Философ, которому не хватало мудрости - Лоран Гунель

— Разве я спрашиваю о смысле моих действий? И кто-нибудь спрашивает об этом?

Кажется, аргумент подействовал, и Акан замолчал.

— Хорошо, — продолжал Кракюс, — надо будет придумать название твоим корзинам.

— Название?

— Да, чтобы их отличать. Название, по которому их можно отличать от других. И тогда никто другой не будет иметь права его использовать.

— Зачем? Достаточно их просто показать. Ведь все знают, что это такое.

— Затем, что мы не будем продавать твои корзины. Никому они не нужны. Ты же сказал, что каждый может сделать их сам.

Акан посмотрел на него растерянно.

— Ну, тогда я совсем ничего не понимаю.

— Мы будем продавать лекарства для израненной души, медикаменты, восстанавливающие самоуважение.

— Что?

— Мы будем продавать иллюзию представления о самом себе.

— Да кому это надо?

— Все больше и больше людей будут нуждаться в этом, а в будущем тем более, поверь мне…

Кракюс теперь опирался на свою палку, как на трость.

— А сейчас надо назначить цену для твоих корзин.

— Ну, пусть будет… тридцать купу.

— Тридцать купу? Да ты что? Это смешно…

— Нет, если подумать, сколько времени надо искать купу… мне кажется, это справедливо.

— Я уже говорил тебе, что мы не их продаем, мы не будем продавать корзины по их цене. Как же тогда люди, которые будут ими пользоваться, составят хорошее представление о себе, заплатив только за саму корзину?

— Но…

— Чем же люди будут отличаться друг от друга, если каждый может легко купить такую корзину? Нет… Надо, чтобы они как следует потрудились… Пусть целый день побегают по джунглям, собирая эти проклятые купу. Надо, чтобы это было нелегко, чтобы они заплатили собой.

Акан помалкивал.

— Смотри, это подходит, — сказал Кракюс, указав на нежные лианы с тонкой кожицей. — Как раз то, что нужно.

Акан покачал головой:

— Эти лианы не слишком прочные.

— Тем лучше! Тогда у тебя будут покупать корзины регулярно!

— Но это растение редкое. Его трудно найти.

— Прекрасно! Значит, корзины подорожают.

— Но тут еще вот какое дело…

— Ну что еще?

— Это священное растение.

— Да все ваши растения священные! Надоел ты мне со своей ерундой.

— Это вовсе не ерунда. Это слабительное.

— Слабительное?

— Да, а кроме того, его могут использовать только шаманы.

— Как?

— Оно входит в состав воорара.

Кракюс медленно покачал головой. Воорара. Кураре, в который индейцы окунают наконечники своих стрел… Он вспомнил. Эту лиану он уже видел раньше.

— По-моему, я придумал, — сказал он, медленно вонзая палку в землю.

— Что ты придумал?

— Название.

— Да, неужели?

— Мы их назовем «корзины Воорара».

Акан посмотрел на него с изумлением, но ничего не сказал.

— Хорошо звучит, — добавил Кракюс.

Он злорадствовал при мысли, что увидит, как индейцы вкалывают, чтобы носить на поясе красивую корзинку из лианы, которую вся Амазония называет веревкой дьявола.

29

Озале смотрелась в воду ручья, в которой отражалось ее обнаженное тело, и на ее лице блуждала улыбка: уже совсем скоро у нее появится грудь, о которой она столько мечтала: полная, твердая и круглая, как спелый плод папайи, готовый лопнуть.

Она терпеливо ждала, много работая каждый день, чтобы собрать необходимые купу.

Она слегка беспокоилась о возможных неприятностях со здоровьем, но Годи ее успокоил. Не существует, заверил он ее, никаких научных исследований, доказывающих вредность гибких дисков, имплантированных под кожу. Во всяком случае, если проблемы возникнут, он, конечно, придумает лекарство, ведь правда? Ему можно доверять.

Разумеется, предупредил он, вначале будет немного больно. Это пройдет через несколько дней, за это время тело приспособится. Удовлетворенная, она взяла маленькие подушечки из листьев, которые обычно прятала у себя под платьем, и рассыпала их в воде. Они были так хороши своей естественной красотой, когда плыли по воде, а потом они навсегда исчезли, унесенные потоком.

30

— А для чего это?

— Ну…

Кракюс наслаждался тем, что поставил Годи в затруднительное положение вопросом относительно его последнего изобретения, которое тот держал в руках. Это слегка опустит его на землю: а то чем больше он изобретает, тем больше воображает себя богом.

