Нестандартное лицо - Лариса Теплякова

– Ты видела на Карибах оцелота? – почти серьёзно спросил Ингу Игорь.

– Нет, там было не до него! А оцелоты, если и водились в тех местах, то, конечно же, прятались от нашей голодной, шумной компании куда подальше, – сказала Инга.

– А давай пойдём в Зоопарк и вместе на него поглядим!

– Давай! А мы его узнаем?

– Постараемся. Там должны быть таблички рядом с клетками.

– А ты давно там не бывал?

– Давненько! Пожалуй, со школьных лет.

– И я тоже.

Встретились в центре, и в Зоопарк поехали на метро – так быстрее. Инга повязала шёлковый платок каким-то замысловатым дизайнерским узлом, надела модные тёмные очки, и в таком камуфляже без проблем добралась до цели. Как только миновали входные ворота, она скинула лишние аксессуары и обрела свой обычный вид. Инга пыталась рассматривать животных, а люди с интересом поглядывали на неё. С разных сторон слышался назойливый шепоток: «Вон, вон, Торрес пошла! Смотри, смотри, та самая!»

– И как с тобой появляться в людных местах? – усмехнулся Игорь. – Кто на кого смотрит? Ты привлекаешь внимание не меньше зверушек!

– Как в басне – по улицам слона водили, как будто напоказ! – Инга подтрунивала над собой. – Ты меня вывел на потеху публики. А оцелота что-то не видно.

– Сейчас узнаем, где притаился этот замечательный зверь! – весело заверил Игорь.

Он подошел к сотруднице и задал вопрос об оцелоте. Оказалось, что такого животного в Московском Зоопарке нет и не было. Но можно посмотреть на рыжую рысь – она тоже из семейства кошачьих, и так же грациозна. А настоящие оцелоты содержатся только в Новосибирском Зоопарке. Они редки как на воле, так и в неволе. Этих милых кошаков давно занесли в Красную Книгу, как исчезающий вид. Оцелотов безжалостно отлавливали, попутно вырубая леса. Ведь зверьки отсиживались в дуплах деревьев. Миловидных оцелотов истребляли ради их шикарного меха – на дорогие шубы.

Выслушали печальную историю, и отправились смотреть рысь. Однако своенравная дикая кошка сладко спала, и не желала демонстрироваться. Игорь и Инга полюбовались её пятнистым мехом, и пошли искать обезьян. Путь к мартышкам предстоял неблизкий, в другую, отдалённую часть огромной территории. Пока кружили между вольерами, начался сильный дождь.

Искали оцелота – обнаружили рысь. Пробирались к обезьянам – попали под мощный ливень. Ни зонта, ни плаща не было, и потому пришлось спасаться бегством. Взявшись за руки, поспешили к станции метро. Вокруг мелькали всполошённые родители с упрямствующими детьми, качались цветные купола зонтов, удивленно взирали из сухих клеток звери и кудахтали на разные голоса птицы у пруда. В поле зрения смешались все – люди, звери, львы, орлы и куропатки. Розовые фламинго хлопотливо перебирали тонкими трепетными ножками, жались друг к другу насупленные пеликаны, а вокруг них пузырилась вода. Воды вдруг стало очень много, и она уже струилась вдоль тротуаров грязными бурливыми потоками.

Инга поспешно навертела на голову свой пёстрый платок, но очки пристраивать на мокрое лицо не стала.

– А куда мы едем? – спросила она, зябко прижимаясь к Игорю, словно мокрый пеликан.

– Ко мне домой, это рядом, – ответил Игорь.

«Свершилось!», – прострелила мысль. – «Вот уж не думала, что явлюсь к нему в гости в таком жутком, плачевном виде». Ей хотелось узнать, кто ещё может оказаться у Игоря дома, но она не решилась спросить. Капризничать и расставаться с Игорем она не стала.

Погода продолжала бесчинствовать. От метро тоже бежали бегом – шлёпали прямо по лужам. В подъезде с них обильно капало, и на широкой мраморной лестнице оставались мокрые разводы.

Игорь жил в старом добротном доме, отстроенном в стиле сталинского ампира. Он открыл ключом массивную дверь квартиры и ввёл Ингу в просторную прихожую. Потом он включил свет, и они оба отразились в роскошном огромном зеркале.

– Нужно срочно в горячий душ! Снимай всё! – скомандовал Игорь вполголоса.

Она посмотрела ему в глаза, и оба поняли что-то очень важное. Они разоблачались, избавлялись от мокрых пут, помогая друг другу – она ему, он ей. Сплетались руки, куда-то падала одежда, он целовал ей волосы, шею, увлекал за собой. Она повиновалась и податливо шла за ним, чувствуя, как внутри часто-часто колотится встревоженное сердце. Оба уже осознавали, что иначе и быть не может, что уже невыносимо терпеть телесное напряжение и воздерживаться. Желание захлестнуло обоих. Они содрогались от озноба, возбуждения и толчков вожделения.

В душевой кабине их обволокло влажным теплом. Тела разнежились, дрожь унялась. Движения сделались мягче и спокойнее.

