Дырка для ордена; Билет на ладью Харона; Бремя живых - Василий Звягинцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я все–таки рискну…
— Дело хозяйское. Здесь свободная страна. Я предупредил. Такси проще всего поймать там, — он указал дубинкой направление. — Проезд до Брайтона стоит примерно десять долларов.
Толпу молодых, громко галдящих, улюлюкающих и хохочущих нарочито противно негров, человек в пятнадцать, он увидел уже за вторым перекрестком на параллельной улице. Нормальному человеку еще хватило бы времени добежать обратно, под защиту копа, но Сергей, не меняя шага и держа руки в карманах, продолжал идти прямо на предполагаемого противника.
В случае чего, половину из них он мог раскидать и покалечить еще до того, как они сообразят, что происходит, а вторую половину — сразу после. Тем более, в карманах у него дареный «Адлер», и, по принципу аутентичности документов граждан «свободного мира», полученное в Израиле разрешение на хранение и ношение считалось действительным и здесь.
Его заметили и с радостными воплями двинулись навстречу, привычным образом перестраиваясь в линию вогнутого полумесяца, охватывающего капитана с флангов.
Местного жаргона, да еще и основанного на дико исковерканном афро–английском, Сергей практически не понимал, но сами намерения уличных хулиганов были ясны. И манеры поведения почти не отличались от таких же у лиговской или марьинорощинской шпаны лет десять–пятнадцать назад.
Зато Тарханов сызмальства обладал одним полезным в уличных разборках свойством — когда он приходил в состояние боевой алертности[28], противник это сразу ощущал. Подкоркой или спинным мозгом.
Правило сработало и здесь, подтверждая, что все люди — братья.
Сблизившись шагов на десять, обитатели трущоб сообразили, что тут что–то не то. Белый парень в расстегнутой куртке, законная и беззащитная жертва, повел себя неправильно. Он чуть сбавил шаг и громко произнес:
— Хай, парнишки. Вы с той стороны идете? Не видели, на стоянке хоть одно такси дежурит?
Произошло некоторое замешательство. Одни вообще смолкли, другие загомонили между собой. Наконец самый сообразительный, скорее всего — главарь, решил что–то делать.
— Хо–хо, братишка. Ты, наверное, забрел к нам по ошибке и теперь не знаешь, как спасти свою задницу? Так мы тебе поможем. Давай сто долларов, и мы тебя под ручки отведем к машине. Чтобы еще кто–нибудь не обидел. Тут ведь мало таких джентльменов, как мы…
Толпа взорвалась очередным приступом хохота и воя.
Дальнейшая диспозиция понятна. Стоит ему достать бумажник, и свора его стопчет, отнимет деньги, вывернет карманы, хорошо, если обойдется без ножа под ребра.
— Идет. — С многообещающей улыбочкой, глядя прямо в глаза главарю, Тарханов вытащил из кармана пистолет, переложил в левую руку, направив ствол ему в живот, а правой полез в нагрудный карман.
— Вот тебе двадцатка. На пиво хватит. Один твой приятель проводит меня до такси, а остальные — шлепайте своей дорогой. Лучше в сторону метро. И если увидите по пути моего приятеля, он что–то приотстал — с него возьмете остальное. Хоп?
Парень смотрел на него, будто бы не совсем понимая, что происходит. В его районе никто с ним так не разговаривал. Даже свои, черные, предпочитали не связываться, а тут вдруг чужак, белый. Но пистолет у него в руке выглядел крайне убедительно, а выражение лица не оставляло сомнений в том, что стрелять он будет не задумываясь.
Но шанс сохранить лицо перед своими оставался.
— Га–га–га! А ты мне нравишься, братец. Давай твою двадцатку. Боб, проводи его до такси. Да посади в хорошую машину. А как выглядит твой приятель, мы не обознаемся?
— Если увидишь человека, который торопится от метро в этом направлении, — значит, это он. Спросишь: «Ты ищешь моего белого друга? Гони восемьдесят баксов». И все… Сразу не поймет — объясни. А я тороплюсь.
Тарханов свернул в указанный переулок, и тут же сопровождающий Боб, мальчишка лет семнадцати, отлетел в сторону, получив жестокий удар по голове чем–то вроде резиновой дубинки, и распластался без звука рядом с выставленными на проезжую часть мусорными баками. Сам же Сергей, схваченный за воротник необыкновенно мощной рукой, почти влетел в щель между домами, почувствовав, как к голой шее прижался холодный металл.
Ничем, кроме пистолетного дула, это быть не могло.
В первую секунду он подумал, что попался на уловку обиженной им местной шпаны, однако тут же эта мысль его оставила.
