Клеопатра Великая. Женщина, стоящая за легендой - Джоан Флетчер

Далее, на всем пути следования до Саккары на высоком пустынном плато появились очертания еще большего числа пирамид. Более чем за два тысячелетия до этого самый древний из всех таких монументов построил великий мудрец Имхотеп, впоследствии обожествленный и принятый в семью бога-творца Птаха. Греки почитали его как Имуфеса, и в посвященных ему гимнах говорилось, что каждый грек будет поклоняться сыну Птаха, Имуфесу. Наряду с Тотом и Исидой, главнейшими божествами мудрости, ему поклонялись в храме, находившемся в долине Мемфиса, обязательном месте посещения царственными особами во время их поездок на юг страны.

Когда Клеопатра совершала путешествие с Цезарем, Мемфис представлял собой город «большой и густонаселенный, второй после Александрии, с населением из людей смешанной расы, подобным тому, которое живет вместе в Александрии. Есть там и озера, лежащие перед горами и дворцами»[236], где провели большие реставрационные работы во II столетии до н. э., когда Птолемеи сделали Мемфис своей временной столицей. Поскольку местные жрецы относились к числу наиболее доверенных советников, вероятно, по всей форме была проведена церемония коронации Клеопатры или формального признания вторичного прихода царицы к власти при участии ее влиятельного родственника Пшеренптаха III, также короновавшего ее отца Авлета через четыре года, после того как он стал царем. Беременность Клеопатры, соответствовавшая титулу «мать бога», обязывала окружить будущего ребенка всей магической защитой, какую могли ниспослать египетские боги.

Появление Новой Исиды, буквально «Воплощенной Исиды», в комплексе Птаха имело бы громадное значение для египтян. Птах по традиции считался городским богом, а Исида была его женским аналогом и почиталась как «ярящаяся мемфисская корова». Посвященные богине ритуалы получили такую известность, что в одном из своих стихотворений Овидий писал: «У алтарей побывайте, где ладан дымится Исиде»[237]. Даже тот грек, на которого не произвел впечатления Гелиополь, подробно описывал, как «здесь бык Апис содержится в каком-то святилище; его лоб и некоторые другие малые части тела имеют белые отметины, остальные же части — черные; по этим признакам всегда выбирают быка, подходящего для наследования, когда умирает тот, который пользуется почитанием. Перед святилищем расположен двор, в котором находится другое святилище матери быка»[238]. Ее и Аписа выводили в этот двор к верующим каждый день в определенное время.

По тому, как животные вели себя, жрецы делали предсказания. Например, греческий философ Евдокс Книдский посетил храм, чтобы увидеть быка с красивыми рогами, и когда тот, стоя рядом с ученым, лизнул его тогу, жрецы дали такое объяснение: философ станет знаменитым, но проживет недолго. Этих животных в храме развлекали музыкой, пением и танцами в исполнении карликов — в конечном счете урожай зависел от расположения духа животных. Золотые стойла устраивались поблизости от священного озера на территории храма, а жрецы вели наблюдение за ежегодным колебанием уровня воды в период разлива реки. Хотя неоднократные попытки в предшествовавшие годы вызвать подъем уровня воды оказались безуспешными, — а самый низкий уровень был отмечен, когда годом раньше Клеопатра находилась в изгнании, — ее возвращение в роли будущей матери означало, что ее силы могли бы соединиться с силами быка и вызвать разлив в полную мощь и таким образом принести изобилие стране, все еще охваченной кризисом.

Когда испробовали все средства — от лунного света до одурманивающих дымов благовоний, — птолемеевские жрецы стали прибегать к таинственным источникам магии, чтобы оказать воздействие на окружающий мир. Взывая к греческим, персидским, иудейским и вавилонским богам и духам громкими звуками и чтением труднопроизносимых текстов с ограждающих храм стен, они сжигали магические фигурки в печи храма. Согласно одному древнему источнику, в этих печах алхимики пытались превратить простой металл в золото, как это делали Клеопатра и ее жрецы-философы. Царица и жречество пытались обратить тайную магию во благо Египту.

Пшеренптах III, вероятно, устроил такой же официальный государственный прием для Цезаря и Клеопатры, какой он раньше устраивал для Авлета и его царедворцев, напомнив всем, как «прибывшие тогда на праздник всех богов и богинь вкушали еду и приятно проводили время»[239]. Гости, несомненно, ели на золотых и серебряных тарелках, специально изготовленных по такому случаю ремесленниками Мемфиса, и прием проходил в обстановке, схожей с описанной ниже: «Убранство зала отличалось элегантностью и пышностью. Мозаичный пол был выложен ляпис-лазурью и бирюзой. Там стояло много мебели, застеленной великолепным полотном. Столы ломились от яств и большого количества золотых кубков. В воздухе витал аромат фимиама и других благовоний»[240].

