Варвар в саду - Збигнев Херберт

Наполеон Пейра в «Истории альбигойцев» определяет потери Юга за пятнадцать лет этой войны в миллион убитых. Другим исследователям цифра эта кажется завышенной, однако все соглашаются с тем, что страна была обескровлена. Хроники, как обычно, описывают смерть рыцарей и героев, но, следуя гомеровской традиции, равнодушно проходят мимо груд безымянных жертв.

Только перспективой окончательной гибели страны и смертельной усталостью можно объяснить то, что Раймунд VII, победитель Монфора, человек, не склонившийся перед королем Франции, в 1228 году подписывает в Мо договор, содержащий условия, какие обычно навязывают противнику, потерпевшему постыдное поражение. Суверен Лангедока не только принес присягу на верность Римской церкви и королю Франции, но и обязался бороться с ересью (особенно издевательским было обещание выплачивать по две марки серебра всякому, кто донесет на еретика). Было также постановлено разрушить стены Тулузы и тридцати других замков и передать королю большинство крепостей. Установлены были новые границы графства, причем от прежней территории осталась едва ли треть. Свою дочь Раймунд VII отдавал в жены брату Людовика IX{171} Альфонсу де Пуатье, а поскольку сына у графа Тулузского не было, это означало, что судьба Лангедока решена.

Торжественное скрепление договора присягой происходило в новопостроенном соборе Нотр-Дам в Великий четверг 1229 года. После победы над германским императором под Бувине{172} Капетинги{173} начали верить в свою миссию. Церемония во всех смыслах выглядела как унижение победителя Монфора и совершалась в присутствии молодого короля Людовика IX, королевы-матери, прелатов и народа Парижа. Легат Польши и Англии подвел Раймунда VII в одной рубахе и с веревкой на шее к ступеням алтаря, где его ждал кардинал-легат с розгой. «Горестно было смотреть, — пишет Гильом де Пюилоран, — как великого этого государя, который столь долго противостоял стольким народам, босого, в одной рубахе и штанах ведут прямиком к ступеням алтаря». Предание гласит, что граф, преклонив колени перед прелатом, разразился безумным смехом. Быть может, он вспомнил, как двадцать лет назад его отца вели под розгами к алтарю в Сен-Жиле. Когда он возвратился в Тулузу, там уже действовали комиссары короля и Церкви, вводя свое управление на землях, которые Раймунд VII утратил отнюдь не в сражении. Трубадур Сикар де Марвежольс горестно сетует:

Ai Toloza et Provensae la terra d’ArgensaBezers et CarcaseyQuo vos vi quo vos vei[69].

Кардинал-легат Ромен де Сент-Анж, королевский советник и один из вдохновителей договора, подписанного в Мо, собрал в Тулузе Синод, которому предстояло заняться методами борьбы с альбигойцами. Были приняты сорок пять принципов выслеживания, допросов и наказания еретиков. Так родилась инквизиция, ставшая куда более эффективным оружием, чем мечи крестоносцев, а ее развитие и влияние в будущем на другие организации в значительной мере превосходит описываемые события.

Установления, принятые съездом в Тулузе, вполне достойны того, чтобы привести их хотя бы частично:

«В каждом приходе епископы назначают священника и трех мирян (или же больше, ежели возникнет необходимость) с безупречной репутацией, которые обязуются неутомимо и неусыпно выискивать живущих в приходе еретиков. Они будут тщательно обыскивать подозрительные дома, комнаты, подвалы и даже самые сокровенные тайники. Обнаружив еретиков или же лиц, оказывающих таковым поддержку, предоставляющих жилье либо опеку, они обязаны предпринять необходимые меры, дабы не допустить бегства подозреваемых, и одновременно как можно скорей оповестить епископа, сеньора или его представителя».

«Сеньоры обязаны старательно выискивать еретиков в городах, домах и лесах, где оные встречаются, и уничтожать их укрытия».

«Тот, кто позволит еретику пребывать на своей земле — будь то за деньги или по какой другой причине, — навсегда утратит свою землю и будет покаран сеньором в зависимости от степени вины».

«Равно покаран будет и тот, на чьей земле часто встречаются еретики, даже если это происходит без его ведома, а лишь вследствие нерадивости».

«Дом, в котором обнаружат еретика, будет разрушен, а земля конфискована».

