Дверь - Юля Лемеш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если бы не жажда, мир был бы вполне приятным.
– Ааа, – простонал Пиксель.
Вскочил, запутался в плаще и рухнул как подкошенный. Смотрел на нас как на монстров из ночного кошмара и снова застонал.
– Очухался, пьянчуга, – проворчал Тоник. – Теперь я точно знаю, ты – алкаш.
– Хватит врать. Я просто устал. Немного.
По лицу Пикселя сразу было понятно – не помнит он ни черта. Не прикидывается, а именно не помнит. Наверное, напиток оказался паленым и ему вышибло память.
– Я? Да не заливай. Не было никакого колдуна! Я шел. Пел. Весело было. А потом устал и прилег отдохнуть. Блин, как пить охота. У вас воды совсем нет?
Мы сурово с ним поговорили. Он же вел себя как идиот. Хотя – как отважный идиот, но сути дела это не меняло. Нам еще топать и топать, столько времени зря потеряли из-за самогонки этой поганой. Я была как моя мама – непреклонна в своем осуждении. Она всегда так с папой после редких застолий разговаривала. Или не разговаривала, а только поджимала губы и игнорировала.
Пиксель как увидел мои строго поджатые губы, сразу сник. Но Тоник и учитель недолго изображали осуждение, ну прям как маленькие – быстро помирились и рассказали Пикселю про его первый настоящий магический бой. Они даже его похвалили и если бы я не напомнила, что пора идти, так бы и продолжали нахваливать. Бить таких учителей надо! Это же непедагогично.
Пиксель вяло улыбался, выслушивая про свои преувеличенные подвиги. Он мог бы еще раз попробовать деревьев надергать, но слабый был – жуть. И постоянно губы облизывал. Но не ныл, что пить охота. А вот Тоник, исчерпав тему боя, завел шарманку про вред обезвоживания. Учитель прислушивался поначалу, даже вопросы задавал, а потом догнал меня и мы вместе пошли. Молча.
– Вода! Я чую воду! – завопил Пиксель, обогнал нас, припустил вперед и исчез между деревьями.
На пригорке, из сложенных в форме карликового вулкана камней, вытекала задумчивая прозрачная вода. Явно прохладная. Освежающая. Пиксель, уже ринулся на водопой.
– Стой!
Вопль учителя не остановил Пикселя и он успел вволю полакать из источника.
– О горе нам! – застонал учитель, но не приблизился к Пикселю.
Он даже на пару шагов отошел и за меня спрятался.
Тоник стоял рядом с другом и поглядывал то на него, то оборачивался, чтобы на нас посмотреть.
– А почему нам теперь горе? – тихо спросила я.
– Не нам, а им. Сама увидишь, – голосом «уже ничего не исправить» объяснил дед.
Пиксель поднял мокрое лицо, утер его рукой и с недоумением уставился на Тоника. Снизу вверх. Глаза огромные. Удивленные. Словно он впервые его увидел. Смотрит и оторваться не может. А потом щеки заалели. Вид стал смущенный. Рукой волосы пригладил, старательно так, чтобы посимпатичнее выглядеть.
Мне в душу начали прокрадываться тревожные сомнения. Что-то в Пикселе было не так, но что именно я пока не понимала. А дед вдруг осмелел и нарисовался из-за моей спины, словно все самое страшное уже случилось.
– Дураки безмозглые. Я же кричал, предупреждал. Нет, я не могу больше с вами. Пропади все пропадом! – бесновался старик, размахивая шляпой.
– А че случилось-то? – протягивая пригоршню за порцией воды, спросил Тоник.
Услышав голос друга, Пиксель повел себя странно. Он наклонился, зачерпнул воды в ладони и, стеснительно глядя в глаза Тонику, предложил ему напиться.
– Да пошел ты. Я сам попью. У тебя клешни грязные, – ошалевшим голосом отбивался Тоник.
Пиксель бессильно попустил руки, набранная вода пролилась ему прямо на малиновые кеды. Я такого лица ни у кого в жизни не видела. Это было лицо напрасно обиженного ребенка. Смертельно обиженного. Готового на кровавое самоубийство. Прямо сейчас.
– Пропали мы, девка, – тихо скорбел учитель.
– А объяснить можно? – облизывая губы, спросила я и сама понимала – дело неладно.
– Можно, – спокойно ответил старик и вдруг заорал, – Я же кричал – не пей!
Он нагло врал. Я точно помню, он кричал «стой». Но какая теперь разница. И так ясно – нельзя эту воду пить было.
Застонав, Пиксель обернулся, и попытался улыбнуться сквозь слезы. Нежно и ласково. Мол, я прощаю тебе все, сладкий мой, я готов подарить тебе мир и вселенную в придачу, даже рюкзак твой понесу, только не отвергай меня.
Теперь настал черед Тоника отступать на безопасное расстояние.
