Воспоминания о походах 1813 и 1814 годов - Андрей Раевский

В Любеке считается до 3300 домов и с лишком 30 тысяч жителей. В городе всего только пять церквей, из которых соборная, с принадлежащими к ней владениями, есть независимая собственность епископа Любского. В приделе сего храма отправляют католики свое богослужение. В Любеке мало предметов, достойных внимания путешественника. Церковь Св. Марии удивляет огромностью своего купола и астрономическими часами, которые утверждены на возвышенной арке. В полдень при игрании музыки выходят из внутренности оных 12 апостолов довольно большого роста и, сделав один круг, возвращаются в те же двери. Аллегорическая пляска мертвых смешна и даже отвратительна, по приготовлениям церковных служителей я надеялся видеть что-нибудь необыкновенное. С шумом и скрипом отворилась железная решетка – и я увидел себя в танцевальном собрании. По стенам комнаты сделаны колоссальные, самой дурной работы изображения всех званий, на земле существовавших; смерть, в виде скелета, в самом страшном образе, изволит забавляться с королями, солдатами, купцами, царицами и прачками всеми родами танцев и плясок. Не знаю, что хотел изобразить художник этой странной, ни со вкусом, ни с рассудком несообразной картиной. Если он имел в предмете напугать суеверных старух, то, может быть, успел в своем намерении, но просвещенный человек не найдет здесь никакой пищи воображению. Смерть привыкли мы всегда представлять страшилищем, следовательно, изображение ее не может удивить нас, но чтобы смерть была охотница до танцев, это, правду сказать, мысль новая и счастливая. Не печальтесь, кажется, говорит она любопытным посетителям храма Св. Марии в Любеке, не печальтесь, друзья мои, о разлуке с жизнью, и на том свете вам не будет скучно. По моему мнению, даже лубочные изображения страшного суда, которыми изобиловал прежде Спасский мост в Москве, имеют гораздо более нравственной пользы. Злодей, взирая на огромные котлы кипящей смолы, на различные роды казней, за различные преступления назначенных, может обратиться иногда на путь правый.

В ратуше этого города хранится архив союза Ганзеатического. С любопытством старался я узнать подробности этого древнего, столько веков существовавшего общества. Странным казалось мне, что горсть купцов располагала по произволению торговлей Европы, не раз сами короли прибегали под их защиту и покровительство: возвышение Густава Вазы, падение тирана Дании Христиерна II, многочисленные флоты, владычествовавшие на морях Балтийском и Северном, служат доказательством прежнего могущества и славы вольных городов.

Неизвестно, когда основался первоначально союз этот, но уже в 1170 году Любек был в числе городов союза Вандальского (так назывались все вольные города, между рекой Одером и Эльбой лежащие). Слабый, худо населенный, сделался он вскоре добычей властолюбивых королей Дании. В царствование Волдемара II Любек, совершенно опустошенный пожаром, благотворительностью и щедростью этого государя, возник из пепла в новой красоте и величии, но жажда свободы восторжествовала над благодарностью вольных граждан: при несчастном положении дел Волдемара они первые обратили орудие против Дании – и, получив прежнюю независимость, заключили в 1241 году тесные, дружественные связи с Гамбургом и Бременом. Тогда союз этот сделался известен под именем Великой Ганзы. Более 80 городов участвовали в оном. Для распространения торговли основали они еще в 1198 году Ригу, Ревель и Нарву, потом учредили конторы в Новгороде (для России), в Бергене (для Норвегии), в Лондоне (для Англии) и в Антверпене (для Голландии). Везде имели они своих поверенных и властвовали самодержавно над кошельками Европы. Из числа знатнейших имперских городов были: Любек, Гамбург, Стральзунд, Брауншвейг, Магдебург, Данциг, Рига и множество других.

