Десятый круг ада - Юрий Виноградов

— Не торопиться с действиями, вживаться на месте в роль, входить в доверие к нацистам, — сообщил провизор. — Вам будет сообщено о дне и часе проведения операции. Я найду способ оповестить вас.

— Понял. Да, сообщите в Центр: взрывчатку мы достали на стройке!

— Это же намного упрощает все дело! — провизор мягко улыбнулся и протянул руку Циммерману. — А теперь уходите. Пора!

— Да, да, — заторопился Циммерман.

— Таблетки возьмите же! — он протянул ему пакетик. — Ваши вещественные доказательства…

— Спасибо.

Провизор проводил важного пациента до двери, еще раз предупредил, через сколько часов необходимо принимать выданное лекарство. Циммерман почти не слышал, о чем говорил провизор, его терзала мысль о Баремдикере: не раньше ли управился на почте оберштурмфюрер и не ждет ли он его?

Возле машины никого не было, и Циммерман свободно вздохнул. Только сейчас он почувствовал, что голова у него действительно болит и в ногах непривычная тяжесть, словно он пробежал с десяток километров. Он открыл дверцу и плюхнулся на мягкое сиденье.

Баремдикер заявился минут через десять.

— Ну, как голова? — весело спросил он.

— Да вот, глотаю, — болезненно сморщился Циммерман и вынул из пакетика белую таблетку.

— Выбрось эту гадость, — захохотал Баремдикер, — Сейчас как опрокинешь бокальчик, и все пройдет.

Он сел за руль, завел мотор и с места набрал большую скорость.

14

С двояким чувством подполковник Григорьев входил в кабинет генерала для доклада о ходе операции «Зенит» — так условно называлась ликвидация фашистского-бактериологического центра. С одной стороны, детально разработанный им план успешно выполнялся: группе Генриха Циммермана удалось достигнуть намеченного объекта и закрепиться там. А с другой — неудача у Алексея Сафронова.

Григорьев начал доклад с успешных действий группы Циммермана. Генерал слушал его внимательно, время от времени делая пометки в своем блокноте.

— В награду за преданность и усердие Циммерману присвоено звание офицера немецкой армии, — подвел итог Григорьев.

— А в каком он звании у нас?

— Старший лейтенант.

— Представьте старшего лейтенанта Циммермана к очередному воинскому званию, — распорядился генерал. — Я подпишу…

Григорьев приступил к изложению второй части своего доклада. Сын профессора капитан Альберт Шмидт находился в деревне Сосновичи под Борисовом и строил там дом отдыха для гитлеровских летчиков. Деревня располагалась в районе действий партизанской бригады, возглавляемой Ефимчуком. Ей и поручалось доставить на Большую землю живым и невредимым сына профессора Шмидта.

Третья часть доклада явно обеспокоила Карнеева. Обстановка сложилась так, что Алексей Сафронов не имел возможности в ближайшее время под именем племянника профессора Шмидта Лебволя легально переправиться из Америки в Германию. Из-за этого мог рухнуть так тщательно обдуманный и детально разработанный план проникновения советского разведчика в святая святых нацистов — лабораторию, непосредственно культивирующую болезнетворные бактерии.

— Может быть, мне вылететь туда? — предложил Григорьев.

Карнеев не согласился.

— Едва ли целесообразный шаг, — произнес он. — Видимо, Борис Николаевич, необходимо перебросить в Шварцвальд еще одного нашего человека. У вас есть подходящая кандидатура?

— Желающих пойти на это ответственное дело найдется много, но нужен человек со стопроцентной легендой, ибо риск слишком велик.

— Что же, ищите человека. Потом доложите, — сказал в заключение беседы генерал.

Прежде чем окончательно решить, кого послать в Шварцвальд, Григорьев решил еще раз поговорить с Рихардом Форрейтолом. Его отец может понадобиться разведчику, для этого о Форрейтоле-старшем надо знать как можно больше.

В подробном рассказе об отце Рихард чаще всего упоминал имя управляющего имением баронессы хромоногого Отто Фехнера. До войны он тоже жил в Берлине, работал на заводе кузнецом.

Старый Форрейтол, видимо, его знал давно. По крайней мере, упоминание об этом иногда проскальзывало в разговоре с отцом. Как-то он даже проговорился о том, что еще до прихода нацистов к власти Фехнер стажировался в Советской России на тракторном заводе.

Григорьева заинтересовала личность Фехнера. По наведенным справкам он выяснил, что Отто Фехнер действительно летом 1931 года проходил практику на Сталинградском тракторном заводе. У него было много знакомых среди советских рабочих, но подружился он с кузнецом Федором Ладушкиным, у которого часто бывал в доме.

Помощники Григорьева быстро связались с руководством Сталинградского тракторного завода, эвакуированного с Волги на Урал. О Федоре Ивановиче были самые лестные отзывы, как о лучшем производственнике, оставленном на заводе. Сам он был из крестьянской семьи, некоторое время работал в колхозе — одном из первых на Псковщине коллективных хозяйств, затем, когда был объявлен призыв молодежи на строительство тракторного завода, поехал в Сталинград.

Ладушкина призвали на военную службу и направили в строительную часть.

Федор Иванович понравился Григорьеву. От двухметрового бородача-великана с хитроватыми, лукавыми глазами веяло силой, уверенностью, природной смекалкой. С первого дня войны он рвался добровольцем на фронт, но дирекция оставила его на заводе. И вот теперь, когда военкомат призвал на службу в армию, Ладушкин обрадовался: наконец-то попадет на передовую. А оказалось, что его направили в тыловую строительную часть.

— Я же не калека, чтоб сидеть в тылу, — возмущался Ладушкин.

— Это дело поправимое, — улыбнулся Григорьев. — Мы даже можем вас послать в Берлин…

— Куда, куда? В Берлин? — Ладушкин недоуменно посмотрел на подполковника. Потом вдруг добавил: — Да мне хоть в пекло, лишь бы польза была! Между прочим, лет десять назад я в самом деле чуть не поехал в Берлин.

— К Отто Фехнеру?

Ладушкин насторожился:

— А вы откуда знаете, товарищ подполковник?

— У меня такая специальность, дорогой Федор Иванович, что я должен все знать, — произнес Григорьев.

Действительно, после окончания стажировки немецкий кузнец Отто Фехнер пригласил к себе в гости русского кузнеца Федора Ладушкина. Тот с удовольствием принял приглашение. Но вначале слишком много было работы — его не отпускали, потом резко осложнилась обстановка в самой Германии, где под руководством Коммунистической партии Германии шла ожесточенная борьба немецких рабочих с нацистами. А когда в январе 1933 года к власти пришли фашисты, вопрос о поездке и вовсе отпал.