«Представитель сеньора, ежели он усердно не обыскивает места, на которые пало подозрение, что в них обитают еретики, утратит свою должность без всякого возмещения».

«Каждый может искать еретиков на землях своего соседа… Также король Франции может преследовать еретиков на землях графа Тулузского и наоборот».

«Hereticus vestitus[70], который сам отойдет от ереси, не может оставаться жить в том же самом городе или селении, если места эти почитаются пораженными ересью. Он переселяются в местность, которая известна как католическая. Обращенные эти будут носить на одежде два креста — один с правой, другой с левой стороны — иного цвета, нежели одежда. Им не дозволяется отправлять общественные должности и заключать правовые акты вплоть до восстановления в правах, полученного из рук папы или его легата, после соответствующего наказания».

«Еретик, желающий вернуться в католическую общину не по убеждению, а из страха смерти либо по какой другой причине, будет заключен епископом в тюрьму, дабы отбыть там наказание (со всеми мерами предосторожности, дабы он не смог склонить других к ереси)».

«Все совершеннолетние прихожане обязуются под присягой епископу блюсти католическую веру и всеми доступными им средствами выискивать еретиков. Присяга возобновляется каждые два года».

«Подозреваемый в ереси не может быть врачом. Когда больной получит от священника Святое причастие, следует старательно стеречь его и не допускать, чтобы к нему приблизился еретик либо подозреваемый в ереси, поскольку подобные визиты влекут за собой печальные последствия».

Поначалу инквизиция была в руках епископов и местного духовенства, однако оказалось, что местные священники не спешат с введением в действие этой жестокой машины. В 1233 году папа Григорий IX{174} передает инквизицию в ведение доминиканцев. С тех пор они подчинялись только папе, и только он один мог отменить вынесенные ими приговоры, что представляло собой важнейшее изменение и превращало инквизицию в автономную силу с огромными прерогативами.

Последовавшие правовые акты еще более ужесточили принятые в 1229 году положения Тулузского синода. Каноны Синода в Арле, в частности, постановляют, что тела умерших еретиков будут эксгумированы и сожжены на костре. Волна притворных обращений вынуждает инквизиторов использовать все более суровые предупредительные меры. Строятся тюрьмы, в которые до конца дней заключают всех тех, кто симулировал обращение в католичество. В 1243 году съезд в Нарбоне постановил, что никто не может быть освобожден из тюрьмы по причинам гражданского состояния (семейные обязательства, дети), а также по здоровью и возрасту. Явным отступлением от процедуры, принятой в римском праве, является постановление о том, что имена свидетелей не будут сообщаться обвиняемому. В делах о ереси допускаются показания преступников, соучастников преступления и людей, приговоренных к лишению чести. Не отметаются также свидетельства, мотивом которых являются желание причинить вред обвиняемому и явная к нему враждебность.

История сохранила имена двух первых инквизиторов. То были брат Пейре Сейла, сын богатого горожанина из Тулузы, один из первых сподвижников св. Доминика, и Гильем Арнаут родом из Монпелье. Оба взялись за дело с безмерной энергией, выразившейся в том, что сразу же после назначения заключили в тюрьму и почти тотчас произвели казнь Вигороса де Баконья, считавшегося главой еретиков в столице графства. Гильем Арнаут разъезжает по окрестностям, приводя людей в ужас своей бурной активностью, которая вызвала беспокойство графа. Раймунд жалуется папе на противозаконную процедуру инквизиторов: допрос свидетелей при закрытых дверях, отказ подозреваемым в помощи адвокатов, ведение процессов против умерших и нагнетание такого террора, что напуганные люди доносят на невиновных. «Они возбуждают страну, и в результате подобных злоупотреблений народ обращает свое недовольство на монастыри и духовенство».

На основании вышесказанного может возникнуть впечатление, будто инквизиторы располагали огромной силой, однако у этих двух доминиканцев никаких собственных средств и людей не было, и опирались они исключительно на помощь клира и светской власти. Лишь впоследствии им дано было разрешение иметь вооруженный эскорт, судебных помощников, нотариусов и присяжных, но свита инквизитора не должна была превышать восьмидесяти человек. Так что только огромной энергией, глубокой убежденностью в своей миссии и провоцированием мученической смерти можно объяснить развитие этого института.