Ферма - Дмитрий Резаев

– Он забыл добавить, что они сами решили, что все видят. У каждого из них якобы экстрасенсорные способности. Третий глаз, который позволяет им безошибочно определять, клон перед ними или человек. Людей они оставляют в живых, а клонов уничтожают. Это остатки «Оупс-крэкха», организации, которая настаивала на уничтожении клонов. Слыхали о такой? Они убийцы. Маньяки. Если им втемяшится в голову, что ты клон, так будь ты хоть трижды изначальным с тремя татуировками, тебя все равно порешат. Они здесь практически добровольно. Для них Карфаген – охотничьи угодья. Они презирают Охоту, которая идет лишь по окраинам. Им нужно быть в центре. Вы думаете, ВБС не знает о Трехглазых? Знает. Но пока они уничтожают клонов внутри Карфагена, все нормально: и клоны не размножаются, и угрозы обществу нет. Вот так. К тому же, урканцы ненавидят Трехглазых. К себе они не пустят их никогда.

– Почему?

– Говорят, они убили Пятно. А вы же знаете, как урканцы относятся к Пятнам.

– Вы сами-то верите в то, что наговорили? «Оупс-крэкх» уничтожали клонов, Трехглазые убили Пятно, – Харпер поднялся. – Вы, молодой человек, как выяснилось, еще очень мало знаете. Пятен не существует, по крайней мере пять тысяч лет. Если они вообще когда-либо существовали. «Оупс-крэкх» возникла в Южных штатах. Их эмблемой был не третий глаз, а сердце с надписью «не продается» внутри. То, что они убивали клонов, – выдумки ВБС. У вас здесь штатного психиатра нет?

– Так, – теперь над столом выросла фигура Макса, – психиатр у нас есть. Он сейчас занят. Над пленным Белым Человеком опыты проводит. Зато штатный палач как раз в данную минуту свободен. Позвать?

Харпер непринужденно сел, словно находился в собственном кабинете. Его глаза смотрели прямо в голубые точки на лице Макса.

– Это ваше право, – ровным голосом ответил он.

Макс сел. Ладони сдавили лицо и тут же оторвались, оставив красные пятна усталости и волнения.

– Да, я многого не знаю. Но… мне многого и не нужно, – Макс снова взорвался, – мне нужно знать, откуда вам известно, что у Трехглазых есть индикар? И если он действительно есть, то как мы его достанем?

Харпер хотел было что-то сказать, но Трэш остановил его.

– Макс, я не зря тебе рассказывал о схеме выкупа.

Трэш помолчал, подумал и затем продолжил:

– Дело в том, что я не первый из нашей семьи, кто стал жертвой ВБС. Сначала они схватили брата.

Трэш прикрыл глаза рукой, плечи дернулись, сдерживая рыдания.

– Сигги, так твой брат…? – взвился Харпер. Трэш остановил его вялым движением ладони. Харпер глянул на Макса осуждающе, как бы приглашая разделить боль от трагической судьбы неведомого брата. Но глаза Макса стали настороженными. Он сам пробыл в Карфагене не один год и не меньше нуждался в сочувствии. Жалости вы от него не дождетесь. Только факты.

Трэш как будто справился с волнением, проглотил застрявший в горле комок, судорожно дернув кадыком, и продолжил:

– У меня в Уркане есть друзья. Они связались со мной и передали, что брат у Трехглазых, и нужны деньги для его выкупа. Брат сумел даже передать мне письмо, в котором я, кстати, и прочитал про индикар. Брат просил, чтобы я…

– Письмо.

– Что? – Трэш вынырнул из жижи неприятных воспоминаний.

– Письмо, – повторил Макс, – покажи мне письмо.

Трэш растерянно похлопал себя по карманам.

– Арминус, – жалко пролепетал он, – сказал, что у него нет бумаги, я и отдал. Он сможет писать на обратной стороне. Мне-то что, я знаю письмо брата наизусть, а вот ему, среди этих дикарей…

– Ладно, что там в письме?

– Ничего… «А еще, – пишет мне брат, – у них помимо всего прочего есть настоящий индикар и даже посадочная площадка. Правда, летают они на нем крайне редко. Пока я нахожусь здесь, не летали ни разу…» – цитируя письмо, Трэш закрыл глаза.

Макс остановил его:

– Отлично. Достаточно. Парни, вы слышали? – крикнул он серой массе соратников, сгрудившихся вдоль стен. – У Трехглазых есть индикар. А теперь я попрошу капралов подготовиться к выступлению. Сегодня ночью мы пойдем и отнимем у Трехглазых индикар. Те, кому повезет, уже завтра будут в Уркане. Кто не хочет отправляться в экспедицию, могут остаться в лагере.

В ответ раздался слаженный вой, свидетельствовавший о том, что оставаться никто не собирается. Трэш победоносно глянул на Харпера.

Через пару минут в помещении остались лишь Трэш, Самарин, Харпер и Макс. Макс, убедившись, что никто из его подчиненных не задержался, наклонился к Трэшу. Его сузившиеся губы были почти неподвижны, что создавало эффект чревовещания:

– Вот что я тебе скажу, сволочь. Все, что ты наплел мне здесь про брата, – полная чушь. Трехглазые не берут никаких выкупов. И у них нет индикара.