В юности Пшеренптах любил хвастаться, что он аристократ по происхождению, имеет все, чего душе угодно, и у него целый гарем красавиц. В дальнейшем в браке с Таимхотеп из Летополя он не смог родить сына, который стал бы его наследником[241]. Не исключено, что Цезарь и Клеопатра спали в инкубационных камерах Саккары; по поверьям, настенная живопись в них и фигуры богов плодородия помогали супружеским парам. Или же они могли провести ночь в храме Птаха, как некая бездетная жена жреца. Согласно одной из птолемеевских легенд, ей было видение, что она должна дать мужу арбузного вина, и тогда получит его семенную жидкость. Позднее арабские фармацевты рекомендовали корень этого растения как сильнодействующий афродизиак и стимулятор сперматогенеза. В конце концов Таимхотеп и ее муж обратились с мольбами к Имхотепу, «дарующему сына тому, у кого его нет»[242]. Во сне Пшеренптаху было видение, что он должен поставить новую статую Имхотепа в его святилище в Саккаре.

Святилище подверглось переделке, после того как Клеопатра дала «добро». Сама она, вероятно, посетила Саккару двумя годами раньше, когда хоронили быка Аписа. Сейчас она могла прибыть сюда с Цезарем осмотреть гробницу матерей Аписа, силой которых она также обладала, и, конечно Серапейон, где хоронили быков Аписов. В честь священных духов как коров, так и быков воздвигались позолоченные стелы и статуи: по велению птолемеевских предшественников Клеопатры устанавливались статуи животных из серпентина и известняка и скульптурные изваяния и их самих в бывшей усыпальнице Александра, чтобы продемонстрировать царское присутствие в наиболее важных для династии местах.

Наконец гости покинули Мемфис. По ходу движения вверх по реке силуэты пирамид Дахшура, Мазгуны, Лишта и Медума появлялись на горизонте справа на западном берегу, долина же постепенно сужалась. Рощи благоухающей мимозы уступили место Афродитополю, городу Хатхор-Афродиты и ее священной коровы Хесат, чьи жрецы гордо заявляли: «Знайте, что Хесат — это Исида!» Клеопатра, как земное воплощение Исиды, наверное, совершила священные ритуалы в Афродитополе.

Дальше внимание четы мог привлечь противоположный берег реки, где небольшой рукав Нила, ответвляющийся в сторону обширного Фаюмского района (переименованного в Арсиноитский ном) вокруг озера Моэрис. Первые Птолемеи, используя методы мелиорации многотысячелетней давности, создали около пятисот квадратных милей дополнительной сельскохозяйственной земли, способной производить огромное количество зерна, бобовых и винограда. На гостей особое впечатление произвела обработка земель в этом номе, «ибо он один только обсажен большими, зрелыми оливковыми деревьями, приносящими отличные плоды»[243]. Достижения Птолемеев в Фаюме не оставили равнодушным Цезаря, который подумал, что осуществление такой программы в Риме могло бы способствовать обеспечению города зерном и избавило бы от необходимости ввозить заморское.

Тем не менее Фаюм, как и другие районы Египта, пострадал из-за низкого уровня разлива реки в течение нескольких лет подряд. В результате заболачивания повысилась заболеваемость малярией. В медицинских текстах, где давалось описание страданий людей от приступов лихорадки, в качестве единственного лекарства рекомендовался дорогостоящий импортный черный перец. Поэтому Клеопатре как земному воплощению Исиды нужно было дать почувствовать людям в Фаюме свое присутствие, как она это сделала вначале своего царствия, когда ее, еще не твердо стоявшую на ногах, изображали в одежде фараона, подносящей дары Исиде. Сейчас же Клеопатра появилась в одежде самой Исиды рядом с главным божеством этого края, богом-крокодилом Себеком, в своего рода двойном действии, при котором присущие ей качества уравновешивались божественными функциями Себека как «Пнефероса», «того, кто пригож лицом». Греческие гимны в честь Исиды, ее супруга-крокодила и их малоизвестного сына Аноеса, вероятно, были специально написаны египетскими жрецами к визиту их беременной царицы и сопровождающих лиц. Предполагают, что в это время по инициативе Клеопатры в Северном Фаюме начался новый строительный бум, и, судя по тому, что из царской казны продолжали поступать средства на похороны крокодилов, часть денег отпускалась и на фаюмских, считавшихся региональным эквивалентом быка.