– Это источник любви, – громко произнес старик, обращаясь к Тонику.
Больших объяснений и не требовалось.
– Жопа. Писец и полная жопа, – Тоник спохватился, решив, что именно эту запчасть человеческого организма лучше не упоминать, – Черт, ну, в общем полный абзац. Мог сразу сказать?
– Не знал я, что он именно тут сейчас находится. Он то тут, то там. Блуждает. Его можно сто лет искать и не найти…
– Повезло нам. Несказанно, – обреченно заметил Тоник. – У вас тут что-то постоянное есть? Дверь мигрирует. Источники бродячие. Хрен знает на что можно напороться.
Пока они кричали, я набрала в бутылку воды. На всякий случай. Когда еще свезет запастись любовной водой. Вдруг пригодится.
Конечно, я в тот момент думала о Тонике. Слегка сомневаясь в необходимости его любви.
– Ты толком объясни, что мне теперь с этим несчастьем делать? – спросил Тоник.
Пиксель все приглаживал волосы и старался выглядеть как можно красивее. Пыль с плаща отряхивал, шнурки на кедах начал перевязывать. И поминутно бросал страстные взоры на бушующего друга. Не афишируя свое вожделение, но и не скрывая его.
– Есть средство. Найти волшебника-целителя. Он снимет наваждение. Я не умею.
– Ты вообще хоть что-то умеешь?
– Я предупреждал, – устало напомнил учитель, – В общем, я вам так скажу – если пройти на запад, то там дом целителя. Я точно знаю. Он поможет. Хороший мужик, хоть и непростой. Отшельник. Но с семьей живет. Заодно и воды нормальной наберем.
На запад идти было совсем не сложно, солнце садилось и мы шли прямо на него. Шли кучно, слушая учителя. Мальчишки постоянно ссорились. Пиксель вел себя непотребно. Подпрыгивал, резвился, стремясь привлечь к себе побольше внимания Тоника. Тот не реагировал. Тогда Пиксель пытался идти рядом с другом, дурашливо всхохатывая и, пытаясь завладеть рукой своего возлюбленного. Тоник выдергивал руку, орал, Пиксель леденел лицом и понуро плелся позади. Потом догонял Тоника, искренне интересуясь не хочет ли тот покушать. Так и говорил «покушать», мягко и вопросительно. Отрицательный ответ вводил его в печаль. Словно от аппетита Тоника зависело счастье мира. По-мне, Пиксель вдруг перестал быть неповторимой личностью, а стал одним их влюбленных без взаимности. И мне было за него стыдно, словно он что-то плохое делал.
– Кто-то курит, – заметил Тоник.
– Ты хочешь покурить? – не имея ни одной сигареты, всполошился Пиксель.
– Нет, – прорычал Тоник, – Не хочу!
Не специально, но стараясь держаться от сладкой парочки подальше, мы с учителем шли поодаль и даже беседовали, хотя я до сих пор негодовала – почему он не предупредил про источник?
– Если человека природа обделила талантом любить, а кто-то в него влюблен, то сговорившись, они уходили на поиски источника. Не всем везло. Но некоторые возвращались счастливыми. Пили оба. Смотрели друг на друга после первого глотка, и все – на всю жизнь любовь и доброта в доме.
– Мало кто решится на такое, – заметила я.
– Это почему?
– Да потому. Ведь это как приговор. Причем, ты сам сказал, что один из пары может сбросить наваждение.
– Зачем? – в изумлении вскричал старик.
– Фиг его знает. Люди разные бывают. Я кучу плохих историй знаю – влюбился, ухаживал, ему взаимностью ответили, а он добился своего и пошел искать новую любовь.
– Да зачем же? – учитель был искренне поражен моим заявлением.
– А вот некоторым нравится только период влюбленности. Когда адреналина в крови много. Или эндорфина, я не помню точно как это вещество называется. В общем, пока сердце замирает – любят, а как перестало замирать – уходят.
По Пикселю можно было сразу сказать – ему любить никогда не надоест. В нем ее столько оказалось, что через край лилась. Наверное, с таким мощным чувством никакой целитель не справится.
– Глупости городишь, девка, – решительно заявил учитель, – Это все от малолетства и недостатка жизненного опыта. Ты никогда не любила, поэтому так и говоришь.
– Угу. Куда уж мне, – согласилась я, стараясь не смотреть на Тоника, – А если один из них помрет?
– То второй умирает буквально через час.
Судя по восторженному тону, старик чуть ли не с младенчества мечтал о такой кончине. Но насколько я знала, жены у него никогда не было и не предвидится. Даже если все женское население страны обопьется любовной водой до рвоты.
– Тоник! Береги себя! Если с тобой что-то случится, Пикселю капец.
Тоник обернулся и кивнул. Он сейчас на унылого жирафа был похож. На жирафа, за которым семенит жалкий верблюд – два рюкзака вместо горбов, восхищенный каждым шагом своего любимого.