– Но письмо…

– И письма нет. Потому что нет никакого брата. У нас тоже есть телевизор. И мы знаем, кто такой Сигизмунд Трэш и сколько у него братьев.

Самарин не выдержал и засмеялся. Его плечи подпрыгивали, как два хромых участника олимпиады для инвалидов. Трэш затравленно озирался, явно собираясь настаивать на своем. В его зрачках уже выкристаллизовывалась новая, еще более невероятная история о сводном брате по матери, чей отец совершил преступление в юности и был изгнан из семьи, всю жизнь просуществовав под другой фамилией. Но взгляд Макса отметал любые попытки творчества в жанре мелодрамы.

– Ты что-то хочешь сказать, сволочь? – спросил он и, сплюнув, добавил, – таких, как ты, мы школьниками били за гаражами.

– Знаю я, как вы били, – вмешался Харпер. – десять человек-хулиганов на толстяка-отличника, у которого нет друзей.

– Не был я толстяком, и друзья у меня были! – некстати взвился Трэш.

– Помолчи, Сигизмунд, – оборвал его Харпер, – Позвольте узнать, – обратился он к Максу, – а какого, извините, черта, вы столько морочили нам голову? Вы же с самого начала знали, что у Трехглазых нет индикара?

– Знал, – охотно признался Макс.

– Ну и зачем вы нас обменивали у Белых Людей?

– А затем, что мне надоело торчать в этой дыре. На Родине меня, наверное, уже забыли. Здесь никакой жизни. В общем, я решил, что случай неплохой. Благодаря вам, мои люди уверены, что у Трехглазых есть индикар, а вы знаете, как его достать. Мы нападем на Трехглазых, а там будь что будет. Лично я собираюсь прорваться в Уркан.

Харпер встал и протянул Максу руку. Тот церемонно пожал ее.

27. НОЧНОЙ ДОЗОР

– За что я люблю Сигги, – шептал Харпер Самарину, – так это за его неуемную энергию. Не будь его, мы бы уже давно или погибли, или свихнулись.

Самарин безучастно кивал в темноту. Харпер был возбужден предстоящей схваткой. Не то его будоражил страх, не то ощущение полной непредсказуемости ночного похода. В молодости он занимался боксом. Возможно, в нем что-то осталось со времени потных раздевалок, усталых плеч и радостного ожидания боли.

Впереди танцевал огонек фонаря. Отдельные реплики, работа десятков легких, шелест одежды сливались в легкий гул. Бледные, размытые пятна лиц, отблеск металла, черные силуэты. Самарину на мгновение показалось, что он снова в казахской степи, возле «уазика». Воспоминание было настолько ярким, что в нос шибануло запахом ацетона, и он чуть было не потерял сознание от резкого головокружения. Вокруг ни огонька, только звуки. Звуки настоящие и звуки кажущиеся. Они прятались в темноте, выпрыгивали из нее и снова исчезали, будто дети, плещущиеся в теплом пруду.

– И главное – ему всегда везет! Вот сейчас, скажите на милость, куда мы идем? На верную смерть! Сто шансов против одного…

Самарин засунул руки в карманы и поежился. А что гнало вперед его? Любопытство? Перед ним отчетливо встало растерянное, ничего не понимающее лицо Самарина-2. Дорожка слезы на грязной щеке. Он узнал его? Да, узнал. Он сказал: «Са-ма-рин». Это его он гнал по лабиринту электроударами. Гнал самого себя. И продолжает гнать.

– Сто против одного…

Голос Харпера растворялся в темноте. Звуки распадались на свои составляющие, постепенно превращаясь в абсолютное ничто, тонко дрожащее в ночном воздухе. Осязаемое ничто…

Где-то впереди все остановилось. Казалось, даже планета перестала вращаться. Погас огонек фонаря. В небе застыли звезды. Харпер захлебнулся очередным панегириком Трэшу. Самарин наткнулся на чью-то потную спину. По рядам прошелестела команда «ползком». Все послушно легли. Самарин заработал локтями. Рядом сопел Харпер. Старик сдал за последние дни, но держался молодцом. Как тогда Ардалионов, – до самого последнего мгновения, пока молния не прошила насквозь его усталое тело.

По лицу змеились ветви травы, насекомые кидались в лицо с безумной отвагой. Пространство и время слились воедино и выбросили отряд к небольшой рощице. Самарин скорее почувствовал, чем услышал команду «встать». Они вошли в рощу. Деревья пугали, прикидываясь часовыми Трехглазых. Самарин невольно вытянул руку вперед, чтобы не удариться о шершавый, твердый, как железо, ствол. Роща кончилась, и они оказались на краю лужайки, покрытой густой шелестящей травой. Несколько прожекторов с переменным успехом боролись с темнотой. Их лучи скользили по поверхности травы, постепенно растворяясь у самой земли. Мощности им явно не хватало. А может, Трехглазые, не опасаясь дерзкого нападения с этой стороны, экономили свои аккумуляторы. Тучи букашек купались в свете прожекторов, кувыркались, кружились и пенились. Создавалось впечатление, что над травой стелется туман, живой и непонятный, как любое существо.