– Я так давно хотел тебя, но не знал, как подступиться, – тихо признался Игорь. – Ты ведь телезвезда, модель и всё такое…

– Ну, что такое, что я? – полушёпотом спросила Инга и сама поцеловала его легким, беглым поцелуем в щёку, в шею, между лопатками.

Он едва слышно простонал от удовольствия.

– Думаешь, телезвезды не женщины? Да и какая я звезда? Это случай, просто случай. Так вышло, так совпало. А на самом деле я обычная женщина из плоти и крови, – счастливо бормотала Инга. – Я сама ждала, когда ты осмелишься, когда всё произойдёт… Ждала и боялась.

– Чего боялась?

– Тебя. Себя. Но сейчас мне хорошо и радостно. Я избавилась от мучительного напряжения.

– Тебе хорошо со мной, это правда?

– Да, да, да! Мне хорошо, как никогда в жизни!

Он целовал ей грудь, бёдра, колени, упругие ягодицы, он опускался и смотрел снизу вверх на её запрокинутое лицо, а потом снова поднимался и целовал в губы. Волна наслаждения накрывала обоих, взмывала снизу вверх, растекалась внутри тел, захватывая каждую клеточку. Пар клубился облачками, головокружительно пахло чем-то ароматным. Пространство вибрировало, пол раскачивался. Фантазии сплелись с реальностью. Инга изгибалась в руках Игоря и опять летела над Москвой вместе с ним – нагая и счастливая. Творилась мистика. Булгаковщина.

Ей было так хорошо, так сладостно, как бывает лишь иногда, очень редко, почти никогда. Такие дни не повторяются вновь, даже если люди остаются вместе навсегда.

Потом они плотно завернулись в большие махровые полотенца и отправились обследовать квартиру. Комнат было четыре. Высокие потолки, величавые окна, просторные помещения. Игорь коротенько рассказывал ей историю своей семьи.

– Когда-то эта квартира была коммунальной.

– А ты уже был, родился, жил здесь? – Инге всё было интересно знать о нём.

– Да, я был маленький, и мы с соседскими детьми катались по этой прихожей на трёхколёсных велосипедах, – вспоминал Игорь.

– Места много, есть, где разгуляться!

– Нам, детям, было очень весело! А потом соседи получили отдельную жилплощадь, а эту оставили моему отцу. Он к тому времени стал большим начальником в строительном тресте. Коммунальное содружество кануло в прошлое. Но наши семьи поддерживают добрые отношения, особенно родители.

– А кто же теперь здесь живёт?

– Я один живу.

– А где твои родители? – удивилась Инга.

– Они перебрались в квартиру бабушки. Она двухкомнатная. А эти хоромы оставили мне – на вырост! – усмехнулся Игорь. – Так сказала мама. Но мне одному эту жилплощадь некогда осваивать. Я обретаюсь в двух комнатах. А две другие простаивают.

– Там нет привидений? – пошутила Инга.

– Пойдём, поглядим. Может, уже завелись.

В нежилых комнатах пахло тёплой пылью и тайнами прошлых лет. Мебели стояло мало, и она вся была старомодная, как из кинофильмов прошлых лет. На стенах висели чёрно-белые фотоснимки в резных деревянных рамочках. Какие-то красавицы в газовых накидках, в платьях колоколом, а с ними кавалеры в мешковатых брюках и дети в штанишках с помочами.

– И выбрасывать жалко, и держать всё это старьё бессмысленно, – смущённо сказал Игорь. – Руки не доходят, чтобы разобрать эти шкафы, оставить самое ценное, а остальное просто выкинуть.

– А если мебель отреставрировать, подновить? – предположила Инга. – Это же здорово, как ретро-музей!

– Возможно, ты права. Но этим делом надо основательно заниматься. А мне всё некогда.

– Фотографии удивительные, рамки кружевные просто! – восхищалась Инга.

– А, это отец мастерил! Он занимался резьбой по дереву, выжиганием, выпиливанием. Так, для души, баловался, нервы после работы успокаивал. Ну, и я рядом с ним крутился, когда школьником был, – пояснил Игорь. – Отец делал рамки и вставлял старые фотографии. Чего тут только нет! Мои детские книги, мамины модные журналы, подшивки «Огонька». На мой взгляд, самая полезная здесь вещь – это проигрыватель. Я иногда прихожу посидеть, послушать виниловые диски. В этих шкафах хранятся пластинки времен молодости моих родителей. А, может, и даже более ранние, бабушкины. Они под них танцевали, представь! Говорят, такие пластинки опять в моде у меломанов. А самое ценное из всей посуды – агитационный фарфор. Такие забавные тарелки с серпами, звёздами и молотками. Производство Дулевского завода, двадцатые годы прошлого уже века. Им уже скоро в обед сто лет! Подожду ещё годиков пятнадцать и выставлю на аукцион. Так что я счастливый владелец раритетов, как видишь! Одним словом, здесь моё потаенное убежище души, моя холостяцкая нора. Я сюда не всех пускаю.