Моё настоящее имя. Истории с биографией - Людмила Евгеньевна Улицкая

Может, дело в них и было. Только вскоре Нефедов умер. “Сердце не выдержало”, – пожав плечами, сказал врач. Хотя чего, казалось бы, ему было выдерживать.

Ангел жил в Стёпкином доме сам не свой, не умея ничего поделать ни со своей, ни со Стёпкиной жизнью. А когда после смерти Нефедова дом продали, Ангел исчез, будто его и не было. Никто его не искал, потому что никому про него известно не было.

Только однажды маленькая дочь Васьки-скотника, про которую говорили, что умна не по годам, спросила отца: “Пап, а ангелы хромыми бывают?” “Ангелов нет”, – строго ответил Васька.

– Странно, я одного видела. Хромого…

Куклы и ангелы Марии Васильевны

Лежит старуха Мария Васильевна на двуспальной кровати, когда-то супружеской, но давно уже вдовьей, и размышляет об ангелах: в детстве она видела одного маленького, чуть больше спичечного коробка, он играл с ней вместе в куклы, которых бабушка шила из остатков своей портняжной работы. Куклы были мягкие, начиненные обрезками серого ватина, заправляемого бабушкой между пальтовой тканью и шелковой подкладкой. В ее тронутом распадом сознании они несколько перемешались – у кукол как будто прорезались крылышки, а ангелы не в белых перьях, а в пестрых юбочках. Но ангелы и куклы не играют в совместную игру, а как будто ссорятся, делят между собой какую-то штуковину вроде длинной коробочки. Мария Васильевна пригляделась своими подслеповатыми глазами и узнала в этой странной штуковине себя самою, молодую и сильную, отбивающуюся руками и брыкающую ногами.

– Не хочу к куклам, хочу к ангелам, – сказала Мария Васильевна. И теплый ветер как будто понес ее в ангельскую сторону, и они ее приняли в свой зыблющийся под ветерком круг. А в доме поднялась суета: звонят по телефону, вызывают скорую помощь, участкового врача… Не надо! Ничего не надо! Лежит Марья Васильевна и улыбается.

Третий поступок

Ангелы, которых статистика, вообще говоря, не интересует, тем не менее знали, что есть три процента (некоторые полагали, что семь), которые совершают поступки, из-за них-то и происходят все лучшие (и худшие!) события в мире. А прочее большинство людей живут, не совершая никаких поступков! К редкой породе совершающих поступки относилась девочка Женя Резникова, которая свой первый сильный поступок совершила в семь лет, собственноручно отрезав косу, которую ее мама, человек более традиционных взглядов, заботливо отращивала у дочери к ее поступлению в первый класс. Как раз накануне первого школьного дня, 31 августа, семилетняя Женя и отхватила под корень свою уже вполне приличную косичку.

Второй поступок был менее значительный, но более преступный: она подарила подруге Люсе на день рождения подсвечник с пианино, никого об этом не спросив. Кончилась эта история ужасным образом: мама велела вернуть подсвечник на место, и эти минуты, когда она просила отдать ей ее подарок обратно, она запомнила на всю жизнь как самые стыдные.

Третий ее поступок был последним: было довольно холодно. Детей не выпускали гулять, но решительная Женя тихонько натянула шубу и выскользнула во двор. Там никого не было, и Женя пошла в Тимирязевку, где всегда кто-нибудь да был. И на этот раз, дойдя до пруда, она увидела, что хотя людей там нет, но была собака, бедолага – она забралась на середину пруда, и тут треснул лед, и она оказалась на большой льдине, отрезанной от берега. И Женя прямо в пальто кинулась спасать собаку. Она почти поплыла, но пальто мгновенно намокло и потянуло ее вниз.

Вместо героического получилось нечто трагическое: Женя утонула вместе с собакой. Икон в собачьем обиходе, в отличие от человеческого, нет, но если бы были, то непременно в каждой псарне в углу висела бы икона святой Жени-собакоспасительницы и собаки Гаврика. Но ангелы Женю и без иконы почитают, особенно ангел по имени Рох, покровитель домашних животных.

Прогулка на кладбище

Слегка подломанная лавочка еще держалась, хотя покачнулась, когда на нее сели две старухи.

– Эти новые рабочие еще хуже старых, – заметил тихо Итур Второй.

– Не думаю, – отозвался Абдил. – Которые работали в прошлом веке, тоже никуда не годились.

Старушки продолжали свою беседу, ангелы устроились на ветках над их головами и вздремнули.

– В шестьдесят втором, нет, в шестьдесят третьем в сентябре, – начала свой рассказ Мария Васильевна, старушка простоватая, не по сезону тепло одетая, с пуховым платком на плечах и в обрезанных валенках, – нам дали путевки в санаторий, горящие были, прямо с завтрашнего дня, и я собралась сразу, покидала в чемодан все вещи, и на поезд. И поехали мы с Мишей в эту самую Зеленую Поляну…

– А мы в самые Карпаты в восьмидесятом в санаторий ездили… – перебила Мирра Львовна. – И не по профсоюзной путевке, а в министерстве дали, в виде награды.

– Вы в Карпаты в восемьдесят первом ездили, у меня открыточка от Миши от того времени сохранилась, – заметила Мария Васильевна.

– И правда, правда, в восемьдесят первом, – подтвердила Мирра Львовна. – У Миши уже диагноз был!

– Ох уж этот диагноз! Маруся Воронежская сразу сказала: врачам не верьте, им только денег давай, – и сделала тогда Мише первый травный настой. И он на нем два года продержался.

– Ну да! Продержался. Не на том настое, а на химиотерапии. Врачи из пятьдесят второй больницы ему поначалу очень хорошо метастазы остановили.

Мария Васильевна хотела возразить, но сама себя остановила: спорить с Миррой Львовной было бесполезно, она никаких возражений не принимала и всегда стояла на своем до последнего. Они помолчали, каждая вспоминая свое, потому что все было в их жизни разным – происхождение, воспитание, образование, – и только в одной точке их биографии сходились, в графе “Семейное положение”: обе они в разное время своей жизни писали “замужняя” и ставили фамилию мужа Хенкин.

Но прошло уже двадцать лет, как Михаил Абрамович Хенкин умер, детей после себя не оставив. Была только племянница Зиночка, которой он помогал с тех пор, как Зиночка в отроческом возрасте осиротела…

Зинаида обладала от рождения могучей энергией, была первой драчуньей во дворе, потом первой отличницей в школе и к любому делу, за которое бралась, охладевала сразу после того, как побеждала соперников. Как будто не само по себе дело ее интересовало – школьная стенгазета, конкурс сочинений, дипломная работа в институте, – а только победа в соревновании. Ей нравилось быть в любом деле первой, и только в семейном строительстве происходили