Злейший друг - Ирина Лобановская

— Очень внимательная…

— Да я вообще жила будто одна до поры до времени. Семья как-то по боку. А потом… — Ксения выдохнула дым, — потом Сашка стал меня доставать, прямо изводить своими новыми идеями. Например, зачем тебе сцена, для чего? Роль и единственное назначение женщины — семья и дети. И вообще да прилепится жена к мужу своему. Прилепляйся — и все тут! Это просто, как линейка. А если я не хочу, не могу, не умею? Семья, конечно, должна строиться по одному принципу: или оба верующие, или наоборот. Но если так не вышло, не сложилось? Если муж позже пришел к вере? Что тогда? Вот как у тебя… Игорь нашел гениальное по простоте и уникальное по бесчеловечности решение. Сашка до эдакого не додумался. Зато увлекся примерами… Однажды рассказал мне о какой-то неофитке. Эта идиотка стала ходить в университет в штопаном свитере и вытертой юбке, не меняя их всю зиму. Прямо экстремалка, приколистка! Но от пристрастия к зеркалу, по крайней мере, на время избавилась. Чего и добивалась. И это для нее было важнее всего. Да, ее поведение выглядело вычурным, показным. Но зато — совершенно чистая радость об обретенном Господе, и хочется взять и перевернуть все, все отдать, все поменять… Жить по-православному, твердил Сашка. Часто бывать в храме, отказывать в супружеской близости во время постов, не есть мяса, выкинуть телевизор, не смотреть фильмы с Джеки Чаном, разломать диски с компьютерными играми, вырвать пирсинг из пупка, читать Библию и слушать радио «Радонеж». Без вариантов.

— Это что-то… И по-твоему, плохо? — спросила Ольга.

— Да не плохо! Ты запряги мозги! Не плохо, а трудно! Для меня — почти невыносимо. Я ведь еще вдобавок курю и матом забавляюсь. Въелось в плоть и кровь… И я не знаю, как надо делать, чтобы человек узнал об истинной вере и проникся ею, поверил действительно. Какие-то правильно подобранные слова или книги должны быть… А не орать, что ты живешь неправильно! Я сама знаю, что неправильно, но не возникало у меня никогда желания беседовать с Сашкой на эту тему. Не возникало — и все! А у него не было терпения. Хотелось, чтобы я немедленно пришла в Церковь вслед за ним, хотя взрослому человеку нелегко меняться. Его собственный путь к вере разве прост? Разве такой короткий? А он талдычил, что раньше у нас была хорошая семья, а потом я его возненавидела. Опять же грех. Твердил об искушениях, неизбежно возникающих, когда человек приходит к вере, что это бесы ополчаются и хотят через семью уязвить побольнее. А его вина в том, что я, относившаяся к Церкви безразлично, теперь ненавижу все, связанное с православием. Но это неправда. Хотя возможно, он своей «учительской» деятельностью служил не спасению, а соблазну. И в наших сложных отношениях виноваты не только бесы, но и он сам.

— Познакомь меня с отцом Андреем, — вдруг попросила Ольга.

— Запросто. Соберемся и поедем. Давно я у него не была…

— А что у тебя опять случилось? — тихо спросила Оля.

Ксения разбалтывала сахар в чашке с крепким чаем. Мешай, Ксения, старайся… размешивай ее, свою жизнь…

Только она одна, Олечка Лисова, умела так точно и моментально догадаться, что творится в жизни и в душе великой актрисы Ксении Ледневой…

— Разлюби твою мать… — проворчала Ксения. — Телепатка паршивая… Опять этот таинственный кто-то гадит и пакостит… Я тебе о нем много рассказывала. Понять бы, кто это такой и что ему от меня надо…

Пьяная Леля погрозила потолку цыплячьим кулачком:

— Я уничтожу всех твоих врагов! Всех завистников! Я их всех поубиваю! Чтобы тебе жилось хорошо и спокойно! Зато бессильный враг — наш лучший друг, а завистливый друг — злейший из наших врагов.

