Элизиум 2. Сумерки Юпитера - Зореслав Степанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Полковник Егоров буквально прикипел взглядом к экрану.
Существа подошли к Евпатию совсем вплотную, и начали, словно на рынке везде его ощупывать.
– Не знаю, – медленно проговорил полковник Егоров, – Рассматривают, наверное.
– Как бы с собой не забрали, – сказал майор Клочков.
– Евпатий, ты меня слышишь? – громко спросил полковник Егоров.
– Слышу, товарищ полковник. Задание почти выполнил. Возвращаюсь к капсуле. До встречи на орбите.
– Отлично. Ждем тебя. Ты по-прежнему ничего не заметил подозрительного? Может, какие-то живые существа? Летательные аппараты?
– Нет, товарищ полковник. Только водоросли в речке. Я взял образцы. Скоро привезу.
– Ясно. Давай. Не задерживайся там, – полковник Егоров убрал звук, посмотрел на майора Клочкова, – Когда Евпатий прилетит сразу же его в карантин. Надо осмотреть, что они с ним делали.
– Точно, – сразу согласился Клочков, – Может они в него жучок для прослушивания установили.
– Ну, жучок не жучок, но после возвращения на корабль пусть осмотрят эксперты, – сказал полковник Егоров, – Странно все это.
– Согласен, – кивнул майор Клочков.
Спустя некоторое время, таинственные существа улетели так же неожиданно, как и появились.
На корабле все облегченно вздохнули.
– Евпатий, возвращайся. Это приказ, – проговорил полковник Егоров.
– Слушаюсь, товарищ полковник, – ответил андроид, занимая место в своей капсуле. Через полчаса он уже находился в карантинном отсеке.
Пришельцев Евпатий не заинтересовал.
Глава четвертая
Берестеева проснулась и ужаснулась. Не были ни Марса, ни корабля, ни полковника Егорова. Она находилась в каком-то незнакомом ей помещении. Ольга Антоновна посмотрела на свои руки, и из ее груди вырвался глухой крик. Пальцы на правой руке вытянулись словно резиновые, и почти касались земли. На левой руке пальцев не было. Только короткие обрубки, из которых сочилась прозрачная жидкость.
– Боже, что это со мной? Где я? Это какой-то сон, – взгляд Ольги Антоновны опустился вниз и она едва не потеряла от увиденного сознание. От ступней до колен ее ноги были абсолютно без плоти. Не было ни кожи, ни мышц. Одни только кости.
Берестеевой показалось, что она сходит с ума. Она прекрасно помнила, что после возвращения Евпатия с поверхности Марса, она пошла в свою каюту и прилегла отдохнуть. Что произошло дальше, она понятия не имела.
– Это сон. Это все сон, – прошептала она, делая шаг вперед. Ноги ее слушались, и Берестеева медленно пошла вперед.
Она вышла на какую-то пустынную улицу. В небе висели темные, серые облака. Дул пронзительный северный ветер. Но Ольге Антоновне не было холодно. Внезапно она услышала за своей спиной какой-то звук. Берестеева резко обернулась и отпрянула назад. Прямо на нее шел маленький, грязный, в порванной одежде мальчик. На веревке он тащил за собой мертвую кошку.
Кошка, наверное, давно уже умерла, потому что вся раздулась, и с нее сыпались на землю белые черви. Мальчик остановился, деловито передавил босой пяткой все черви и уставился снизу вверх на Берестееву.
Берестееву от отвращения едва не стошнило.
– Тетя, у меня болит живот, – жалобным голосом проговорил мальчик и начал размазывать кулаком слезы по грязному лицу.
– Где болит? – спросила Берестеева не веря, что все это происходит с ней в действительности.
– Тута, – сказал мальчик и ткнул себя пальцем в живот. Затем поковырялся, и вытащил из своего живота какой-то маленький предмет.
– Что это? – глаза Берестеевой расширились от ужаса и изумления.
– Осколок гранаты, – жалобно объяснил мальчик, – Вот, посмотри, – он протянул осколок Берестеевой.
Ольга Антоновна в шоке, молча смотрела на окровавленный кусок металла в грязной руке мальчика.
– Когда бабушка вела меня в детский садик в Донецке, – продолжал говорить мальчик, – Дядя выстрелил из гранатомета. Граната разорвалась рядом. Бабушку и кошку убило, а меня ранило в живот, – мальчик тяжело вздохнул, сунул осколок обратно себе в живот, и, понурив голову, поплелся дальше по дороге.
Берестеева, чувствуя, как по ее спине бегают мурашки, смотрела ему вслед.
Мальчик немного отошел, обернулся.
– Тетя, – сказал он.
– Что? – спросила Ольга Антоновна.
– У тебя есть мороженное?
Берестеева машинально порылась у себя в карманах.
– Нет, – ответила она.