— Вот и добегался, фраер, — примерно так он перевел сказанную ему в ухо сочным баритоном английскую фразу. — Ну, побегал, и хватит. Утомил ты нас…
Надо же! Выходит, все его уловки оказались ни к чему, и попался он действительно как последний фрайер.
Но как, каким образом его выследили после всего, что он проделал, и как враг оказался впереди него и даже успел сесть в засаду, Тарханов понять не мог.
Тот, кто упирал ему в шею пистолет, был явно на порядок сильнее его. Капитан его не видел, но чувствовал и силу рук, и просто исходящую от массивного тела за спиной грубую мощь. Словно он попал в объятия гориллы.
Но зато горилла была одна. Это тоже чувствовал Тарханов. Интуитивно. Да и практически — был бы тут кто–то еще, уже подбежали бы, с криками или молча, начали шарить по карманам, бить или просто тащить куда–то.
Этот же, взяв его голыми руками, сам оказался в положении мужика, поймавшего медведя.
Сергей повел головой в сторону. Осторожно, чтобы не вызвать ненужной реакции.
Так и есть. Сзади и справа стоит машина с погашенными фарами. А больше вокруг никого.
— Чего тебе нужно? — слабым, с дрожью голосом спросил Тарханов.
— Тебя и нужно. Сейчас поедем, там остальное объяснят. Медленно и спокойно заведи руки за спину.
На это капитан не имел возражений.
Спросил только:
— Вы не ошиблись? Я просто израильский инженер. Заблудился в подземке. Хоть у полицейского на входе спросите. А денег у меня с собой триста долларов. Бумажник в левом кармане…
— Почеши себе задницу битой бутылкой (по–русски это означало примерно — «не гони порожняк»).
На левом запястье капитана защелкнулся браслет наручников. Этого он и ждал. Второй–то браслет и цепочка в руке «гориллы»…
Только спинных мышц жалко.
Он стремительно присел и, выпрямляясь, крутнулся штопором, как балерина, выполняющая невероятное фуэте.
Получилось здорово.
В смысле — хряск девяностокилограммового тела по брусчатке прозвучал убедительно. При всей его силе парню не хватило реакции не только вовремя разжать пальцы, но и вообще что–либо сообразить.
На третьей секунде Тарханов, впечатав в лоб «гориллы» рукоятку его же пистолета, уже отъехал от места происшествия на странно маленьком для такого человека «Форде».
Что делать дальше, капитан пока не знал.
Если его так лихо просекают в любой позиции, значит, или на нем самом сидит мощный радиомаяк, или за ним гоняются сотни классных филеров сразу.
— И все равно русского капитана без хрена не съешь! Сам подохну и вам жизни не дам, — почти прокричал он, надеясь или не надеясь, что в машине работают микрофоны. В любом случае — для самоуспокоения.
Совершенно диким образом крутясь по улицам Нью–Йорка, он остановился, наконец, на абсолютно пустынном берегу океана.
Пусть его достанут и здесь, но хоть подходы открыты, а в случае чего «и шестнадцать патронов — не пустяк!». Плюс пистолет пленника.
Если к нему подоспеет подмога, держать врага на расстоянии до последнего выстрела, потом кончать этого, и вплавь…
«Горилла» давно уже очнулся, в полной мере испытывая чувства, соответствующие внезапно изменившемуся раскладу.
На самом деле мощный это был парень и аккуратный одновременно, подтянутый в смысле фигуры. Не грубый кусок бестолкового мяса. С достаточно интеллигентным лицом, со вкусом одетый.
В другой ситуации Тарханов не возражал бы иметь его в своем отряде.
А сейчас — враг. А с врагами поступают прежде всего — беспощадно. Исходя из их же предварительного замысла.
Чтобы привести неприятеля в должное состояние, Тарханов его же «кольтом» вмазал ему по губам. Плашмя, но так, что от зубов полетели острые крошки. И губы всмятку, конечно.
— Больно? Так это только начало. Ты что со мной хотел сделать? Отвечай, сволочь! — И ударил еще раз.
— Не бейте. Скажу. Только взять и отвезти по адресу.
— Зачем?
— Откуда я знаю? Приказали…
Капитан сел рядом, раскурил сигарету. Тишина вокруг стояла полная. Вода только поплескивала в ржавые сваи заброшенного пирса, пароходы коротко взревывали гудками вдалеке, где сиял огнями порт.
И никаких признаков возможной поддержки пленнику.
О чем Тарханов ему и сказал. Мол, нет тебе помощи и не будет. А появится — тебе же хуже. Сдохнешь самым первым из всех. Не в свои ты игры, пацан, ввязался. Думал, здоровый и сильный? Здешним рыбам твоя мышечная масса будет интересна. А с каким клиентом тебе дело иметь придется, не сказали? Ну, их и благодари. А кого, кстати? Адресок, имена, фамилии…