Вся палитра нежности - Светлана Демидова

– Да-а-а… пожалуй… И на какой же улице?

– На Школьной.

– А я на соседней – на улице Партизана Ивасюка!

– С ума сойти! – Ирина развеселилась окончательно. – Жаль, в гости вас не пригласить!

– А что так? – спросил Вербицкий, хотя совершенно не был уверен в том, что хотел бы в гости к Ирине на улицу Школьную.

– Мои родители давно продали квартиру и живут на даче возле Рябого озера. Там сейчас целый дачный поселок вырос. У родителей хороший зимний дом, доставшийся им еще от папиного отца. Вот туда сейчас и еду.

– Чтобы благословили? – зачем-то спросил Вербицкий, вспоминая ошалевшего от любви Прокофьева.

Ирина вскинула на своего попутчика глубокие серо-голубые глаза и ответила:

– И за этим тоже.

– Вы влюбились в Никитку? – Александр Ильич совсем не хотел язвить, но эта самая язвительность против воли была написана на его лице.

– А вы, конечно, считаете, что влюбляться можно только в вас!

– Нет… не цепляйтесь к моим словам, Ирина. Я знаю, что Прокофьев каким-то неотразимым образом действует на женщин. Не на вас одну, учтите это.

– Что-то вы меня наставляете, как отец родной!

– Простите… Сам не знаю, зачем все это говорю… Может быть, лучше закажем чайку.

Ирина рассмеялась:

– Неужели банкиры способны пить третьесортный чай, заваренный пакетиками в граненых стаканах?

– Банкиры еще и не на такое способны! – весело подхватил Вербицкий, радуясь тому, что разговор все-таки соскочил со скользкой темы. – А мужчины вообще могут пить все на свете!

– Бросьте! Вот мой отец, который вовсе не банкир, а простой инженер, ни за что не унизится до чайных пакетиков. Если мама вдруг забудет купить его любимого чая… с какими-то там птицами на пачке, он обычно говорит: «Люся! Я могу есть что угодно, хоть гвозди, но чай прошу покупать хороший!» А мама обязательно в ответ: «Коля! В магазине сказали, что привоз чая будет только через неделю! Так что ешь пока свои гвозди!» Вот такие у меня потешные старики!

Вербицкий не сразу понял, что ему не понравилось в веселой истории Ирины, а когда разобрался, чуть не выронил на пол коробку с бутербродами, которую достал из дорожной сумки. Ирина сказала, что родилась на улице Школьной, а родителей зовут Люсей и Колей… Конечно, это может быть всего лишь совпадением, но…

С болезненно изменившимся лицом, изо всех сил стискивая в руках бутербродницу, Александр Ильич спросил:

– А как ваша фамилия, Ирочка… по батюшке? Знавал я Люсю с Колей со Школьной улицы…

– Якушева я… – ответила она и с тревогой посмотрела попутчику в глаза. – Что-то не так или… или вы знакомы?

Вербицкий взял себя в руки, положил коробку на стол и ответил:

– Да, я знаком с вашими родителями… Я учился с ними в одном классе…

– Вот здорово! – Ирина по-детски прихлопнула в ладоши, уже не обращая никакого внимания на смятение в лице Вербицкого. – Вы непременно должны с ними встретиться! Сколько лет вы не виделись?

– Не считал, но… В общем, как школу закончили, так почти и не виделись…

– Ой! Вы их не узнаете! Они стали круглые-круглые, как два колобка! Такие смешные! Мама-то всегда была толстушкой, а отец… Он растолстел после инфаркта. Мама прямо не давала ему пошевелиться и все кормила… кормила…

Вербицкий проглотил вязкий ком, который опять вдруг откуда-то взялся во рту, и спросил:

– А кто-нибудь еще из наших одноклассников живет в городе?

– Не знаю… – Ирина пожала плечами. – Родители всегда жили замкнуто. Говорили, что одноклассники разъехались в другие города. Сначала уезжали учиться, потом – работать. В Григорьевске-то сейчас повальная безработица. Завод закрыли, и работать стало негде. А вы хотели кого-то разыскать?

– Да… – с трудом проговорил Александр Ильич, – хочу…

– Кого? Может быть, я что-нибудь знаю об этом человеке?