— Ни для чего?

Доктор провел рукой по лысине.

— Ну, как сказать, если только кого-нибудь заинтересует его чисто функциональный аспект.

— Так все-таки ни для чего?

Годи положил свое творение на землю.

— Это не совсем для того, чтобы как-то использовать, — признался он в конце концов.

— Прекрасно! Мы сделаем так, что они не смогут без этого обходиться! Что еще?

Альфонсо, сидевший на земле, прислонясь спиной к дереву, подавил улыбку. Рядом с ним, уставившись в землю, сидел Марко в самом скверном расположении духа.

— Я нашел способ, как красить набедренные повязки, — сказал Годи.

— Наконец-то. Мы также сможем красить лианы, чтобы делать из них бусы. Я собираюсь сделать из них модников.

— Но только те красные плоды, из которых можно добыть танины, придающие ткани прочную окраску, очень опасны. Поэтому их легко найти, поскольку ни одно животное их не ест.

— Тем лучше.

— Да, но чтобы красить вещи, придется сливать воду в ручей, и вода там станет очень ядовитой. Мы погубим всю рыбу…

— Наплевать. Будем рыбачить выше по течению.

Кракюс вновь задумался о том, что говорил Сандро про материальные ценности. Принцип хорош, но именно ему, Кракюсу, пришла в голову гениальная идея применить его столь коварным способом: он не только убедил индейцев в том, что материальные вещи способны заполнить пустоту существования, но и устроил так, чтобы они не могли получить то, чего им так хотелось. Он придумывал все новые и новые потребности, постоянно возбуждал в них недостижимые желания, чтобы им постоянно было что-то нужно. В конце концов ему удалось их обманывать: они начинали желать того, что им было совершенно не нужно. И становились несчастными из-за того, что не могли заполучить то, что сделало бы их счастливыми.

— Что еще? — спросил он у Годи.

— Мне удалось выделить сахар из местной растительности и добиться нужной концентрации.

— Это калорийно?

— Да, конечно.

— Его можно есть?

— Да.

— Великолепно! Скажу об этом какой-нибудь индианке. Она приготовит кучу всяких сладостей. Это расширит ассортимент лакомств, продаваемых мальчишками-почтальонами.

Марко закатил глаза и вздохнул. Кракюс сделал вид, что ничего не заметил.

— Мы действуем все более изощренно, — продолжил он с улыбкой. — С одной стороны, мы будем соблазнять индейцев этими сладостями, постоянно демонстрируя их, а с другой — вбивать им в голову, что красивым телом может быть только худощавое. Короче, когда нам удастся навязать им стройное тело, как стандарт красоты, мы сделаем все, чтобы они начали толстеть!

Альфонсо загоготал. Кракюс продолжал, раздуваясь от гордости:

— И на этом мы не остановимся… Когда заметим, что они пристрастились к сладкому, мы продолжим их искушать, заставляя все время испытывать чувство вины. Моя идея такова: мальчишки соблазняют их, показывая сладости, и в то же время говорят, что нельзя ими злоупотреблять, поскольку это вредно для здоровья. И так, можете мне поверить, мы окончательно сведем их с ума.

При одной только мысли об этом Кракюс почувствовал себя счастливым. Никогда раньше ему не удавалось иметь такое влияние на людей. Во время войны, конечно, у него случались и эйфория, и напряженные моменты, когда противник падал под огнем. Но было в этих победах что-то механическое: курок нажат, тело падает и магазин пуст. Зло, которое он причинял индейцам, было более изощренным, обдуманным и приносящим удовлетворение. Самым радостным для него было то, что они старались облегчить тяжесть своего существования, принимая его предложения и не понимая, что именно в них кроется причина их будущих неприятностей. Это было как наркотик, временно облегчающий страдания и прокладывающий борозду для будущих, еще более сильных мучений. Они искали утешение в последних изобретениях Годи, словно утоляли жажду, упиваясь коварным ядом.

Их зависимость оказалась настолько сильна, что они, не дрогнув, согласились с тем, что за видофор, до сего времени бесплатный, стали брать купу, мотивируя это тем, что новые аппараты выделяют в три раза больше пузырей…

Кракюс пристально посмотрел на свою команду.

— Мне надо вам кое-что сказать. Сандро пришел ко мне и сказал, что надо сворачиваться и немедленно уезжать.

Рот Альфонсо растянулся в глупой улыбке, Марко выпучил глаза, у Годи поползла вверх бровь.