Но Любек всегда удерживал первенство: он был блюститель законов; он располагал всеми сообщениями чужеземными; в стенах его собирались послы от других городов Ганзеатических; все деньги, архивы, обществу принадлежащие, хранились в его ратуше. Слабость Дании, мятежи и безначалие, раздиравшие Германию, способствовали распространению власти купцов; но беспрестанные происки и зависть одного вольного города к другому, ослабив общие силы, были причиной уничтожения союза в половине XVI столетия. Только три города: Любек, Гамбург и Бремен – сохраняли слабую тень прежней свободы; наконец, честолюбивый Наполеон осчастливил их присоединением к великой своей империи, удостоил назвать все эти области Департаментом Устья Эльбы. Вот краткая и, кажется, самая верная история союза Гензеатического.

С горестью рассказывали мне жители о несчастном отступлении Блюхера в 1807 году из этого города. Признаюсь, что я не желал бы пользоваться той славой, которая обессмертила имя Давуста в этой стороне Европы. Никто не говорит о нем без содрогания и ужаса. Теперь отличается он в стенах Гамбурга. Я видел тысячи изгнанных им граждан, едва имеющих чем прикрыть наготу свою; без человеколюбивой помощи Любека преждевременно ждала их ужасная, голодная смерть. Если не ошибаюсь, то в госпиталях этого города помещалось их до 10 тысяч. При этом случае не могу не упомянуть с сердечным, сладостным удовольствием о благородном патриотизме здешних дам. Женщины и девушки всех состояний беспрестанно заняты были работой, которая в назначенные дни продавались с публичного торга в пользу несчастных гамбургцев. Само собой разумеется, что цена этому товару была невероятно велика. Иностранные, а особенно русские офицеры немало способствовали ее возвышению. Картины, кошельки, корзинки, цепочки, шитье – одним словом, произведения всех рукоделий доставляли весьма значительное вспоможение бедным. Кажется, впрочем, что красота и любезность работавших определяли и цену работ их: картинка или кошелек красавицы без сомнения продавались в десять раз дороже…

Во время пребывания моего в Любеке имел я случай познакомиться с некоторыми шведскими офицерами. Я ожидал найти в них пылких, чувствительных потомков храбрых скандинавов, и нашел молчаливых, хладнокровных сынов снежных утесов Севера; даже немцы несравненно приветливее и рассеяннее. Жители здешние, особенно женщины, познакомясь со шведами, стали еще более любить веселых, беззаботных русских. В гарнизоне этого города находилось три полка из армии наследного принца, в том числе один, вновь сформированный из пленных французов, итальянцев и испанцев: он называется Королевским шведским полком. Смешение людей различных народов производит частые ссоры и беспорядки. Я сам был свидетелем ужасной развязки весьма неприятного приключения. Несколько пьяных испанцев сделали шум в доме одного обывателя; ни просьбы, ни убеждения не могли их успокоить: хозяин нашелся принужденным позвать патруль того же полка, и 15 вооруженных французов не могли сладить с пятью испанцами, которые защищались только ножами. Наконец эти последние, ослабев от долговременного сражения, зарезав, однако ж, двух человек, должны были покориться. Из них один только был ранен. Происшествие это наделало много шуму в городе; наряжена была великая комиссия, которая осудила двух главных виновников к смерти. Жители весьма недовольны, что казнь совершалась на городской площади, которая находилась в нескольких от меня шагах. Любопытство побудило меня взглянуть на это горестное зрелище. Преступники вышли из соборного храма, где, как я сказал уже выше, есть католическая церковь. Не в дальнем расстоянии оттуда поставлены были два стула; 12 солдат с заряженными ружьями были уже готовы: дружески обнялись несчастные, – я не мог смотреть более, побежал в свою квартиру не оглядываясь, – слышал несколько выстрелов… все кончилось, подумал я. Не могу описать чувств моих. Без сомнения злодеи эти были достойны жесточайшего наказания; но тысячи мыслей, страшных, непонятных, волновали душу мою…