливан, взял доску и передал её Мишо, который отдал доску Камаре. Гэлливан поднимал вторую доску, когда первая выскочила из рук Камаре. Она полетела обратно и приземлилась на доску Гэлливана. Таким образом, Камаре оказался без досок, в то время как у Гэлливана их стало две.
Эдварду Гэлливану нравилась эта работа, но собирание досок из твердой древесины его не слишком привлекало. Он закричал:
— Эй, француз, смотри, что делаешь! Чёрт, ты едва не снёс мне голову этой штукой!
Камаре пробормотал что-то, извиняясь; он выглядел озадаченно. Мишо снова передал заблудшую доску. Она вновь вырвалась из рук Камаре и с грохотом вернулась в штабель.
Камаре посмотрел вниз с выражением недоумения, подозрения, упрёка и возрастающей тревоги. Он выглядел бы именно так, если б человеческое лицо могло выражать столько эмоций в один миг.
— Генри, — сказал он. — Это ты выхватил у меня доску?
— Зачем мне забирать у тебя доски? Мне своих хватает.
— Я не это спрашивал. Ты взял её?
— Чёрт, нет, я не делал этого. Я не ворую доски.
— Эй, парни, — сказал Гэлливан. — Так мы далеко не уедем. Вы продолжайте, а я буду наблюдать.
Мишо передал доску наверх в третий раз. Когда Камаре взял её, доска дико скрутилась и начала извиваться как живая. Камаре отпустил её, чтобы не свалиться с вагонетки, и доска мягко приземлилась обратно на то место, откуда её поднял Гэлливан.
— Мне это не нравится.
Мишо победоносно взмахнул руками.
— Теперь ты доволен, Джин? Я не знаю, что с этим делать.
Камаре ответил с наигранной весёлостью:
— Я? Я доволен. Я очень доволен. Меня тошнит, когда я об этом думаю. Скажи Джо, что я ухожу. Пойду домой, напьюсь, поколочу жену и забуду об этих проклятых досках.
Джо Ларошель вышел из себя, когда ему объяснили суть дела. Нэд Гэлливан улыбнулся по-отечески, а Генри Мишо пожал плечами. Ларошель недавно совершил ошибку, получив восемьсот футов берёзы обыкновенной первой категории; местный покупатель отдал ему якобы ненужные пиломатериалы. Может быть, это была преднамеренная ошибка; может быть, Ларошель просто не сошелся в цене с клиентом. Но Гэлливан и Мишо знали о случившемся и поэтому были уверены, что им ничего не угрожает.
Наконец, Ларошель завопил:
— Хорошо, хорошо! Я покажу вам, как надо обращаться с прыгающими досками. Ждите здесь…
Он вернулся, держа в руках топор.
— Теперь, — сказал он, — Генри, передавай доску Нэду.
Когда Гэлливан взял доску, она, очевидно, попыталась сбросить его с подмосток. Ларошель, стоявший рядом, треснул по доске плоской частью топора. Та немного подёргалась и затихла.
— Ой! — выдохнул Гэлливан. — Отдаёт в руки.
— Не обращай внимания, это единственный способ справиться с ними. Я тот парень, который всё знает.
Казалось, уловка Ларошеля усмирила доски хотя бы на время. Они отправились наверх, больше не сопротивляясь.
Мишо думал, что это всё глупости; он только притворялся, что всё в порядке. Всякому было ясно, что здесь замешано что-то сверхъестественное. Таков уж этот мир. У глупцов вроде Ларошеля есть власть, в то время как умники вроде него…
Эти размышления прервало другое необычное происшествие. Мишо неосторожно бросил доску вверх Гэл-ливану, когда тот был занят — он выуживал жевательный табак из карманов брюк. Гэлливан попытался ухватить доску одной рукой, но промахнулся. Но это не имело значения, так как доска продолжала двигаться. Она описала изящную дугу и удобно легла на назначенное ей место в штабеле.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Эй! — крикнул Ларошель. — Хватит бросать доски; ты можешь попасть в кого-нибудь.