— Спасибо, Лелька, — отозвалась Ксения, погрызла сигарету и снова заревела.

Вот одна только Оля, Олечка Лисова…

Она разливала вино, поэтому отметила: часто, слишком часто за ним тянулась рука великой актрисы. Выпьет один бокал, вскоре просит другой… Потом — третий. И почти тут же — четвертый. Почти все запасы вина, похоже, выхлестала Ксенька.

— Свою порцию грехов я давно совершила, до сих пор при воспоминаниях о них содрогаюсь… — бормотала она. — Удар судьбы в лоб — признак того, что ее пинки под зад не возымели действия. Бог долго ждет, но больно бьет. Эх, Лелька, моя жизнь сложилась бы совсем иначе, если бы я поняла, сумела понять, что такое Бог. Сколько бы детей нарожала, от мужей бы не ушла, не предавала бы, не изменяла, водку не пила, матом не крыла… В молодости трудно избежать соблазнов, а мудрого человека, который остановил бы, предостерег, рядом не оказалось. Иначе давно вырвалась бы из этой бессмысленной суеты. Наверное, православие заложено в наших генах, надо лишь услышать голос крови. А если не слышишь? Апостол Павел сказал: «Христос — моя жизнь, а смерть — приобретение». И суть Христа — Его жертва. Научить может любой пророк. А Господь любил людей… Просто любил. Не задаваясь вопросами за что. Любить ведь нас особо не за что… Но любят просто потому, что любят. И верят тоже — потому что верят. Я тут недавно подумала… Даже юридическая статья о сроке давности, после которого дело о преступлении уже не рассматривается, — следствие заповеданной нам Богом мысли, что, в конце концов, надо прощать. И Бога нельзя называть справедливым. Если бы Он был до конца справедлив, большинство бы из нас — я бы первая — давно мучились бы в аду. И вся наша надежда — на Божью несправедливость. На Его терпение… Он ждет, пока мы исправимся, поймем… А если уж никак… Ну, тогда… Ты сам виноват во всем.

Ольга изумилась. Услышать такое от Ксении… Более чем неожиданно… Хотя они так редко виделись — все театры да кино…

— Что с тобой? Ты вроде Игоря… Тоже к вере пришла?

— Ты неверно ставишь вопрос. Не пришла, а вернулась. Просто пробую на вкус и на цвет… Все мы сейчас пытаемся пойти назад, к смыслу русской православной жизни. Это что-то новое в нашем бытии, как хорошо забытое старое. Слишком хорошо… Вспоминаем заново. Лелька, я давно чувствую, что сверху кто-то за нами наблюдает. Что-то есть — весь мой православный багаж. Мало, да? И просто, как линейка. Но представь, как бы мы жили, если бы ничего не слышали о Христе? Было бы у нас чувство покинутости во мраке, как у меня иногда? Вот дети не испытывают этой брошеннос-ти в темной комнате, если твердо знают, что кто-то находится с ними рядом. Лелька, это кризис… По-гречески значит суд. Паскаль молился и кричал, что не может найти Бога, и Бог ему сказал: ты бы Меня не искал, если бы ты Меня уже не нашел.

— Но Бог такой большой, а я такая маленькая… Что Ему до меня… — прошептала Оля. — Я молюсь Ему, молюсь, как умею, но Он меня не слышит…

— Он не глухой, — бормотнула Ксения. — Молись дальше… Обязательно услышит, без вариантов… И почему говорят, что нет диалога с Богом? Он начал его сам, когда вызвал нас всех из небытия. И если мы Его не слушаем и не слышим, не понимаем Его и не внимаем Ему, то кто виноват? И монолог с Богом — обращение к Нему, а не монолог с собой, но через наши сознание, чувства, совесть. Я читала, как священник сказал неверующему: «Не так уж важно, что ты в Бога не веришь — Ему от этого ничего, а замечательно, что Он в тебя верит. Подумай, в какой момент и почему ты веру потерял, когда тебе оказалось нужным, чтобы Бога не было». Не бойся ничего, Лелька, кроме грехов…