– Этого человека зовут… Галиной… Вербицкой…

– Вербицкой? – удивилась Ирина. – Вы так давно не видели сестру или…

– Или… – подхватил он. – Я был женат на однокласснице. Ее девичья фамилия – Харина. Галина Харина… Не слышали о такой? Может быть, родители что-нибудь рассказывали о ней?

Ирина отрицательно покачала головой.

– Нет, не рассказывали. Они вообще очень редко вспоминали школу… Во всяком случае, при мне… Но, думаю, они вам обрадуются! Давайте сразу с поезда и поедем к нам на дачу! Возьмем такси и…

– Нет, – мягко перебил ее Александр. – Мне нужно сначала заехать в квартиру родителей. Почему-то захотелось ее сохранить… Я нанял людей, чтобы присматривали…

– Ну хорошо… А потом! Вы же можете приехать в любой день! Папа из-за своего инфаркта давно на инвалидности, не работает… ну и мама всегда рядом… Приезжайте, Александр Ильич. Они обрадуются, вот увидите!

Вербицкий посмотрел на бегущий за окном пейзаж, потом перевел глаза на дочь своих одноклассников и сказал:

– Я обязательно приеду к вашим родителям, Ирочка. Только давайте договоримся, что вы… пока… ничего им не скажете обо мне, хорошо?

– Хотите сюрпризом?

– Ну… что-то вроде этого…

Ирина усмехнулась и, кивнув головой, согласилась.

Из родительской квартиры на Вербицкого пахнуло затхлостью. Оно и понятно. В ней десятилетиями никто не жил. Нанятые для ухода за его родовым гнездом люди как могли старались содержать помещения в порядке, но эти самые родовые гнезда не выдерживают отсутствия птенцов: начинают ветшать и разрушаться. Александр Ильич почему-то никак не мог решиться продать эту квартиру. Ему казалось, что с ее продажей у него не останется ничего от той жизни, когда его любили по-настоящему, искренне и бескорыстно, как умеют любить только родители и… очень редко попадающиеся особым счастливчикам женщины. Он, преуспевающий питерский банкир, станет совершенно одинок, лишившись родного дома, куда все-таки можно было иногда приезжать. Почему-то сейчас Александру Ильичу казалось, что он теперь станет приезжать сюда чаще. Только здесь он был по-настоящему счастлив… с родителями… они были хорошими людьми… и с Галей… которая была плохой женой, но которую он все равно очень любил…

Бросив стильный черный плащ на спинку стула, который много лет стоял на одном и том же месте у круглого стола, застеленного пыльной золотистой скатертью с длинными коричневыми кистями, Вербицкий опустился на диван. Старая мебелина натужно скрипнула и разразилась кислым душным запахом. Александр провел по выгоревшей шершавой обивке ладонью. Она показалась ему влажной. Да-а-а… тут надо все менять или… все же… продать квартиру…

Опасаясь за свои дорогие брюки, Александр Ильич пересел на стул к плащу. Стул начал плавно крениться в сторону. Вербицкий, чертыхнувшись, вскочил, укрепил стул в нужном положении, опять шлепнулся на диван и даже вольготно развалился на нем. Черт с ним, с костюмом! Можно подумать, что у него не хватит денег на другой! Да он не обеднеет, если десять таких костюмов себе купит… И вообще… Не этим у него сейчас занята голова! Что костюмы! Вот взять… судьбу! Какие же удивительные встречи она иногда преподносит! Ирина Кардецкая оказалась дочерью Якушевых! Видимо, он, Александр Вербицкий, что-то такое чувствовал всеми фибрами и потому никак не мог заставить себя по-настоящему ухаживать за этой женщиной, которая годилась ему в дочери. Да-а-а… в дочери… У него вполне могла бы быть такая дочь… ну… чуть помладше, если бы Галочка смогла пережить свое горе и начать с ним, с Сашкой, новую жизнь. Она не смогла… Нет! Это не она во всем виновата. Это он так и не смог зажечь ее своей любовью! Он ничего не смог! Ведь чувствовал, что Галя не любила и Якушева, а значит, сердце у нее оставалось свободным. Надо было жизнь свою положить к ее ногам, а он, идиот, уехал…