Королевский выкуп. Последний рубеж - Шэрон Кей Пенман

– Я так рада, что ты до сих пор здесь, матушка. Боялась, что ты уехала с Ричардом.

– Мои старые кости не рады такой дальней дороге в разгар зимы. Поскольку за то время, что Ричард пробыл в Шиноне, мы уже виделись с ним несколько раз, я решила отпраздновать Рождество здесь. В конце концов, Ричард тоже не планирует пышного торжества. Полагаю, его пребывание в Руане будет больше похоже на военный совет, чем на рождественский двор.

Джоанне казалось очень странным, что Ричард не пожелал провести первое после возвращения Рождество в собственных доменах.

– Для него это был бы подходящий случай, чтобы представить свою королеву вассалам и жителям Руана, – сказала она, но мать лишь пожала плечами.

Глядя, как Алиенора гладит Исеулт, свою новую прекрасную борзую, Джоанна поняла – как бы ни любила она мать, быть ее снохой ей бы очень не хотелось. Она тут же постаралась подавить эту кощунственную мысль, напомнив себе, что Алиенора была очень ласкова с Маргаритой, супругой Хэла. Но Маргарита росла при их королевском дворе, а когда повзрослела настолько, чтобы стать Хэлу законной женой, Алиенора была пленницей Генриха. Супруга Джона не в счет, поскольку они со свекровью виделись редко. Оставались Констанция и Беренгария. Алиенора сполна платила бретонке враждебностью за враждебность. К испанке неприязни она не проявляла, но Джоанне стал совершенно очевиден факт безразличия матери по отношению к избраннице венценосного сына.

– Этим вечером я обедаю с настоятельницей Ализой, и, конечно, теперь ты присоединишься к нам, Джоанна. Я очень привязалась к Ализе. При том что она с тринадцати лет в аббатстве, аббатиса не утратила живого интереса к миру за стенами этого монастыря, и ей нередко удается меня рассмешить. Как и тебе, дорогая.

Алиенора так ласково улыбнулась Джоанне, что та ощутила угрызения совести за недобрые мысли о матери. Она обрадовалась, когда Алиенора перевела разговор на безопасную тему, делясь семейными новостями. Джон продолжал вести себя наилучшим образом, делал то, о чем просил Ричард, хотя и проводил в его обществе мало времени, что, без сомнения, устраивало обоих. Жофф сеял вокруг себя неразбериху. Минувшим летом Губерт Вальтер конфисковал его поместья, но когда Жофф обратился к Ричарду, тот вернул их, простив ему последнюю провинность в обмен на обещание выплаты одиннадцати тысяч марок. Алиенора получила еще одно письмо от Марии из Шампани и, очевидно, была очень рада, что связь с дочерью восстановлена – они не виделись со времени развода королевы с Людовиком Французским, то есть уже более четырех десятков лет. Джоанна тоже очень обрадовалась, когда Алиенора дала ей прочесть письмо Марии. У той сложились замечательно хорошие отношения со сводными братьями, особенно с Ричардом. Но с Джоанной им еще предстояло встретиться, и Джоанне была очень интересна много повидавшая старшая сестра, о которой она слышала множество любопытных историй от ее сына Генриха во время их пребывания в Святой земле.

У Алиеноры имелись новости и о самом Генрихе Шампанском. Ричард получил письмо от племянника как раз перед тем, как отбыл из Шинона в Нормандию. Генрих сообщал, что сыновья Саладина затеяли распри друг с другом, и Ричард обругал французского короля в выражениях, от которых даже моряк покраснел бы: так он злился, что лишен возможности сражаться вместе с Генрихом за Иерусалим, как поклялся. Рыцари-госпитальеры освободили отца Анны из плена, как того требовал герцог Австрийский, и Исаак немедленно подтвердил все слухи о своем сговоре с сарацинами, поскольку направился прямиком в Румский султанат в Анатолии[6]. По словам Генриха, деспот плел заговор против византийского императора, явно понимая, что шансов отобрать Кипр у Ги и Амори де Лузиньянов у него нет.

– Однако у Генриха есть кое-какие хорошие новости, Джоанна. У них с Изабеллой родился первый совместный ребенок, дочь. Поскольку дочь Изабеллы от предыдущего брака уже носила имя Мария, в честь матери Изабеллы, они называли крошку на французский лад Мари, в честь матери Генриха, чем очень ее порадовали. – Потом улыбка Алиеноры померкла. – Решение Генриха остаться в Утремере и вступить в брак с Изабеллой стало большим ударом для Марии, ведь она понимает, что теперь они с сыном вряд ли свидятся снова.

Джоанна порадовалась за Генри и Изабеллу. Она любила племянника, и ей нравилась его молодая жена. Она почувствовала легкий укол зависти при мысли о том, как повезло Изабелле так легко забеременеть, и вспомнила о долгих бесплодных годах своего брака после смерти младенца-сына.

– Да, есть еще интересная весть из Тулузы, Джоанна. Дьявол призвал к себе тамошнего графа.

Джоанне показалось, что сердце пропустило удар.

– Отца, не сына?

– Конечно, отца. Я не считаю Раймунда одним из прислужников Дьявола, хотя с Церковью мы, возможно, тут расходимся во мнениях.

Джоанна вспомнила про яростную враждебность кардинала Мелиора к Раймунду и согласилась с матерью. Значит, теперь Раймунд стал графом Тулузским. Удивляясь, что ей так приятно это слышать, Джоанна приписала это той мысли, что из молодого человека выйдет куда лучший правитель, нежели его родитель.

Вернувшись в Шинон, она поделилась новостями с Беренгарией. Та тоже обрадовалась и выразила надежду, что теперь, когда Раймунд получил власть над Тулузой, он станет менее терпим к еретикам. Она считала, что им следует написать Раймунду и, памятуя о том, как он был любезен с ними во время долгого путешествия из Марселя до Пуатье, выразить свое сочувствие. Джоанна согласилась, и тем же вечером продиктовала писцу краткое письмо с соболезнованиями, хотя сомневалась, что Раймунд сильно расстроен смертью отца. Но потом она забрала письмо и собственноручно сочинила постскриптум, написав, что Раймунд был прав. «Иногда я чересчур поспешно принимаю решения, как тем сентябрьским вечером в саду в Бордо». Джоанна была уверена, что Раймунд поймет это завуалированное извинение. Она представила, как он улыбнется, читая письмо, и мысль об этом заставила улыбнуться и ее тоже.

Императрицу Констанцию до сих пор преследовали кошмары о пережитом три года назад в Салерно. Оставленная Генрихом после того как его самого и большую часть армии поразил кровавый понос, она оказалась в смертельной опасности, поскольку горожане впали в панику, узнав об отступлении