– Жаль. Я так и думал, – мальчик пошел дальше.
С дерева раздалось карканье ворон. Ольга Антоновна даже не заметила, что пока она разговаривала с мальчиком, все деревья на обочине дороги заняли большие, черные вороны. Их было много.
Ольга Антоновна подняла голову и увидела, что некоторое вороны что-то держат в своих черных, сильных клювах. Она присмотрелась. Ее охватил ужас. Вороны держали в клювах эмбрионы не родившихся детей.
Берестеева побледнев, начала отступать назад.
Одна из ворон обратила на нее внимание, и разжала клюв. Эмбрион упал на землю. Махнув большими крыльями ворона, опустилась рядом и начала его клевать.
Ольга Антоновна почувствовала, что еще немного и ей станет плохо.
– Что вы делаете! – крикнула Берестеева и махнула на ворону руками, – а ну, кыш отсюда!
Ворона замерла, и как показалось Берестеевой, презрительно ухмыльнулась.
– Нельзя клевать детей! Это плохо! Очень плохо! – закричала Ольга Антоновна, стараясь отогнать ворону.
– Много ты понимаешь, – сказала ворона, продолжая клевать.
Берестеева пошла дальше.
Через некоторое время она увидела реку и деревянную кладку, перекинутую с одного берега на другой. На кладке стаяло несколько женщин в черной одежде и с черными платками на голове. Женщины молча, пристально смотрели в реку. Берестеева подошла и остановилась рядом с ними. На нее никто даже не взглянул.
Глаза Ольги Антоновны расширились от ужаса. Река была наполнена кровью и в ней медленно плыли окровавленные тела людей. Люди были без рук, без ног, с разорванными животами и без голов. Зрелище было страшное.
– Сыночек! Николаюшка! – вдруг страшным голосом закричала одна из женщин, протягивая к реке свои худые, костлявые руки.
– Мама! Мама! Спаси меня. Помоги мне! – раздался из реки чей-то голос.
– Колюшка, я сейчас. Потерпи мой бедный. Сейчас я тебя спасу! – продолжала кричать женщина, – слава богу, я тебя нашла! Какая радость!
– Мама, сделай что-нибудь. Мне очень больно. Под Песками мне голову оторвало снарядом, – продолжал жаловаться из реки голос.
– Я сейчас, я сейчас, – женщина наклонилась совсем низко, но ее покалеченный сын медленно проплыл под кладкой. Женщин ра бросилась на противоположную сторону, и едва не упала в кровавую реку. Остальные женщины успели схватить ее за руки, – Колюшки, я скоро. Потерпи еще немного.
– Мама, мне больно. Больно… – голос затих, женщины обмякли.
Берестеева, охваченная ужасом, на цыпочках осторожно прошла у них за спиной, и перебралась на другой берег ужасной реки. Назад она не оглядывалась. С каждой секундой она шла все быстрее, надеясь в душе, что женщины ее не заметят и не остановят.
Ее никто не остановил. Берестеева шла по странной дороге, и не понимала, что с ней происходить. Она уже искусала себе все губы, пытаясь проснуться и прийти в себя. Десятки раз щипала себя за руки и за лицо, но кошмар не исчезла.
«Наверное, надышалась какого-нибудь газа на корабле, – подумала она, – Надо еще немного потерпеть и все пройдет».
В животе появилась сильная, резкая боль. Ольга Антоновна от неожиданности присела и схватилась руками за живот.
– Этого мне еще только не хватало, – недовольным голосом проговорила она, – Заболеть в собственном сне.
Она с усилием воли пошла дальше. Боль не прекращалась. Живот начал расти на глазах. Не прошло и пяти минут, как из Берестеевой буквально выпрыгнул ребенок и упал в пыль.
Берестеева в шоке наклонилась, чтобы его поднять, но ребенок сам резво вскочил на ноги и вцепился выпачканными в кровь, слизь и пыль ручками в ее костлявую ногу.
– Мама, моя мамочка, – счастливым голосом замурлыкал он, зажмуривая от удовольствия глаза.
– Ты кто? – в шоке спросила Берестеева.
– Мама, я твой сын, – сказал ребенок, поднимая к ней свое морщинистое лицо.
«Боже, как он уродливый, – пронеслось в голове Берестеевой, – Точно, дети сразу после рождения все некрасивые».
– Сын? – спросила Ольга Антоновна, не зная, как себя вести и что делать.
– Сын, мамочка, – утвердительно проговорил карапуз, – Меня тоже убьют на войне. Но, пока я живой я буду идти рядом с тобой. Не возражаешь мамочка?
– Нет, конечно. Как тебя зовут? – спросила Ольга Антоновна.
– Не знаю. Ты должна дать мне имя. Ты моя мама. Ты меня родила, – серьезным голосом ответил ребенок.