Мишо промолчал, не желая разочаровывать других относительно своей силы и находчивости. Гэлливан поймал следующую доску; она поднялась в воздух на фунт, прежде чем он остановил её.
— Какого чёрта ты делаешь, Генри? — закричал удивлённый Гэлливан.
Когда тебе доверяют бросать доски — это хорошо, но если тебя обвинят в их проделках — это совсем другое дело. Поэтому Мишо сказал:
— Я ничего не делаю, будь я проклят. Я…
Он прервался, обнаружив в руках доску. Но она там не осталась. Доска разорвала ему рукавицы, так она хотела оказаться в руках Гэлливана, а потом на платформе.
Ларошель закричал:
— Остановите это! Остановите их!
Всё равно, что попытаться остановить разбушевавшихся шершней, читая им Жан-Жака Руссо. Все доски из штабеля бросались в вялые объятья Мишо, затем кидались вверх к Гэлливану и на платформу. Когда они остановились, платформа была опасно перегружена. Последняя доска мимоходом ударила Джо Ларошеля. Мастер свалился с рельс. Падая, он ухватился за Гэлливана, пытаясь на него опереться. С громким стуком они свалились на несчастного Мишо.
Все поднялись и увидели, как вагонетка сама катится по железнодорожной линии. Ларошель, который в своём самом скромном списке достоинств непременно указывал энергичность, взобрался обратно на насыпь, чтобы догнать сбежавшую платформу. Та остановилась напротив № 1040, и её груз с грохотом посыпался в штабель.
— Эй, посмотрите вниз! — сказал Мишо.
Трое мужчин опустились на колени и посмотрели вниз через край эстакады. С платформы во время движения свалилась доска, которая лежала внизу, между железнодорожными путями и штабелями. Сейчас она ползла за платформой, словно червяк сквозь сорняки. Добравшись до № 1040, она начала прыжками взбираться на штабель. Снова и снова она подпрыгивала вверх без всяких видимых усилий. Её движения напоминали поведение тупого щенка, которого хозяин пытается научить каким-то трюкам и применяет силу, когда щенок не понимает команды. Наконец, она взобралась на вершину и рухнула в беспорядочную кучу вместе с другими досками на штабеле № 1040.
Джо Ларошель не мог так легко сдаться. Когда его поймали с поличным на взятке, он был спокоен как христианский мученик и честен как схема дорожного движения. Но сейчас он сказал:
— Для меня это слишком. Вы, парни, можете идти домой; мне надо повидать хозяина.
Джо Ларошель направился в офис Прингла, который располагался на первом этаже его дома. Он рассказал о случившемся.
Дэн Прингл был человеком невысокого роста; он носил толстую цепочку для часов, украшенную передним зубом Cervus Canadensis — оленя вапити. Дэн спросил:
— Ты что, пил, Джо?
— Нет, мистер Прингл. Даже не прикасался.
Прингл встал и фыркнул:
— Что ж, может, и нет. Полагаешь, за этим стоял организатор профсоюза?
— Нет, рядом никого не было. Я следил.
— Ты смотрел между штабелями и под железнодорожными путями?
— Конечно, я везде смотрел.
— Что ж, может быть. Они способны действовать украдкой, и не важно, насколько ты аккуратен, ты знаешь. Приходи после ужина, и мы взглянем на эти фантастические доски. И принеси фонарик. Мы поищем организаторов профсоюза, на всякий случай.
Прингл и Ларошель пришли на лесной склад, когда солнце опускалось за горами Гэхато. Прингл настоял на том, чтобы они обследовали штабеля, освещая их фонариками, как будто играя в гангстеров и федералов. Он сказал, что надеется удивить прячущегося в засаде профсоюзного деятеля. У штабеля № 1040 Ларошель сказал: